— На краю Гиблого яра много крови пролилось человеческой, — сказала словно невзначай, руку подняв, и теперь к солнцу сквозь ткань проглядывающему, через пальцы присматриваясь.
Но так вообще вопрос был для меня важный, это я исключительно вид делала, что мне неинтересно и так, от скуки спросила-то.
— Крови пролилось много, — сдержанно маг ответил, — но ни одна жизнь не была потеряна.
Вот тогда-то я и вздохнула с облегчением.
— Волновалась, да? — с насмешкою доброю спросил охранябушка.
— Нееет, — заверила с самым невозмутимым видом. — Просто кровь там, она же это… эм…
— Пролилась слегка, — подсказал вкрадчиво Агнехран.
— В большом количестве! — не согласилась я с его интерпретацией событий.
— Волновалась, — уже с абсолютной убежденностью констатировал маг.
— Не то чтобы о тебе, — почему-то сочла нужным заметить я.
— Но вообще-то обо мне, — мигом раскусил маг. И уже иначе, твердо и уверенно сказал: — Волноваться не стоило, не малец безусый.
Приподнялась, посмотрела на него, указала на объективную реальность:
— Вообще-то безусый.
— Отрастить? — поинтересовался маг.
А я вот только сейчас вдруг поняла — щетину не вижу. На локте приподнялась, вглядываясь в подбородок его гладкий, и тут охранябушка произнес сипло:
— Весенька, может в другой-какой позе рассматривать будешь?
Ну я быстренько локоть то с солнечного плетения мага и убрала, надо же было неловко так опереться. И чувствую, краснею я всем лицом, а уши так вообще горят.
А маг выдохнул-вздохнул, да и пояснил:
— Щетины нет, потому что маг я или как?
Или как… Легла я обратно на место самое на плече его удобное, лежу, думаю. Тихомир тоже маг, но щетина у него была, странно это, ну да потом о том подумаю.
— Но крови много было, — вернулась к теме обсуждаемой.
Помолчал Агнехран, а потом так сказал:
— Нежить вела себя странно и непредсказуемо.
Помолчал еще миг и добавил:
— Прямо как ты.
Еще помолчал, и уже у меня спросил:
— Как так вышло, что чуть нежитью не обратилась?
А я и не ведаю, что ответить. Плечами пожала лишь, сказать мне было нечего.
Но Агнехран на том допрос не прекратил.
— Как вышло, что от поцелуя вновь прежней стала? Совсем прежней, даже чернота с волос сошла.
И он прядь мою подхватил, к лицу поднес — золотились на свету волосы каштановые, и черноты в них больше точно не было. Прямо как у меня ответов!
Что ж, вопрос был по существу, вот по существу я и ответила:
— Понятия не имею.
— Хоррроший ответ, — задумчиво произнес охранябушка.
— Знаешь, — я голову повернула, на мага, что на меня взирал неизменно, взглянула, и сообщила, — жизнь это вообще такая вещь, в которой много вопросов, а ответов раз-два и обчелся.
Усмехнулся маг, руку мою сжал, пальцами погладил невесомо, и сказал:
— То жизнь, Веся, а это магия. Магия — точная наука, и если существует вопрос, значит на него имеется конкретный ответ.
— Это если магия ваша, у вас она да — наука, — согласилась я, от чего-то задерживая дыхание каждый раз, когда большим пальцем охранябушка по тыльной стороне моей ладони проводил, — а для нас, ведьм, магия это жизнь. В ней нет четких правил, нет и ответов.
И тут снаружи постучали.
Прямо по одному из столбов, что полог тканевый удерживал, опосля раздалось «Гхм» и голос низкий мужской молвил:
— Ваша светлость, послание от императора.
И гладить ладонь мою Агнехран перестал. И от того вдруг холодно стало на душе, и зябко, и неуютно как-то, в общем пора было в свой лес возвращаться.
И я уж встать хотела, но удержал маг, силой удержал, а тому кто стучался, сообщил:
— Отвечу позже.
Но мага пришлого тот ответ не устроил, и сказал он:
— Император ожидает на связи.
И вот словно солнце померкло. Села я, Агнехран более не удерживал, лишь на меня смотрел так, словно готов был многое отдать, чтобы не было этих слов, и необходимости уйти тоже не было. Но жизнь она такая, иногда у нас просто нет выбора.
— Я в лес, — сказала, поднявшись, и платье оправив.
— А я? — спросил Агнехран.
«А тебе нельзя» — подумала, на него глядя, но сказать вслух не смогла, лишь головой отрицательно покачала.
— Все еще не доверяешь? — с нескрываемой горечью вопросил он.
И вот что сказать ему на это?
Сказала правду:
— Ты архимаг.
Странно усмехнулся охранябушка, да и молвил ожесточенно:
— Это даже не ответ, Веся, это приговор!
Вздохнула я, да молчать не стала, честно призналась:
— Ты архимаг, охранябушка, ты мой лес Заповедный уничтожить одним ударом можешь, а в нем и чисть и нечисть, в нем дом для всех, кто потерял его. Так как тебя впустить, скажи мне?
И говорили мы тихо, а тот, кто за пологом стоял, громко молвил:
— Ваша светлость!
Но я из полога вышла первая.
На детину, что потревожил нас взглянула неприветливо, и поняла — не маг он, а так, служивый давний, да только служивый этот на меня так поглядел, что ясно стало — вообще не испугался. А я взяла и напугала. Носом длинным горбатым, мордой зеленою барадавчитою, космами нечесаными, шляпой с поганкою. Не отошел — отлетел служивый, а после застыл, челюсть отвесив.
Оно понять можно его было — следом за мной маг Агнехран вышел, за талию обнял меня, страхолюдину такую, да спиной к груди своей прижал, и попросил тихо:
— Не уходи, пожалуйста.
Я руку поверх его ладони положила, из груди стон рвался, но я удержалась, и ответила шелестом травы:
— Не могу.
Уходила не оборачиваясь.
Так и ушла. А едва в лес шагнула, сомкнула за спиной моей Леся кусты терновые, припрыгала ко мне клюка моя верная, встретил взглядом суровым леший, а я… вот хоть вой.
В Гиблом яру цвели цветы. Белые, красивые, ароматом пропитавшие весь воздух даже и над рекой, а еще в яру цвела Ярина. Металась чаща моя Заповедная от дерева к дереву, каждое силой своей питая, каждому помогая. У меня на то сил уже не было, устала я, совсем устала.
И сидела теперь на берегу, одной рукой воды касаясь, второй крепко клюку яра Гиблого сжимая — она все рвалась помочь Ярине да русалкам, что ручьи серебряные подземные пением поднимали, но отпускать было нельзя — это из меня скверна вся ушла неведомо как, а клюка еще частично полна была силы нежити, так что нельзя. И держала я ее, а она как щенок на привязи, все рвалась и рвалась.
Водя появился неожиданно — из воды прямо под рукой моей вынырнул, улыбнулся широко-нахально, опосля приосанился, плечами могучими поигрывая, и вопросил:
— Хороша ли работа моя, а, хозяйка лесная?
— А то, — согласилась я, — уж постарался так постарался. Чуть меня с лешим не угробил, но постарался — этого не отнять.
И Водя сник. И тут же ясно стало — сам едва на плавнике держится, устал смертельно за ночь эту, а когда я потребовала остановиться, он же всех и остановил, и русалок своих и болотников моих. И чего ему то стоило, я и представить не могла. Только вот уже закат почти, а Водя только сейчас появился, и зная точно утверждать можно, что до мига этого он в беспамятстве был, иначе раньше бы пришел.
Руку протянула, ладонь к щеке его прижала, он плечом придержал мою ладонь, отпускать не хотел. Да только разговор нам предстоял, и разговор сложный.
— Весь лес, Водя, зачем весь лес?
Водяной руку мою своей накрыл, к лицу своему прижал чуть сильнее, да и сказал все честь по чести:
— Хотел, чтобы все это закончилось. Одним ударом нежить добить хотел.
Но я руку отняла, посидела молча, на работу Ярины глядя, и сказала тихо:
— Это лес, Водя, это лес. Нельзя в лесу одним ударом ничего сделать, кроме как уничтожить его!
Рывком Водя из реки на берег выбрался, сел со мной рядом, а хвост в ноги трансформировать не смог, видать сил совсем не было, на меня посмотрел, кивнул обреченно.
— Знаю, Веся, знаю… Но я тебя в это дело втянул, я за собой вину ощущаю, пойми меня.
