Написать новую песню? Да, только ни одна песня не вместит в себя силу огня, что горит внутри меня. Сжигает и наполняет энергией.
Арвид догадался, что я свалил увидеться с какой-то девчонкой на ночь глядя? Может быть, ибо настоял на том, чтобы завтра я был на главной репетиции, и без раздумий одолжил мне свою машину и карточку. Благо, безымянную. В качестве аванса.
Ничего, получу деньги за концерт и все верну.
Бесовка с любопытством рассматривала бежевый холл отеля, золотое напыление на настенных светильниках, молочно-белые диваны. Я бывал здесь четыре раза, когда появлялось вдохновение понежиться вдвоем с девушкой в огромной ванной. Воспоминания о тех ночах стремительно блекли, стирались, пока я придерживал за талию Беатрису.
Нет никого желаннее и красивее нее.
Администратор за стойкой предельно вежлив, не выдал выражением лица, что узнал меня, не покосился на мою спутницу. Бесовка сильнее подкрасилась в машине, чтоб наверняка никто не рассмотрел за макияжем преступницу. Я с трудом уговорил ее оставить рюкзак в багажнике. Она ведь обещала, что мы пробудем вместе до утра, поэтому ее деньги в машине — гарантия того, что раньше она не сбежит.
— Я могу украсть у тебя ключ от тачки, — игриво улыбаясь, прошептала Беатриса, пока администратор оформлял на мое имя номер.
— Сначала тебе придется его достать.
— В смысле?
Я приподнял уголок губ и загадочно прищурился. Ее голубые глаза в обрамлении длинных угольных ресниц потемнели до оттенка сизых теней. Тонкая рука забралась в задний карман джинсов и резко сжала мою ягодицу — я дар речи потерял на миг.
— Ваш номер 584, — сказал администратор и любезно протянул магнитную карту-ключ.
— Благодарю.
— Где мой смартфон? — прошипела бесовка на ухо, когда мы поспешили к лифту.
— Составляет компанию рюкзаку в багажнике. Ради справедливости, я свой мобильник тоже оставил. Не хочу, чтобы нас кто-то беспокоил.
— Утром как проснемся без будильника?
— Сейчас придем в номер и вместе с едой закажем утреннее пробуждение.
Створки лифта разъехались, и мой взгляд автоматически поднялся к потолку — внимательный глазок камеры немым стражем висел над нашими головами. Я бы прямо здесь притиснул Беатрису к стене и выместил на ней страсть, что долго томилась взаперти. Но такого удовольствия охране за мониторами не подарю. Я притянул бесовку к себе ближе и нажал на пятнадцатый этаж. Она тоже косилась на камеру, недовольно поджав губы.
— Мне нравится, как ты оделась. Алая блуза… — я задумчиво промычал. Как не сказать пошло? — Заводит меня.
— А длинная юбка?
— Красиво огибает бедра и ткань колышется волнами, когда ты идешь. — Я повторил рукой изгиб талии и скользнул по округлой ягодице. Бесовка запустила руку под мою футболку и царапнула ногтями по прессу — я судорожно вдохнул. Издевается? Нервы и так на пределе.
Лифт остановился. Мы торопливо вышли из кабины в просторный коридор. Беатриса поспешила вперед, я брел следом, любуясь ее легкой походкой. Она прекрасна. Будто не идет, а плывет, ткань завораживающе струится, бедра плавно выписывают восьмерки. Взгляд не оторвать.
— Пятьсот восемьдесят четыре! — Бесовка указала рукой на дверь, обворожительно улыбаясь. Сгрести бы ее в объятья и зацеловать.
Что я и сделал, когда мы завалились в номер. Она тихо простонала мне в губы, сводя с ума. Ее тело тянулось к моему, руки забрались под футболку на пояснице, переместились к ширинке, где член рвался из тесноты на свободу. Проворные пальцы залезли в карман с ключом от машины.
Поймав наглую руку, я разорвал поцелуй.
— Блин, — вздохнула бесовка.
— Уже собралась валить?
— Попробовать умыкнуть ключ — это дело принципа, понимаешь?
Я прошел в гостиную, доставая на ходу ключ, и запустил его телекинезом к панорамным окнам на карниз, под которым гармошкой сложены аварийные жалюзи. Злость нахрен раскрошила вдохновленный настрой.
— Так не честно, — пробормотала Беатриса. Но возмущение постепенно утекало из ее голоса: — Как мне теперь его достать… Кошмар, сколько этот номер стоит?
Я пожал плечами. Ничего особенного. Темно-гранитные стены должны бы визуально уменьшать комнату, но она такая огромная, что не скроешь. Белый диван в компании бархатных темно-синих кресел. На полу ковер с геометрическими узорами. Нигде позолоты, хрусталя, мебели ручной работы, так что ничего особенного. По сравнению с домом моего отца.
Зато ванна здесь шикарная.
— Давай сразу проясним, — бесовка уперла руки в бока. — Если ты платишь за номер, это не значит, что я должна тебе прислуживать. Ты сам выбрал такую дороговизну.
— Шутишь? Если мне понадобится прислуга, я ее найму. — Ноги понесли меня к мини-бару. — Что будешь пить? — спросил я, закидывая в бокал лед.
Она подозрительно молчала. Я обернулся: Беатриса застыла перед зеркалом, обрамленным белой рамкой с серебристыми узорами, и порхала кистью над головой, лицом, одеждой. Нарядившись в королевское платье и нахлобучив корону, она уселась в бархатное кресло.
— Плесните мне белого вина, сударь. — Бесовка плавно взмахнула рукой и выровняла спину. Я пошатнулся от короткого смешка, расплескивая виски. Она с невозмутимым лицом спросила: — Что? В простецкой блузке и юбке я себя чувствовала не в своей тарелке, а теперь проникаюсь атмосферой.
— Это не самый шикарный номер в отеле. — Я налил в бокал рислинг и отправил его по воздуху прямо в руку бесовке.
— Обалдеть. Это самый шикарный номер, в котором я была, так что помолчи. — Она сделала глоток. — Божественно.
— Что у тебя в семье происходило?
Беатриса помрачнела:
— В смысле?
— По долгу службы мне пришлось навестить твоих опекунов.
— Вот черт… — Она облокотилась о подлокотник и прижала лоб к ладони. Корона держалась, как приклеенная. Я сел на белый диван и отпил виски.
— Твоя бабушка…
— То есть мама Джемма! — перебила меня Беатриса. — Не уследила за моей родной матерью и отыгрывалась на мне. Я должна была стать хорошей, примерной, послушной девочкой. Черта с два! Мне надо было тихонько говорить, хорошо готовить, убирать, быть такой страшненькой, чтобы одноклассники внимания не обращали, но не сильно страшненькой, чтобы после двадцати — не раньше — выдать меня замуж за такого же мерзавца, как дед. То есть заносчивого лентяя. Это у мамы Доры такое представление о настоящих мужчинах. Он же ее, беднягу, почти с улицы подобрал. Рабу себе сделал, без права голоса. Сволочь, ненавижу.
Бокал задрожал в ее руке. Она уставилась невидимым взором перед собой и отпила.
— Сумбурно я все на тебя вывалила. Прости, больная тема.
Да уж, ничего удивительного в том, что у бесовки несносный характер и незаконный способ заработка. Мне тоже с семьей не повезло, но хоть в музыкальной школе нашлись преподаватели, которые давали поддержку.
— А все очень мило начиналось, — не выдержала Беатриса гнетущего молчания и продолжила. — Мама Джемма постоянно хвасталась, как они с дедом познакомились. Она жила на заводе, зашла после работы в магазин купить хлеб, ей не хватило денег, а мужчина в очереди за нее заплатил. Они разговорились, он позвал ее на свидание, был очень обходительным, подарил цветы. Мама Джемма влюбилась, конечно. Он ее и обхаживал до свадьбы, а вместе с семейным бытом все закончилось. И начались побои.
— Не думаешь, что ей нужно как-то помочь?
— Так она считает, что заслуживает их! Но никто не заслуживает насилия, никто!
— Конечно, потому я и говорю о помощи. Сколько она с ним живет? Слишком долго, чтобы самой выбраться.
— Я не могу себя заставить помочь ей. Не могу забрать и тащить на себе!
— Ты не обязана помогать другому человеку, если у тебя нет возможности. И тащить на себе ее должны врачи, а не ты.
— Врачи? Ты про психбольницу? Что, если она там превратится в овощ?
— Есть больницы нормальные, где лечат, помогают избавиться от психологических расстройств и травм, а не калечат.
