Мы с Калебом переглянулись с одной и той же мыслью. Пришло время рассказать им о дедушке Рэе.
«Нет, Калеб. Ей не нужно знать. Бабушка просто пытается подбодрить меня. Она пожалеет о своих словах, если ты расскажешь ей о дедушке».
«Думаю, я должен».
Калеб посмотрел на Питера и бабушку. Им узнать о случившемся будет больнее всего: жене Рэймонда и его сыну.
– Папа… бабушка, мы кое-что узнали. Когда Рут брала кровь у Мэгги, они немного поговорили. Она рассказала о Сайксе и том, что он творил.
Калеб сообщил о том, что Сайкс насильно вызвал запечатление у Рут. Питер расхаживал из стороны в сторону, ероша волосы, но когда Калеб перешел к части, о которой мы не хотели говорить, он замедлил шаг и встал перед бабушкой.
– Бабушка, мы подозревали Сайкса. Поэтому спросили у Рут, и она ответила на наш вопрос. Дедушка…
– Нет, – отрезала бабушка и встала. – Нет, мой Рэймонд умер от сердечного приступа. Это была моя вина, мой крест, который я несла все эти годы.
– Нет, бабушка. Сайкс вошел в дедушкин сон и…
– Нет! Больше ни слова. – Она закрыла уши и покачала головой. – Больше ни слова.
Питер взял Калеба за руки. Ему необходимо было узнать правду.
– Сайкс убил его в эхо-сне? – спросил Питер и повернул голову, словно предчувствуя удар. Когда Калеб ответил, его отец дернулся, будто его действительно ударили.
Он подошел к матери, которая билась в истерике в углу. Бабушка качала головой и повторяла снова и снова:
– Нет, нет, нет. – Она позволила сыну обнять себя, а затем дала волю слезам, я плакала и переживала вместе с ними, но это была боль Калеба, не моя. Я даже не посмотрела ему в лицо, когда обхватила его руками и попыталась забрать хотя бы унцию этой боли.
Судя по его хватке, он принимал мое предложение. Так что я потянулась на цыпочках, чтобы еще больше прижаться к нему, и позволила поднять себя. Калеб уткнулся лицом в мою шею, когда послышался полный страдания плач убитой горем женщины и ее сына.
Настроение у меня, как и у всей семьи Джейкобсонов, мало подходило для вечеринки. Питер наконец сказал Калебу, что соберет семью попозже в одной из комнат второго этажа. Собирать их вместе без участия остальных кланов было бы слишком подозрительно. Так что за обедом еда не лезла нам в горло. Бабушка сидела мрачная, и все это заметили, потому что ей это было совсем не свойственно. Калеб за обедом сидел рядом с ней, то и дело озабоченно поглядывая на нее.
Наконец бабушка сказала, что устала и пойдет спать. Она крепко обняла Калеба и так долго держала в объятиях, что это заставило меня снова ощутить ее боль. Затем она обняла меня, и я почувствовала, что должна что-то сказать. Она была так добра ко мне и всегда готова пошутить.
– Бабушка, мне так жаль, – проговорила я, уткнувшись ей в плечо. – Я хотела бы наказать их за то, что они вам сделали.
– Сайкс умер, милая, – отозвалась она, – а Уотсоны просто жестокие люди. Я никогда не знала более эгоистичных и жестоких людей. Просто будь осторожна. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
– Со мной все будет хорошо. Но хотелось бы знать, что делать. Ожидая знаков и видений, я чувствую себя не очень продуктивной.
– Судьбу нельзя заставить работать по расписанию, девочка, – сыронизировала бабушка. Калеб тихо засмеялся сзади. – Ты должна понять, что все… было предначертано, – произнесла она медленно.
– Это я должна утешать вас, – сказала я, – а не вы меня.
– Ох, не волнуйся о бедной старушке. Я еще побрыкаюсь, вот увидишь.
Мы смотрели ей вслед, и на душе у меня было муторно. Подошел папа и спросил, где Биш. Я почти забыла, где оставила брата. Я заверила папу, что Биш в порядке – общается где-то с Джен. Папа меня просто поражал. Он веселился. И имел успех! Ему симпатизировали, с ним любезничали. Создавалось впечатление, что он создан для того, чтобы быть одним из Асов.
Мы с Калебом отправились в мою комнату, когда все начали подумывать о том, не пора ли ложиться спать. Я тихо постучала в дверь и, ничего не услышав, просунула в нее голову. В комнате никого не оказалось, и я была немного разочарована. Я-то надеялась, что Биш и Джен будут наслаждаться отпущенным им временем и использовать его по максимуму, но, похоже, они ушли.
Калеб закрыл за мной дверь. Я пошла снять туфли у подножия моей кровати и вдруг услышала храп. Храп Биша. Кровать была пуста, так что я подошла к дивану рядом со шкафом и там-то их и обнаружила. Они оба были одеты, только туфли сброшены на пол. Биш лежал на спине, а Джен свернулась калачиком рядом с ним, положив руки ему на грудь. Одну руку он закинул за голову, а другой обнимал ее за спину. Лицами они уткнулись друг в друга.
Я покрутила сережку, в раздумье глядя на них. Рука Калеба легонько легла мне на плечи.
– Слушай, пусть они спят здесь. Твой папа может занять кровать.
– А где мы будем спать?
– Ну…
Дверь в комнату распахнулась, и запыхавшийся Родни с трудом выдавил:
– Твой… твой папа…
– Мой папа что? – спросила я, не в силах быть вежливой, раз что-то случилось. – Родни, или говори, или убирайся из комнаты, чтобы я могла прочитать твои мысли!
Он сделал глубокий вдох и выпалил:
– Твой папа только что запечатлелся!
У меня дыхание перехватило. Что он только что сказал?
Мы с Калебом бегом бросились из комнаты и прибыли на место действия как зрители, которые стали свидетелями происшествия. Я хотела и одновременно не хотела это видеть. Я не была уверена, что я узнаю или увижу.
Мой папа заламывал руки, рядом с ним стояла красивая блондинка. Он слушал объяснения Питера и Паоло о запечатлениях, о том, что они почти никогда не случаются с обычными людьми, и тот факт, что папа был человеком и только что приехал сюда, поразил всех.
Женщина оказалась младше моего отца. Она скромно, но радостно улыбалась и смотрела на своего нареченного восхищенными глазами. Взгляд моего отца перебегал с нее на Питера и обратно. Когда-то он любил маму, но он никогда не выглядел таким восторженным.
Я не знала, смогу ли справиться с наплывом эмоций, но я очень радовалась за него. И тот факт, что он был человеком и запечатлелся перед всеми, мог стать толчком, так необходимым Асам, чтобы преодолеть неприязнь к людям. То, что долгий, утомительный день заканчивался так чудесно, казалось просто невероятным.
На самом деле я была не готова к восторженным мыслям всех окружающих, поэтому просто закрылась ото всех, кроме Калеба.
