Двери лифта открываются, и из-за них появляется Сибил.
— Ты в порядке? — спрашивает она меня. — Знаю, наше занятие может быть… тяжеловато для твоего желудка. Тебе следовало сказать мне раньше, что ты такая чувствительная. Я могла бы дать тебе что-нибудь от тошноты.
У меня пропадает дар речи. Она думает, что я убежала, потому что это сцена вызвала у меня тошноту! Что не так с этими людьми?
Сибил выглядит заинтересованной.
— Ари, это нормально, если сегодня тебе надо уйти домой пораньше. Завтра я возьму тебе таблетки от тошноты.
Она направляется к лифту, собираясь проанализировать успех третьей лаборатории. У меня кружится голова: все плывет перед глазами.
Мне удается начать двигаться в сторону выхода. Находясь, как в тумане, я практически врезаюсь в Джексона, открыв дверь, чтобы выйти наружу. Он уже стоит с распростертыми для меня объятиями, в которых можно раствориться. Не понимаю, как он узнал, но я бегу вперед, пока слезы текут по моему лицу. Я никогда не забуду то, что увидела. Больше никогда я не смогу спокойно спать.
— О… о… они… Все они… Ты должен помочь, — мне удается сказать.
— Знаю, но уже слишком поздно.
— Нет, помоги им. Пожалуйста, помоги им. Я не могла… — затем мои глаза резко подлетают вверх. — Подожди, ты знаешь?
— Ари, мне надо кое-что тебе сказать…
Но за нами открывается дверь, и из нее выходит Оперативник. Мы молчим, пока он не исчезает из предела слышимости.
— Идем.
Он держит меня за руку, направляя прямо к трону, подальше от этого жуткого места, где только что истребили целую семью Древних.
Я обессилена во всех отношениях, но я знаю, что не смогу заснуть. Мы едем в троне в полной тишине. Джексон перебирает мои волосы, и время от времени шепчет успокаивающие слова. Он ведет меня по улице, но внезапно останавливается, не дойдя до моего дома.
— Что-то не так? — спрашиваю я, прослеживая за его взглядом, направленным вдоль по улице, но все кажется нормальным.
— Ничего. Послушай, иди внутрь. Увидимся позже, хорошо? — он не встречается со мной глазами.
— Джексон…
Его голова поворачивается ко мне, лицо его серьезно.
— Пожалуйста, сделай то, о чем я тебя попросил.
Я отшатываюсь, во мне прокрадываются злость и страх.
— Но нам надо поговорить. Сможет ли это все остановить? Это нейротоксин. Вот в чем заключается их стратегия. Ты сказал, что стратегия все остановит. Пожалуйста, просто…
— Я это улажу. А сейчас, пожалуйста, иди внутрь.
Я сильно сжимаю кулаки, но противостою порыву выдавить из него больше информации и мчусь в дом. Я смотрю сквозь окно и вижу, что он все еще стоит на том же месте, пристально глядя вдоль улицы. Дрожь пробегает по моей спине, когда я понимаю, почему он заставил зайти меня внутрь — кто-то или что-то притаился снаружи.
***
Уже час ночи, а Джексона так все и нет. Я проверяю телефон и компьютер, надеясь найти письмо. Но его там нет. Уверена, к этому моменту Зевс знает о нейротоксине, и все будет хорошо, но где же Джексон? Должно быть, что-то не так, что-то пошло не так. Я думаю пойти к Дереву Единства. Может он там, но что-то подсказывает, что он бы не хотел, чтобы я так рисковала. Я до сих пор не знаю, чем рискую. Ненавижу это чувство — я обессилена, сбита с толку, и нет ни единой подсказки, что же не так.
Я ложусь в кровать, но из-за нервов всю ночь подскакиваю и кручусь. А затем начинаются ночные кошмары.
Я стою на балконе, осматривая армию, свою армию. Я главнокомандующий. Они слушают, что я говорю, так, словно им важно каждое мое слово. С одной стороны от меня стоит Джексон, с другой — Зевс. Они говорят о нашем создании, но я понятия не имею, о чем именно идет речь, пока один из солдат не попадается мне на глаза. Это Лейн, но он кажется… другим. Я пытаюсь понять, что же изменилось, когда внезапно понимаю — он больше не человек. Никто из них больше не человек. Я смотрю вниз на море людей… море гибридов.
Внезапные крики будят меня. Я выбираюсь из кровати и приоткрываю дверь своей спальни. Этажом ниже разносится голос отца.
— Нет, вы не будете ее допрашивать, — говорит он.
— У нее есть обязательства, — отвечает мужчина. У меня сердце уходит в пятки, когда я узнаю этот голос. Это один из главных папиных оперативников, Оливер О’Нейл, по совместительству — отец Гретхен. — Вы обязаны следовать протоколу.
— Не надо говорить мне о протоколе. Я его написал!
Я возвращаюсь к себе в комнату, сжимая руки напротив груди. Комната погружена в темноту. Рассвета еще не было, сейчас около шести часов. Боковым зрением я замечаю желтый проблеск на мониторе. Я нажимаю на экран, и на нем появляется сообщение от Гретхен.
«Мне очень жаль».
Снизу раздается все больше криков, но я не разбираю, что именно они произносят. Гретхен жаль. Ее отец сейчас в моем доме спорит с папой. Может быть только одна вещь, требующая извинений, которую она могла сделать.
Я тяжело опускаюсь на кровать, не сводя глаз со слов. Гретхен извиняется. Джексон исчезает. Судя по звукам, у меня в гостиной идет целая война. Это может значить только одно…
— Ари, — говорит отец, врываясь ко мне в комнату. — Мне надо с тобой поговорить. — Он бросает взгляд на мою пижаму и кивает в сторону шкафа. — Надень что-нибудь подходящее. У нас гости. — Он исчезает также быстро, как и появился.
В этом нет ничего хорошего. Я тяну время, принимая душ и одеваясь. Не хочу видеться с теми, кто сейчас ждет внизу, чтобы допросить меня. Неизвестно, как много раскрыла Гретхен, и я уж точно не хочу сделать все еще хуже.
Я захожу в гостиную, опасаясь будущего. Я ожидала увидеть группу Управляющих, но там стоят всего два человека: Оливер О’Нейл и Гретхен. Она пристально смотрит в пол, изгибая пальцы, словно ей слишком тяжело посмотреть на меня. Надеюсь, это так. Надеюсь, она чувствует себя ужасно за то, что сделала. Я бросаю на нее взгляд, скрещиваю руки и переключаю внимание на папу.
— Все в порядке? — спрашиваю я.
— Нет, — отвечает отец. — Все не в порядке. Мы узнали, что минувшей ночью в наши офисы проникла группа Древних под руководством внука Зевса Кастелло. Не хочешь предположить, кто бы это мог быть?
Я смотрю на него в замешательстве, и вдруг меня настигает ужасное озарение. Его вырастили дедушка и бабушка, он отказывался говорить о них и даже назвать имена. Он говорил, что я никогда не пойму, как они его контролируют. Он говорил, что ему нельзя доверять. И, полагаю, был прав. Какая же я дура.
