Анастасия Романчик - Прощенные

Девушка открыла глаза и увидела ухмыляющиеся лицо воительницы в рогатом шлеме, в черных доспехах. В одной руке она держала шикарный молот, в другой — сверкающий двусторонний топор. Олимпиада еще поразилась, как она держит такое массивное оружие в руках и не падает снопом.

— А…

— Нет, я уничтожила его тело, но, увы, через пару тройку дней он снова будет здесь в прежнем облике, хотя нападать решиться не скоро. Они живучие твари, их не очень-то просто убить. Вот если бы ты его пырнула своей заэной, тогда он бы не вернулся в реальный мир.

Лима услышала крики и лязг оружия, повернувшись, узрела самый разгар сражения.

— А…

— Гномы проснулись.

— А как же снотворное, они же вам не поверили?! — изумилась ученица, вставая и снимая свой «дурацкий» головной убор.

— Поверить-то они мне не поверили, но, а на что мне мозги, ты скажи, голуба моя? Я травку-то конфисковала, а вместо нее подсунула пряности похожие внешним обликом на нее. Так что наш шпиончик крупно сел в лужу. А твои крики быстренько перебудили всех гномов. Видя, как ты визжащая в своем костюмчике зайчика драпаешь от алчущей нежити, спасаешь их сонные тушки, гномикам стало стыдно. И они быстренько собрались, спустились и дали в табло самым резвым козликам. Вон посмотри, как они стараются! Я их даже так не заводила своими речами, как ты своим прикидом!

— Я тебя придушу!! — рявкнула Олимпиада совершенно не в себя от гнева, хитрая мордочка Сирены стала последней каплей в ее терпении.

— Ой, напугала кота сосиской, лучше иди, помоги гномам, а то совсем распоясалась!

Девушка еще раз икнула. Ей быстренько вручили заэну и хорошим подзатыльником отправили воевать. Сражаться оказалось не с кем, но хоть на ком-то девушка все-таки выместила все, что накопилось на душе. Последний рассыпавшийся скелет еще долго получал от нее удары, пока Лиму, орущую как бешеная обезьяна, не оттащили от него. Единственное, что ей запомнилось то, как бросалась в самую гущу Сирена. Она опережала гномов, которым предстояло встретить смерть, и заслоняла их собой. В ее теле торчало больше кинжалов, чем в ком бы то ни было. Но когда все закончилось, имела силы улыбаться, вытаскивая из себя чужое орудие убийства. На Олимпиаде насчитывалось всего пару царапин, но гномы все равно смотрели на нее как на героя и дружески похлопывали ее по спине (до плеча не дотягивались).

— Неужели вам совсем не больно? — спросила Лима, приблизившись к учительнице.

Воительница покачала головой.

— Сегодня мне было больно, — отвечала, — когда я остановила меч, предназначенный тебе, и он впился в мое плечо.

Девушка удивленно открыла рот.

— У него в руках было адского оружие, ничто другое меня не возьмет. Силы в нем недостаточно, чтобы реально причинить мне вред, но и этого хватило, чтобы я почувствовала боль. Не боись, рана затянется завтра, а вот если бы он порезал тебя, ты бы однозначно скопытилась, даже будь на тебе одна царапина, — последний кинжал вытащен из ее тела.

— Спасибо, — виновато произнесла девушка.

— За что?

— За то, что спасли меня.

— Брось! — махнула рукой Сирена. — Любой светлый поступил бы точно так же, в этом наше главное отличие от них, — кивок в сторону врагов. — Запомни раз и навсегда, мне нельзя убить обычным оружием. Будь во мне хоть тысяча этих зубочисток, — она покрутила в руке кинжал и вздохнула, — я бы выжила. Но и адское оружие не одинаково на меня действует, если то было оружие адского владыки — я бы тут не стояла. А вот адского генерала — я бы провалялась в постели минимум месяц, а то и год, и это заметь от одного пореза. А такая мелкая шушера, как высшие демоны убьют меня, если распилят на мелкие куски.

Подошли гномы.

— Может, великая Не имеющая облика, и ее достопочтимая ученица Крик чего-то желают?

— Чаю, если можно. Пить хочется, — выдохнула Лима.

— Мне того же, — хмыкнула женщина.

— А может самогончика? — лукаво подмигнул один из гномов.

— Не сегодня, нам еще предстоит дальний путь.

— Неужели не останетесь отпраздновать? — жалобно промолвил тот же гном.

— Увы, время поджимает, мы и так задержались, — пожала плечами Сирена, — не вы одни, нас ждут, мы должны идти.

Гномы согласно закивали. Принесли чай. Сирена с удовольствием отпила из чашки и показала знаком гномикам, что хочет остаться с ученицей наедине. Когда они разошлись, Лима тревожно спросила:

— Мы что, действительно уходим сейчас?

— Да, хотя желанием особым я не горю. Я гномов уважаю и люблю. А тех, к кому мы должны топать, не перевариваю. Но ничего не поделаешь, на то мы и добрые, чтобы помогать всем вне зависимости от симпатий.

— И куда дальше?

— Дальше? — задумалась Сирена. — Заглянем к амазонкам, хотя я не в восторге от подобной мысли. Поверь мне, эти дамочки отличаются сквернейшим характером и сучки порядочные. Я тебе это говорю по секрету. Не вздумай им сказать, башку оттяпают и это минимум, что они могут с тобой сделать.

— И когда к ним отправимся, через какие миры должны идти?

— Пешечком идти — ноги отваляться. Я применю шарик-телепортации, заодно сэкономим время на транспортировке.

Она действительно достала шарик.

— Гномы пока, всех люблю и обожаю! Не поминайте лихом! — крикнула воительница напоследок, прежде чем бросить шар под ноги.

Одна вспышка и картинка мира кардинально поменялась. Олимпиада с удивлением рассматривала странный каменный город в свете солнечного дня. Она не переставала поражаться новизна и полету человеческой фантазии. Они стояли на каменной площадке возле статуи женщины с занесенным копьем в руке. Статуя девушке не понравилась. Грубая, квадратная, угловатая. Складывалось ощущение, что бедная женщина складывалась из сплошных квадратиков и прямоугольников. А здания…

— Да, да, — словно отвечая на ее немой вопрос, проговорила Сирена, — эти девочки помешены на оружии, потому и дома у них как копья, мечи и тому подобная хрень. Матриархат и все такое, полнейшая безвкусица и отсутствие маломальского чувства стиля. Бабы как мужики — накаченные качки. Мужики, увы, подкаблучники и жополизы с внешностью фотогеничных мерзавцев.

— То есть, красивые?

— Ага, хотя кто как, краше обезьяны и то прогресс! — скептически хмыкнула воительница. — В городе процветает лесбийская любовь.

— Какая?! — резко повернулась к учительнице Лима, думая, что ослышалась.

— Лесбийская, думаю объяснять не надо, что это такое?

— Нет, не надо, — чмокнула губами, отворачиваясь в полнейшем изумлении.

— Станут приставать, делай рожу кирпичом и ссылайся на меня. Я тут известная особа, меня они знают.