лошадиных копыт, их было так много. Целые сотни мохнатых звериных ног, опасных копыт и наездников в шкурах и жутких масках. «Нас растопчут!» — мысленно ужаснулась я, даже в мгновение, когда задыхалась от боли и так была близка к смерти, подумала, как бы спасти сына.
Мне бы позвать Святослава, но из моего горла вырывалась только кровь и ни единого звука. Зато наездники на взбесившихся и окруживших нас лошадях оглушая орали. Ничего не страшась, они, нарушая покой этих земель своим диким ликованием, вырвали у меня дитя из рук. Из последних сил я попыталась броситься за ними вслед, вскинула руки к расшитому серебряными нитями одеяльцу, как меня сбили с ног ударом хлыста. Повалившись лицом в снег что от моей крови вмиг становился красным я хрипела, ползла пытаясь кричать,звать на помощь. Я не верила, не хотела верить, что не смогу достать, догнать, вернуть себе своё дитя! Эти дикие крики, мой собственный хрип и топот копыт, беспокойное ржание лошадей смешалось с яростным звериным рыком. Земля подо мной словно содрогнулась, когда лапы северного волка коснулись её. Чёрная шерсть на волчьих лапах стала последним, что я видела, её сменила чёрная густая и вязкая тьма.
Поглотившая меня чернота ненадолго лишила меня возможности чувствовать и знать, что же случилось на самом деле. Вернул к свету и к жизни Святослав, когда от побоища осталось лишь гора растерзанных трупов.
— Моя храбрая синица, живая! Живая! — прижимая меня к себе, Святослав раскачивался рыдая, и трясущимися руками в крови словно безумный гладил моё лицо, тут же покрывал поцелуями всё до чего успевал дотянуться губами.
— Владимир! Где он?! Его похитили! — всхлипнула я, даже не поняв, почему могу говорить и не смысля, куда делась та боль, пронзающая всё моё тело.
— Телепня! — раздалась со стороны старушечья усмешка.
Я повернула голову, там, укутанная в мой халат, стояла улыбающаяся знахарка. Она прижимала к себе Владимира, уже не спящего, но по-прежнему укатанного в расшитое серебряной нитью одеяльце.
— Дайте! Дайте его мне! — потребовала я, протянув руки осознала, что прикрыта лишь халатом с чужого плеча, а под ним я полностью голая.
В этот миг я вспомнила про стрелу, про страшную смертельные раны на шее и коснувшись руками тех мест не обнаружила ничего. Ни стрелы, ни ран. Я ничего не нашла.
— Вы... вы обратили меня? — шепнула я с ужасом глядя на Святослава.
Его глаза, как и мои были полны слёз, и я не знала, отчего он плачет. Рад что я жива или то слёзы горечи покуда волку его я не истинная пара.
Не в силах дождаться ответа, с которым князь медлил, я спросила прямо:
— Я ваша? — затаив дыхание, переживала в эти мгновения страх ещё больший, который только что пережила, чуть не потеряв сына и жизнь.
Ведь от ответа Святослава зависело слишком многое. Жить вдали от любимого и сына было для меня страшнее смерти.
— Моя, — со счастливой улыбкой сообщил Великий князь, спрятав заплаканное лицо уткнувшись в мою шею.
Я слышала его дыхание и гулкий частый стук испуганного, но столь счастливого сердца и сама задохнувшись от радости вдруг словно бы взлетела, упорхнув из крепких объятий князя, упав после на четыре волчьих лапы серого цвета...
Осмотревшись вокруг, меня, заключённую в теле волчицы обуяло множество чувств разом. От захватившего дух ощущения силы и равенства с князем и его волком до брезгливого презрения к растерзанным телам напавших что валялись по всюду и источали не только запах крови. Они все были местными жителями этих северных земель, я поняла это сразу только лишь это учуяла сама волчица. Вдохнув полной волчьей грудью северный воздух, волчица шагнула к счастливому князю, и он тут же обернулся чёрным волком.
Безмолвное щемящее чувство любви и верности захлестнуло мою душу, когда волчица положила голову на шею своей пары. Они долго так стояли и обменивались теплом друг друга, позволяя мне быть свидетелем признания в сокровенном.
Неожиданно волк отступил, и я услышала голос Святослава.
«Бежим! Знахарка присмотрит за нашим сыном» — вильнув чёрным пушистым хвостом, сотрясая землю под лапами, волк князя пустился в бег.
Волчица помедлила лишь мгновение, позволив мне посмотреть на сына, спящего на руках радостной старухи, и припустила вслед за своей парой. Ветер свистел в ушах словно меня несла ретивая лошадь, с такой быстротой волчица догоняла северного волка. Я могла слышать и видеть, а ещё чувствовать всё, что ощущала волчица, но управлять её разумом нет, мне не хватало на это силы духа и тем поразительней было узнать, каково же князю было тяжело сдерживать волка всё это время.
А волк всё бежал и бежал, уводя волчицу далеко за пределы замка. Туда, где не ступала человеческая нога и не было месту предательства. Только удивительный мир суровой природы, диктующий свои негласные правила. Северный волк остановился, озираясь на заснеженной поляне и с радостью его с лап сбила волчица. Они катались в прохладном рассыпчатом снегу счастливые и беззаботные, а внутри волчицы заливалась слезами радости.
37
37
Когда слёзы мои иссякли, я вся извелась внутри волчицы, бесконечно переживая за Владимира. «Как он там без меня и справляется ли с ним ослабленная знахарка? И что, если на них кто-то нападёт? Вдруг не все враги были повержены волчьими клыками?» — эти мысли одолевали меня, и я была несказанно рада, когда влюблённая пара волка и волчицы повернули обратно.
Я и не заметила в своих волнениях о сыне, что они так отдалились от замка и к его воротам волки вернулись лишь с наступлением ночи. Чем дольше они оставались в подобном облике, тем сильней меня пропитывал страх остаться в волчьей шкуре навсегда. Волчица между тем медленно проходила мимо тел, напавших на меня и сына, и вглядывалась в их лица. Я, как и она, всё видела её глазами и в лице совсем ещё ребёнка, маленького мальчика, ужаснувшись, признала знакомого мне со второго дня в замке помощника повара Томило. В один миг я сорвалась на крик, мне так нужна была свобода! Моё тело, мои руки и ноги!
«Выпусти меня! Выпусти!» — билась я внутри, не желая верить, что этот мальчик, ещё совсем дитя, который так радовался апельсину здесь погиб.
