народа Татура. Даже ваш герцог Демар — упырь. А твой отец был фениксом. И возможно, кем-то ещё. Но феникс — анима огня и воздуха, сильфида тоже воздух. Вступило в силу притяжение стихий.
— Стой, откуда ты знаешь, что… Я никому не говорила, кто мой отец!
— Мне говорила. В больнице.
Казалось, я схожу с ума. Мэта нет, это всё у меня в голове. Он не мог слышать…
— Слышать мог. Осознать — нет. Поэтому вызвал сенсуалиста-гипнотизёра, и он вытащил из моей памяти всё, что ты говорила. Должен сказать, это был долгий процесс. Три ночи и почти три дня…
Всё?
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы вникнуть в сказанное.
Всё?!
Меня подбросило, как мячик. Куда делась немощь в ногах!
Но Мэт не выпустил моей руки и мгновенно победил в перетягивании каната, то есть меня. Я запуталась в ворохе юбок — и приземлилась на колени к этому наглецу, прямо в его объятья. На запястье защёлкнулось что-то холодное, тяжёлое, явно металлическое… Наручники?!
Стальная цепочка в мизинец толщиной тянулась к запястью Мэта, перехваченному вторым "браслетом".
Наручники не походили ни на массивные татурские оковы, ни на лёгкие шнуры, которые были в ходу у джеландской полиции.
— Я арестована? — от шока сел голос.
— В некотором роде, — негодник ухмыльнулся в своём фирменном стиле, нахально и обезоруживающе мило. — Я знал, что ты опять захочешь сбежать.
И было отчего. Я крепко зажмурилась и закрыла лицо свободной рукой, безбожно размазывая макияж.
— Симона, тебе нечего стыдиться. У каждого есть свои скелеты в шкафу, и если это все твои страшные тайны, ты просто ангел.
Я дёрнулась, пытаясь отсесть с его колен.
— Пусти!
— Обязательно отпущу. Но сначала посмотри на меня, Симона. Посмотри и ответь на один вопрос.
Я заставила себя поднять голову. И утонула в тёплом солнечном море его глаз.
— Какой… вопрос?
— Ты выйдешь за меня замуж?
Ох.
— Скажи мне, живому, не лежащему на смертном одре. Ответь не из жалости или чувства вины, не под давлением обстоятельств, не под угрозой высылки, без принуждения, добровольно. Ну, почти… — Он звякнул наручниками. — Не тревожься, я помогу тебе и твоему брату, что бы ты ни решила. Это само собой разумеется. Никаких обязательств, никаких сделок, никакой оплаты по счетам. Всё, кажется? А теперь прислушайся к себе и ответь, честно, как есть… Ты согласна стать моей женой?
Мой разум кипел и искрил, как зелье в ведьмином котле.
Это происходит со мной? На самом деле?
Нахлынул страх. Словно я стою у обрыва, внизу плещется океан, и надо прыгать.
Я не готова, вот так, прямо сейчас…
Предатель-язык присох к нёбу, и я смогла только кивнуть. Слабо и нерешительно. Потом ещё раз — энергично, но судорожно. А после этого, чтобы Мэт не усомнился в ответе, потянулась к его губам. Или он к моим. В общем, на этот раз наши устремления полностью совпали. Поцелуй был долгим, медленным, пьянящим, мне казалось, я лечу или падаю, в тот самый океан, в самую пучину. Надо было за что-то держаться. Я попыталась обнять Мэта за шею — обеими руками.
Звякнула цепочка, тонкий стальной браслет врезался в запястье, и ледяным душем пришло осознание: мы в клубе Эла Талхара, в волчьем логове, полном зубастых хищников. Сидим, целуемся, милуемся, болтаем, о чём в голову взбредёт, будто мы бессмертны и неуязвимы.
— Мэт! — я перепрыгнула с его коленей на диван. А проклятые юбки — водопад атласа и шифона — остались. Как свидетельство преступления. — Тебе надо уходить. Они сейчас будут здесь.
Хронометр на стене показывал, что мои двадцать минут истекли.
— Сними с меня эту штуку!
Я тряхнула рукой, и кольцо на запястье поймало блик света из окна.
— Сниму, обязательно сниму. Когда всё закончится, — Мэт сжал мои ладони. — Просто верь мне, Симона.
За дверью послышался шум, двойные створки распахнулись.
Нам предстала немая сцена: Эл в таком же костюме, как у Мэта, с хризантемой в петлице, замер на пороге и сначала резко побледнел, затем начал медленно багроветь. Его свита из котят-щенков при параде и клубных девушек, наряженных подружками невесты, тянула шеи, таращась на нас, как на привидения.
Вернее, на Мэта.
Точно! На нём же личина Талхара-младшего...
Только абсурдность ситуации помогла мне не впасть в оцепенение от страха.
— Эл? — растерянным тоном обратилась я к своему "жениху", застывшему в дверях. Потом демонстративно перевела взгляд на Мэта. — Эл?
— Да, милая? — любезно осведомился он, поднимаясь на ноги. Еле слышно шепнул "Не бойся" и, бросив взгляд на людей в дверях, подпустил в голос стали: — Вижу, у нас завёлся самозванец? Дулап, Пьетрут, взять его!
Ого. Мэт знает, как зовут любимых котят Эла.
Он вёл себя совсем иначе, чем настоящий Талхар, но оба здоровяка-чурила дрогнули, с подозрением уставившись на своего хозяина. А тот отмер наконец и рявкнул так, что стёкла в окнах зазвенели:
— Ты! Отойди от моей невесты!
И сразу перешёл на чурильский, спуская с цепи своих… нет, не котят — разъярённых волкодавов.
— Не советую, — в правой руке Мэта появился малюсенький, не больше кастета, суб-самострел. Будто из рукава выпрыгнул.
Беззвучный выстрел поставил паркет у ног Эла на дыбы. С треском полетели щепки, с визгом кинулись наутёк подружки невесты, мешая котятам и щенкам строиться в боевой порядок.
Мне до крика хотелось присесть и закрыться руками, а лучше спрятаться за диван. Но Мэт стоял невозмутимый, как скала, и я сдержалась.
Четверо зверюг Эла оказались вооружены обычными пистолетами — порох, пули, глушители. Сам Талхар-младший выхватил суб-самострел, почти такой же, как у Мэта, только грубее, крупнее, с тупым воронёным рыльцем и крохотным дулом.
Наши скованные руки взлетели в воздух.
И это всё? Всё, что Мэт может противопоставить пяти стволам?..
Суб-самострел в руке Эла моргнул бледным огоньком.
И — ничего!
Ни боли, ни крови.
Только в двух шагах от наших поднятых рук по воздуху пробежало вертикальное мерцание — словно блик по стеклу.
Посыпались злые щелчки выстрелов… и дробный стук падающих на пол пуль. Запахло порохом. Невидимое стекло насмешливо взблёскивало, отражая все атаки. И я поняла, что вижу действие настоящего боевого суб-щита.
— Кончай! — рявкнул Эл, злющий, как тролль, у которого отобрали добытое в драке золото.
Дулап с Пьетрутом схватились за ножи.
Это что же, пулей
