Эрик выругался, оказавшись в темноте подземелья. Воздух здесь был холодным и затхлым, пахло смертью и старой кровью.
Один из рабов Костейна отпер ближайшую камеру, второй втолкнул вампира внутрь. Серебряные кандалы сомкнулись вокруг запястий и лодыжек Эрика. Концы цепей крепились к железным кольцам, вделанным в стену. Заперев замки, смертные вышли из камеры, заперли двери и покинули темницу.
Эрик подергал кандалы, но серебро вытянуло из него все силы. Чувствуя себя слабым и беспомощным, вампир опустился на холодный каменный пол, отстраненно размышляя, входит ли в планы Риса его уничтожение.
Следующие четыре дня были худшими в жизни Дейзи. Казалось, что ей снится кошмарный сон, и она не могла пробудиться, как ни старалась. Брэндон был мертв, а Эрик оставил ее. В глубине души она знала, что в последний раз они попрощались навсегда. Она больше никогда его не увидит. Дейзи не знала, какая из потерь значила для нее больше.
Жизнь вдруг стала ненастоящей, словно Дейзи смотрела фильм, не имеющий ничего общего с ней самой.
Из Новой Зеландии вернулась ее мать с тетей Джуди.
Друзей и дальних родственников оповестили, что Брэндон погиб.
Они организовали похороны, выбрали гроб, заказали цветы.
Хуже всего был тот вечер, когда семья О'Рейли пришла в их дом, чтобы выразить соболезнования.
Мать Дейзи и миссис О’Рейли, всхлипывая, упали в объятия друг друга.
Ноа вместе с мистером О’Рейли утопили горе в бутылке ирландского виски.
Паула произнесла лишь пару слов, но Дейзи не могла ее в этом винить. К ее удивлению, Алекс обосновался рядом с ней и не отходил от нее весь вечер.
Чуть позже Дейзи осталась наедине с братом Паулы. Кевин был высоким, красивым молодым человеком с темно-рыжими волосами и глубокими карими глазами; Он сразу понравился Дейзи. Его обезоруживающая улыбка и чувство юмора казались просто очаровательными. Если бы девушка уже не отдала свое сердце Эрику, то была бы рада узнать Кевина получше.
Когда семейство О’Рейли собралось уходить, Кевин отвел Дейзи в сторону:
— Я знаю, что не стоит говорить об этом сейчас, но я боюсь, что ты вернешься в Лос-Анджелес раньше, чем я снова тебя увижу. Возможно, если ты не против, через пару недель или в любое время, когда ты будешь готова. Мне жаль, я…
— Все в порядке, Кевин.
— Тогда я позвоню тебе?
— Да.
— Если я могу что-то сделать для тебя, не стесняйся.
— Ты тоже.
Молодой человек кивнул, пожал руки Алексу и Ноа и вышел.
На следующий день состоялись похороны. На кладбище Дейзи стояла между тетей Джуди и Алексом, слушая, как священник произносит слова утешения, заверяя, что они встретятся с Брэндоном в лучшем мире. Отец и мать стояли обнявшись, их лица были мокрыми от слез. Тетя Джуди всхлипывала в платок. Алекс напоминал статую, высеченную из камня. Его глаза оставались сухими.
Дейзи держалась до тех пор, пока гроб не опустили в яму и на его крышку не полетели комья земли. В эту секунду горе накрыло ее с головой, Брэндон мертв, и она больше никогда его не увидит. Ей почти захотелось, чтобы он стал вампиром, чтобы после захода солнца встал как ни в чем не бывало. Из глаз Дейзи полились слезы. Это были слезы скорби по ее брату, слезы сожаления, что она больше не увидит Эрика, который мог бы утешить ее. Куда он ушел? И какое ей до этого дело?
Он вампир, такое же бесчувственное и бессовестное существо, как и то, которое убило ее брата.
Она должна ненавидеть его.
Она хотела бы ненавидеть его.
Если бы только она могла.
Кевин позвонил Дейзи спустя две недели. Она встретилась с ним в надежде, что это поможет ей забыть Эрика и справиться с горем. Но ничего не вышло. Дейзи пыталась убедить себя, что ничего не испытывает к Кевину лишь потому, что прошло слишком мало времени, однако причина была не в этом. Между ними не пробежало искры, и никогда не пробежит.
— Не очень-то получается, да? — спросил Кевин в конце их третьего свидания.
— Мне жаль, — ответила Дейзи, — это не твоя вина.
— Есть кто-то еще?
— Был. Думаю, я еще не оправилась после разрыва.
Кевин был не виноват, что она постоянно сравнивала его с Эриком.
— Понимаю. Если захочешь попробовать еще раз, позвони мне.
Дейзи кивнула. Глядя, как он уходит, она испытала одновременно облегчение и сожаление.
День благодарения прошел почти незаметно. Семья поужинала в тишине и рано отправилась спать.
Алеке и Дейзи редко выходили из дома с тех пор, как вернулись. Брат начал жаловаться, что сходит с ума, сидя взаперти. Дейзи отлично его понимала. Кроме того, она скучала по своему дому в Лос-Анджелесе. Им обоим требовалась встряска.
Тяжелее всего было выносить пустоту внутри. Она скучала по Брэндону. Она ненавидела страдание, которое было написано на лицах родителей. Все вокруг готовились к Рождеству, и только дом О’Доннеллов оставался погруженным в безмолвие. Дейзи не знала, начнет ли ее мать когда-нибудь снова улыбаться.
Но больше всего Дейзи скучала по Эрику. Она постоянно думала о нем днем, а ночью видела сны о нем — всегда одни и те же. Иногда они больше походили на видения. Во сне люди обычно не испытывают боли, но тело Дейзи горело, внутри словно пылал огонь. Когда девушка просыпалась, то всегда чувствовала такую жажду, как будто не пила несколько недель. Она снова и снова убеждала себя, что ненавидит вампира, хотя в глубине души знала, что это не так. Дейзи могла ненавидеть весь вампирский род, но только не Эрика.
К концу ноября ее жизнь стала невыносимой. Каждую ночь Дейзи видела кошмары, которые становились все более чудовищными и реалистичными. Она всегда считала себя психически уравновешенной: у нее никогда не было подобных видений, но сейчас она испытывала постоянный страх, чувствуя, что жизнь Эрика в опасности. Опасения Дейзи возросли, когда она набрала его номер и никто не взял трубку.
Где же он?
Чувствуя острую необходимость поделиться с кем-то, однажды вечером, когда родители уже легли спать, она решила поговорить с Алексом.
Сначала Алекс терпеливо слушал сестру, затем произнес:
— Забудь о нем, Дейзи Мэй. Мне он никогда не нравился. Теперь Кевин…
— Меня не интересует Кевин О’Рейли! Меня интересует Эрик, и мне плевать, нравится он тебе или нет.
— Ты едва знаешь этого парня. Не понимаю, что ты в нем нашла.
— Я люблю его, — сказала Дейзи, ощущая, насколько глубоко в ней укоренилось эго чувство. — Мне плевать, что он тебе не нравится. Мне плевать, что он вампир…
Она закрыла рот рукой, в ужасе от того, что только что сказала.
