— Думаю, мудро оставить её здесь, — сообщил Мэлори. — Она принадлежит этому месту.
Блу моргнула. Хотя причудливый профессор вырос в её глазах с тех пор, как они впервые встретились, она бы, конечно, не определила его, как кого-то, кто достаточно считается с другими людьми, чтобы предложить в нём межличностную проницательность.
— Ты бы хотела знать, какую услугу оказывает Псина? — поинтересовался он.
Казалось, этот вопрос не имел отношения к его предыдущему заявлению, но любопытство Блу её пожирало. Сдержанно она ответила:
— О, ну. Я не хочу, чтобы вам было неудобно.
— Мне неудобно всё время, Джейн, — сказал Мэлори. — Вот для чего Псина. Псина – психиатрическая собака. Он обучен так, что, если чувствует, будто я встревожен, то делает что-нибудь, чтобы улучшить ситуацию. Например, садится рядом, ложится мне на грудь или кладёт мою руку себе в пасть.
— Вы сильно встревожены?
— Это ужасное слово, тревога. Оно заставляет кого-то думать о заламывании рук, истерике или корсажах. Скорее, я просто не люблю людей, потому что они люди... боже, они ведь не набросятся друг на друга, да?
Это потому что Кайла орала в другой комнате:
— НЕ НАДО ТУТ МНЕ ЭТОГО ОТСУТСТВУЮЩЕГО ПОДГОТОВЛЕННОГО МАЛЬЧИШЕСКОГО ВЗГЛЯДА.
Блу ранее была рада не находиться в петле серьёзной дискуссии в гадальной, но сейчас она передумала.
Мэлори продолжил:
— Нас поставили в пару с Псиной прямо перед поездкой, и, должен сказать, я не представлял, что так сложно путешествовать с собакой. Мало того, что это было нечто, чтобы найти Псине самой место, где бы ему было легко, Псина постоянно пыталась лечь мне на грудь, пока я стоял в этой ужасной очереди на досмотр службы безопасности.
Псина не выглядела так, будто сожалеет.
Мэлори заговорил дальше:
— Меня беспокоит не то, что у людей снаружи, а то, что внутри. С тех пор, как я был ребёнком, я был способен видеть ауры и всё такое. Индивидуальность. И если человек...
— Подождите, вы сказали, что можете видеть ауры?
— Джейн, я не ожидал, что как раз ты будешь судить.
Блу была хорошо знакома с идеей об аурах – энергетических полях, которые окружали все живые объекты. Орла проходила через подростковый период, рассказывая каждому, что говорят о них ауры. Она сообщила Блу, что её аура говорила о её росте. Она была довольно ужасным подростком.
— Я не судила! — заверила она Мэлори. — Я уточнила. Это относится к Псине, потому что...?
— Потому что когда люди слишком близко ко мне, их ауры дотрагиваются до меня, а если слишком много аур дотрагиваются до меня, это меня запутывает и заставляет чувствовать, как по-дурацки называют врачи, тревогу. Врачи! Дураки. Я не знаю, рассказывал ли тебе когда-нибудь Гэнси о том, как мою мать убила британския система здравоохранения...
— О, да, — быстро солгала Блу. Ей было очень любопытно послушать о том, как Мэлори видит ауры, что точно в её интересах, и нелюбопытно слушать о смертях матерей, которые были решительно вне круга её интересов.
— Это шокирующая история, — сказал Мэлори с каким-то удовольствием. Затем то ли из-за лица Блу, то ли из-за её телосложения, он поведал ей историю. И закончил со словами: — И я мог наблюдать, как её аура медленно исчезала. Так что видишь, вот как я знаю, что Гвенллиан принадлежит такому месту, как это.
Блу вернула своему лицу выражение.
— Погодите-ка. Что? Я что-то пропустила.
— Её аура как твоя... она синяя, — сообщил он. — Ясновидящая аура!
— Правда? — Она собиралась быть чрезвычайно раздражённой, если именно так она получила своё имя... как будто назвали щенка Пушистиком.
— Такой цвет ауры у тех людей, кто может прорывать завесу.
Она решила, что сообщение о том, что фактически она не могла прорвать завесу, только продлило бы беседу.
— Вот почему меня первоначально тянуло к Гэнси, — продолжил Мэлори. — Несмотря на его подвижную индивидуальность, у него очень приятная и нейтральная аура. Я не ощущаю, что я с другим человеком, когда я с ним. Он не забирает у меня силы. Теперь он немного громче, но не сильно.
У Блу было очень ограниченное понимание того, что значило «подвижный», и из-за этого ограниченного понимания ей пришлось нелегко в попытках применить это слово к Гэнси. Она спросила:
— Какой он был тогда?
— Это были прекрасные дни, — ответил Мэлори. Затем, после паузы, добавил: — Кроме тех дней, которые такими не были. Он тогда был меньше.
Способ, которым он произнёс «меньше», заставлял думать, будто он говорил не о росте, и Блу показалось, она знала, что он имел в виду.
Мэлори продолжил:
— Он всё ещё пытался доказать, что у него были не просто галлюцинации. Он был всё ещё довольно одержим самим событием. К его счастью, кажется, он вырос из этого.
— Событие... укусы? Я имею в виду, смерть?
— Да, Джейн, смерть. Он озадачивал её всё время. Он всегда привлекал пчёл, ос и всякое такое. Кричал от ночных кошмаров... Он должен был иметь собственный дом, потому что я не мог так спать, как ты можешь себе представить. Иногда эти припадки случались и в течение дня. Мы только бродили по тропе в Лестершире, и следующее, что я знал, он на земле царапал своё лицо, словно психически больной. Тем не менее, я ему дал время, и он двигался своим чередом и был в порядке, будто ничего не случилось.
— Как ужасно, — прошептала Блу. Она представила эту лёгкую улыбку, которую Гэнси научился набрасывать на своё истинное лицо. Она со стыдом вспомнила, как однажды задалась вопросом, что заставило парня, как он, парня, у которого было всё, обучиться этому навыку. Как несправедливо она полагала, что любовь и деньги исключают боль и страдания. Она подумала об их ссоре в машине прошлой ночью с некоторой виной.
Мэлори, казалось, не слышал её.
— Хотя такой исследователь. Такой острый нюх на скрытые вещи. Ты не можешь такой натренировать! С таким надо родиться.
Она слышала голос Гэнси в пещере, глухой и испуганный:
— Осы.
Её затрясло.
— Конечно, потом однажды он исчез, — задумался Мэлори.
— Что? — Блу резко сфокусировалась.
— Мне не следовало быть удивлённым, — ненавязчиво сказал профессор. — Я знал, он был великим путешественником. Но я думал, мы до конца не закончили исследования. У нас были равные шансы исправить это. Но тут одним утром он просо исчез.
— Как исчез?
Псина забралась на грудь Мэлори и теперь лизала его подбородок. Мэлори его не прогонял.
— Ох, исчез. Вещи, сумки. Он многое оставил, то, что ему не было нужно. Но он так и не вернулся. Прошли месяцы, прежде чем он позвонил мне снова, будто ничего не произошло.
