Я был в каком-то полузабытьи, не понимая, где нахожусь, но у меня было ощущение, что место мне знакомо, и я бывал здесь раньше. Но где же я? Возможно, в аду; что ж, здесь хотя бы тихо. Я приоткрыл глаза и заметил две светящихся точки, которые приближались ко мне.
— Итак, вот и ты! — произнес чей-то голос. Я прищурился и обнаружил, что источник этого света — пытливый взгляд двух больших глаз.
— Катрина! — прохрипел я.
— Почему бы и нет? Да, это я, — проговорила она так, словно мы просто встретились с ней на пыльной, грязной дороге неподалеку от поместья Веритас.
— Это все сон, — сказал я, обращаясь скорее к себе, чем к ней.
— Возможно, — она произнесла это таким беззаботным тоном, словно я спрашивал ее, будет ли сегодня дождь. — Но разве это так важно? Главное, мы снова вместе.
— Почему так происходит?
— Некоторые люди не умеют отпускать. Наверное, это сложно, да? — Вопрос был риторическим.
Я посмотрел ей в глаза. Эти огромные кошачьи глаза; они сейчас были еще прекраснее, чем всегда. Я стал вспоминать то время, когда я изо дня в день тонул в этих глазах, готовый всем пожертвовать ради них. Так оно и случилось. Я рискнул ради Катрины всем. И я все потерял. Но эти глаза напомнили мне о том, что значит быть молодым и верить в то, что любовь способна покорить мир.
Я всегда хотел спросить ее, почему она обратила меня, зная наперед, что жизнь моя будет горькой. Я хотел узнать, как она сама выдерживает свое вампирское существование. Я хотел понять, что же мне делать теперь, когда я потерял все, чем дорожил. И я хотел знать, почему она продолжает преследовать и мучить меня.
— Умничка Стефан, — улыбка заиграла на губах Катрины. — Вечно ты обо всем размышляешь, все обдумываешь. Но запомни, есть многое на свете, друг мой Стефан, что невозможно ни понять, ни объяснить. Есть вещи, которые можно только пережить, испытать самому.
— Но почему?! — воскликнул я, но вместо ответа Катрина просто растворилась во тьме.
***
— Нам пора идти, — сказал Дамон, грубо ткнув меня под ребра носком своего ботинка.
— Сейчас? — Я передернул плечами, пытаясь прогнать сон. На траве повсюду уже выступила предрассветная роса, и я понимал, что еще чуть-чуть — и утро окончательно вступит в свои права.
Дамон кивнул. Кора, нахмурившись и скрестив на груди руки, стояла в нескольких шагах и молча разглядывала нас.
— Мы возвращаемся в Лондон, — твердо произнес Дамон. — Мне нужно найти Сэмюэля и преподать ему урок. Никто не смеет перехитрить Дамона Сальваторе. Я собираюсь обставить его в его собственной игре.
— Мы не можем вернуться в Лондон, — выпрямившись во весь рост, я стоял напротив Дамона, пристально глядя ему глаза и крепко сжимая челюсти. — Ты что, не понимаешь?! Нужно остановить эту войну, которую нам навязали. Ты привык ненавидеть меня. Теперь ты будешь ненавидеть Сэмюэля. Это приведет только к новым кровопролитиям, к новым убийствам. Ты что, не понимаешь этого?!
— О, да, я все понимаю, братишка. И я понимаю, что ты скорее дашь себя убить, чем скажешь брату «спасибо» за то, что он спас твою жизнь. Так вот, я возвращаюсь в Лондон. Если ты хочешь прозябать в неизвестности и выживать, питаясь кровью овечек и кроликов, — вперед.
— Я тоже еду в Лондон, — произнесла Кора. Лицо ее было бледным и измученным. — Я должна найти Вайолет. — Тут они с Дамоном обменялись взглядами, смысл которых так и остался мне неясен.
Наконец Дамон кивнул.
— Ладно, я поеду, — согласился я.
Да ничего другого мне и не оставалось. У Вайолет теперь была своя дорога, но я должен сделать все, чтобы выполнить ее предсмертную волю. Я не мог позволить ей стать монстром. И Дамон был нужен мне, неважно, понимал он это или нет. Именно сейчас, когда я остался совсем один, и у меня снова не было дома, я очень нуждался в брате, как бы ни отвратительно мне было признавать это.
Я оставил их и пошел через лес к станции. Вскоре я услышал гудок паровоза. Свобода была так близка, и я прибавил шагу.
— Но на этот раз давай-ка без постоянного чувства вины за то, кто ты есть, Стефан. — Дамон догнал меня, использовав нашу вампирскую скорость. Кору он нес за спиной. — Ты — вампир. Когда же ты наконец смиришься с этим?
— Дамон, я знаю, кто я такой, — спокойно ответил я брату. Он всегда приводил этот аргумент в наших спорах, но на этот раз мне не хотелось ему возражать. Поезд, пыхтя, подходил к станции, нужно было соблюдать осторожность. Наверняка вся округа разыскивает нас: вот-вот кто-нибудь может нас заметить, и тогда мы будем пойманы, если не успеем вовремя включить гипноз. — Я знаю, кто я, — снова сказал я Дамону. — Я твой брат.
— Да, — после небольшой паузы произнес он в ответ.
Это еще не было похоже на прощение, но я чувствовал, что между нами что-то сдвинулось, что-то изменилось в лучшую сторону. Если мы хотим поймать Сэмюэля, нам надо объединиться. Может, борьба с Сэмюэлем и была нашим единственным шансом прекратить кровопролитие и череду смертей, преследовавших нас обоих. Мне хотелось в это верить. Мне хотелось верить хоть во что-нибудь.
— Ты знал, что Сэмюэль — вампир? — спросил я Дамона. Это был один из тех многочисленных вопросов, которые мучили меня во время моего лихорадочного сна на лесной поляне. Неужели Дамон сознательно искал общества вампиров там, в Лондоне?
— Нет, я не знал, — Дамон покачал головой, в его темных глазах сверкнул гнев. — Но я точно знаю, что никогда не позволю ему или кому-либо другому оставить меня в дураках. И еще я точно знаю, что преподам Сэмюэлю такой урок, который он никогда не забудет.
— Что, если он из Первородных? — спросил я почти шепотом.
Я поднял глаза к небу, надеясь, что если там, наверху, где-нибудь есть светлый и прекрасный мир, то Оливер попал в него, и больше ему ничего не грозит, и там он наконец сможет охотиться, сколько душе угодно.
— «Что, если он из Первородных?» — передразнил Дамон, выводя меня из задумчивости. — Ну и что с того? Какое это имеет значение? Важны только сила и решительность. Таков путь истинных Сальваторе, — произнес он, не скрывая сарказма. — Готова? — Он обернулся к Коре, и что-то промелькнуло в его взгляде, что-то, смысл чего я не смог, как обычно, уловить. С Дамоном никогда невозможно понять, о чем он на самом деле думает.
— По вагонам! — закричал проводник, махнув нам рукой.
Я старался избегать мыслей о том, что он может подумать о нашей троице, о разодранной в клочья рубашке Дамона, о моей ране, насквозь пропитавшей кровью одежду на груди, о шарфике Коры, изящно повязанном вокруг шеи и развевавшемся над окровавленным лифом ее платья.
