то что с ней будет от его созерцания?
— Хэла, — с болью произнёс феран.
— Прошу тебя, Рэтар.
Он тяжело вздохнул.
— Хорошо. Но только при одном условии.
Хэла спокойно согласно кивнула.
— Если тебе станет плохо, вот так, как было сейчас, ты уйдешь, — он хотел попросить, но получилось, что приказал. — Я или Брок, кто-то из нас, тебя оттуда уведёт или унесёт и больше ты туда не пойдёшь. Обещай мне.
— Хорошо, — согласилась ведьма тихо и безропотно. — Я обещаю.
— И ты не будешь сопротивляться, — кажется феран хотел, чтобы она начала это делать. Всё, что угодно, лишь бы её туда не брать.
— Не буду, — ответила Хэла.
Рэтар с трудом согласно вздохнул.
— Только можно мне умыться, перед тем как пойдём? — спросила она глухо.
— Конечно, родная. Мы с Броком на лестнице. Ждём тебя. Надень плащ, хорошо?
Она кивнула и Рэтар помог ей подняться.
Внутренний двор замка бурлил, до домашних уже дошли тревожные, но неопределённые вести. Люди перешёптывались, переглядывались. С тревогой следили за тем, как феран, его фор и чёрная ведьма пересекли двор и вышли на площадь за замковой стеной.
На площади уже кое-где стояли свидетели того, как Мирган, а потом и Гент, принесли в лекарскую двух девочек. На лицах людей был вопрос, сомнение и страх.
На ступенях лекарской сидел Гент. Он рыдал. Рыдал, как рыдает ребенок, когда ему больно или страшно. Гент не был мальчишкой, который вчера пришёл в службу. Он воевал, видел смерть в лицо, хоронил товарищей, видел разруху и жестокость войны. И видеть, как сейчас он не сдерживая себя рыдает, хоть и беззвучно, но так безутешно, было жутко. Из лекарской вышел Мирган и подошёл к ним. С сомнением глянул на ведьму.
— Я много чего видел, ты много чего видел, но то война, — тихо проговорил он, подойдя к ферану, — она жестокая, уродливая. А тут…
Мирган подавился злобой, выдохнул, сжал челюсти.
— Хэла, ты обещала, помнишь? — в Рэтаре была бездна сомнения, что разрешил ей, и смотря в её глаза всё ещё красные из-за слёз, видя так и не вернувшее обычные краски лицо, эта бездна пожирала его.
— Я помню, — отозвалась ведьма, и едва коснулась ледяными пальцами его руки.
— Я должен сначала поговорить с девочками в сером доме, — проговорил Рэтар. — Потом приду сюда.
— Хорошо, — она склонила голову, потом подошла к Генту и погладила его по спине.
Это был такой материнский жест, полный внимания, заботы. Феран не сомневался, что она заговорила воина, чтобы тому было легче пережить то, что увидел.
Рэтар повернулся к сыну:
— Брок, скажи лекарям, что Хэла там по моему приказу.
Юноша повёл головой и помог ведьме зайти внутрь.
— Ему тоже станет плохо, — хмуро сказал Мирган, говоря о пареньке.
— Значит станет, — ответил Рэтар. — Бронару сообщи.
— Уже сообщил. Сказал, что в лекарской его ждём.
— Хорошо. Я в серый дом. Гент, — воин поднял на ферана взгляд, — в себя приходи. Ты мне нужен будешь, когда из корты придут.
— Придут? — Мирган скривился.
— Придут, — кивнул Рэтар и отправился к эйолу.
Уже в дверях ферана встречал взвинченный и обеспокоенный зарнийский эйол.
— Достопочтенный феран, я…
— Не смей мне сейчас ничего говорить, — прорычал Рэтар, перебивая его. — Дети где?
— Там, — эйол потупил взор и рукой указал в сторону одной из комнат, чтобы были в сером доме на случай, если кто-то останется там на ночлег.
— Говорил с ними?
— Нет. Ни я, ни кто-то другой, — смиренно ответил он, так и не поднимая глаз.
— Хорошо.
Рэтар зашёл в комнату и встретился с взглядами двух худеньких, маленьких девчушек, которые сидели на кровати и обнимали друг друга.
Первое, что бросилось в глаза — они были одеты не по погоде. На них были летние платья. Ноги были босыми. Но девочки были чистыми, можно даже сказать ухоженными, если бы не жутковатая худоба и синяки на открытых участках кожи рук, волосы у обеих были забраны под платки. Девочки были очень похожи одна на другую. Та, что была поменьше жалась к сестре, но взгляд не прятала. Кажется она была поражена, увидев перед собой Ретара. В других обстоятельствах ему бы показалось это забавным, милым и наверное вызвало невольную улыбку. Но сейчас он лишь тяжело вздохнул, взяв стул, поставил его перед девочками и сел.
— Ты знаешь кто я? — спросил он у старшей.
Она кивнула:
— Вы достопочтенный феран, — голос у неё дрожал, она говорила тихо, но было видно, что это не от того, что она тихая, а потому что или привыкла так говорить или боялась.
— Правильно. И я задам тебе и сестре несколько вопросов. Хорошо?
— Да.
— Только вот такое дело, — он склонил голову набок, — ты знаешь, что бывает за ложь ферану?
— Да. За ложь ферану — наказание, — прошептала девочка.
— Я не хочу вас наказывать, — проговорил феран. — Но я надеюсь, что вы не хотите мне лгать?
— Не хотим, — мотнула она головой и сжалась, потому что, как ему показалось, в её понимании сделала это слишком громко.
— Начнём с простого — как тебя зовут?
— Трива, — сказала она неуверенно, потом исправилась, — Трива Ганли.
— А тебя? — он посмотрел на младшую девочку.
Та сжалась, вцепилась в сестру посильнее, но глаз оторвать от ферана не могла. Впрочем такая реакция детей, да и порой некоторых взрослых, была ему понятна и привычна.
— Простите её, достопочтенный феран. Она очень мало говорит.
Он улыбнулся и кивнул.
— Ваха, — отозвалась девочка. — Меня зовут Ваха.
— Отлично, — подбодрил её Рэтар. — Блага тебе, Ваха.
Та кажется немного расслабилась и губ её коснулась слабая и робкая улыбка.
— Сколько тебе тиров, Трива? — продолжил он задавать вопросы.
Допрос детей в таких условиях был отвратительным занятием, но Рэтару ничего не оставалось. Ему придётся сделать это самому, чтобы девочек больше никто не спрашивал о том ужасе, который они пережили.
— Одиннадцать.
— А твоей сестре? — он перевёл взгляд на младшую девочку.
— Девять, — отозвалась Ваха.
Она храбрилась, как это делают очень часто дети, пыталась казаться взрослее, чем есть. Несмотря ни на что она оставалась ребёнком. Рэтар снова одобрительно кивнул.
— Сколько у тебя, Трива, сестёр, кроме Вахи?
Этот вопрос заставил старшую девочку занервничать. Она смущённо уставилась на свои руки, пальцы сминали друг друга. Феран взял её руки в свои.
— Трива? — феран заглянул ей в напуганное лицо. — Что с этим вопросом не так?
— Отец… он… он говорит, чтобы мы всем говорили, что нас в семье трое, — прошептала старшая девочка. — Правда нам некому это говорить, мы не выходим из дома. Но если вдруг кто-то спросит…
— Он просит лгать, —
