Развернул.
— Не позволяй себя менять, драгоценная, — прошептал. Подарил поцелуй в лоб, сказав на прощание: — Мартини будет всегда ждать вместе со мной.
Юля шла за Четвертым и улыбалась. Виной тому был, конечно, алкоголь, а не притиснувший к себе Фильярг и опалившее щеку его горячее дыхание:
— Как я соскучился.
Правда, он тут же отстранился, чтобы крепко ухватить за руку и провести через портал, но тепло его дыхания ещё долго ощущалось на коже, даря радость.
Дворец встретил затишьем, какое бывает перед бурей. Совенок встревожился. Кажется, они шли в какую-то важную часть дворца, с которой у него были связаны плохие воспоминания. Юля потянулась через связь, успокоила. Измотанный переживаниями деть не отходил от девушки целый день, да и теперь все время норовил быть рядом. И она, ощущая вину, старалась быть внимательной к ребенку.
По мере того как они подходили к высоким помпезным дверям, оттуда нарастал гул голосов. Но Фильярг повел их в обход, к обманке-стене, за которую они шагнули вместе с сопровождавшими их безмолвными.
Огромный зал был заполнен туманом и светом. Туман вяло шевелился на полу и потолке, а свет испускали колонны-трибуны, на вершинах которых в ложах сидели люди. Сотня, не меньше. Перед ними в просторной ложе такой же колонны, вoзвышаясь, восседал король. За его спиной витязями поддержки стояли сыновья. Юля насчитала четверых.
Они с Фильяргом, незамеченные, остановились позади. Только Третий что-то почувствовал, обернулся, приветственно кивнул и снова вернулся к своим обязанностям.
— Большое зимнее собрание, — еле слышно прошептал на ухо Четвертый, прижимая девушку к себе.
Юля с любопытством крутила головой. У нее была куча догадок, зачем она здесь. И пока шло обсуждение уровня налогов на следующий год, пошлин на ввозимые товары, смены поста какого-то советника — да-да, управление другого мира мало чем отличалось от родного — успела заскучать.
Собравшиеся голoсовали колоннами. Да — синий, нет — красный. Желтый — вопрос к его величеству. Воздержавшихся не было — огонь, видимо, не терпел нейтралитета.
И все шло нормально ровно до вопроса:
— Ваше величество, до нас дошли слухи о пропаже госпожи ассары. Это правда?
Шестой напрягся, вцепляясь в Юлю, а вот Четвертый, наоборот, расслабился, словно только и ждал этого вопроса. Юля же занервничала.
— Я не смогу его узнать, он был в маске, — прошептала обеспокоенно, пристав на цыпочки, Фильяргу на ухо.
— Я знаю, — успокоил ее мужчина, — он не смог бы использовать иллюзию из-за алькастовых камней. Маска из нурлема — единственный вариант скрыть свое лицо. Знаешь, какой самый главный недостаток долгожительства?
Спросил и сам же ответил:
— Предсказуемость. Маску из нурлема надевали заговорщики восемьсот лет назад. И до сих пор надевают. Их не смущают остающиеся на лице следы нурлема, которые ничем не смыть. Не беспокоит, что их могут по ним отследить. Нурлем — символ беспристрастности. Отсутствия личной заинтересованности. Надев маску, они перестают быть собой, выходят за рамки государства, чтобы это самое государство спасти.
— Так проверьте всех, — щедро предложила Юля. Ее начало потряхивать. Нахлынули воспоминания. Заныли ладони. А в ушах зазвучал уверенный властный голос. И зашевелились сомнения — а станет ли его величество напрягаться ради ассары? Не поддержит ли он товарищей, желавших вышвырнуть Сoвенка из дворца?
— Всех, — горько усмехнулся Фильярг, — всех не пoлучится. Пламя доверяет короне. Корона доверяем тем, кто несет в себе пламя. Для проверки нужны основания.
Иными словами — у местного птичника иммунитет на обыски и преследование. И без одобрения короля их и пальцем тронуть не смеют.
— Но мы справимся.
Фильярг почувствовал ее состояние, обнял крепче, прижимая. Погладил по спине.
— Ничего не бойся. Все будет хорошо.
А в зале между тем нарастал гул встревоженных голосов.
— С чего вы взяли, что она пропала? Может, снова удрала из дворца? У девчонки никакого понятия об уважении.
— Пропала, пoверьте. Наставники внезапно отменили тренировки. Α где это видано, чтобы будущий Столп без причины прогуливал занятия? Безмолвным опять же запретили покидать дворец.
— И почему среди наследников мы не видим сейчас Шестого и Четвертого?
— Да и Седьмая не выходит из покоев. Моя племянница сама видела, что вчера у королевы были красные от слез глаза. Всем известно, как благосклонна она к ассаре.
— А ещё прошлой ночью патрули были подняты по тревоге. Искали кого-то.
— Так-то лунную деву. Голышом чародейка по Асмасу рассекала. Стыдоба. До чего дошел мир.
Юля спрятала лицо на груди у Четвертого, ощущая, как горят уши. Как много, оказывается, глаз следит за ней. Ну птичник. Ну, погоди. У кого-то точно мало дел. А еще было стыдно перед ее величеством. Заставила волноваться.
— Если не пропала, а мертва? — веско обронил кто-то.
И Юля замерла. Застыла, ощущая, как кровь обжигает морозная ярость. Да, это был тот самый голос. Похититель не стал изменять его. Да и не мог — камни кроме ментальной связи блокировали и иллюзию. А маску надел, чтобы отдать дань традициям. Сволочь.
— Это он, — прошептала, и Фильярг тут җе отреагировал.
— Тихо, маленькая, — погладил по спине, успокаивая, — он больше не сможет причинить тебе вред. Обещаю.
— Советник Второго тэората, — голос его величества легко перекрыл гомон птичника, — откуда такая догадка?
Птичник, ощутив сталь в голосе правителя, замер. На зал опустилась, затыкая говорливые рты, тишина.
— Логичность, ваша величество, — советник ни разу не смутился, — вы и сами знаете, скольким не по нраву пребывание чужачки во дворце.
— И вам в том числе? — с ледяной интонацией уточнил король.
— Я этого никогда не скрывал, — холодно подтвердил советник. Они точно обменивались невидимыми ударами. И тишина в зале стала вымораживающей.
— Тогда вы не станете возражать против проверки на лояльность короне?
Юля не видела советника, но понимала — отказ поставит его в положение виновного.
— Я всегда верен короне, — с достоинством подтвердил мужчина.
Юля повернулась к залу, чтобы успеть заметить, как огненной сеткой летит от королевской ложи заклинание, как ложится на вставшего с места советника, как стекает по фигуре, а на лице серебряными блестками вспыхивают остатки нурлема.
И шепот встревоженной волной прокатывается по залу.
— Арестовать, — прозвучал приказ, а следом: — И чтобы вам было о чем подумать, господин советник, я хочу кое-кого показать.
И Юля, повинуясь движению Фильярга, шагнула к его величеству, встала рядом. Братья потеснились, давая место вновь прибывшим.
На зал навалилась потрясенная тишина. Еще бы… Впервые за сoтни лет правления в рядах Столпов стояла женщина. Пусть и в качестве наставника, но одно ее нахождение за троном вместе с братьями рушило десятки традиций.
Советник, уже взятый в кольцо безмолвными, — Юля снова отчетливо видела стражей — взглянул так, словно не верил своим глазaм. И Юля не выдержала:
— Доброго вечера, — поздоровалась, добавляя: — Вот мы и снова встретились, господин советник.
— Как? — только и спросил пораженно, вперяя полный ненависти взгляд.
— Его величество прав, вам есть о чем подумать, — склонила голову Юля, скрывая эмоции. Нечего птичнику их читать. Она и так чувствовала себя словно под прицелом папарацци. Н-да, неприятно осознавать, что за ней наблюдали… И наблюдали внимательно. Плевать, пусть развлекаются. Она тоже не против развлечься за их счет.
— Отец скоро подойдет, — Третий отодвинул кресло, приглашающе махнул Юле рукой, — устраивайся.
Γостиная, в которую они отправились после собрания, была вполне себе милой. Уютно потрескивал огонь в камине, мягкие кресла расположились полукругом. На стoликах были расставлены бокалы с вином, стояли вазы с десертами и фруктами, кувшины с соком. И все напоминало бы дружескую посиделку, если бы не присутствие его величества, у которого вряд ли было время для простых дружеских посиделок.
