В груди становится свободно, больше никто не давит мне в неё коленом. Поворачиваюсь на живот и приподнимаюсь на локтях.
Мои белые перчатки в брызгах крови и прозрачной белой жидкости — яде акариса. Дрожащими пальцами стаскиваю с рук перчатки, испуганно отшвыриваю их на пол.
Потрясённо смотрю на тяжёлый металл на запястьях, который я ненавидела всю жизнь. А сейчас рабские браслеты спасли меня от смертельного яда, разбив бутылёк.
Поднимаю глаза на Крижарию. Чёрная драконица стоит посреди комнаты и смотрит на свои трясущиеся руки, перепачканные алой кровью. Из раны на её ладони торчат осколки стекла. Яд, предназначавшийся мне, через рану попал прямиком в кровь самой отравительнице. Не одна капля, а весь бутылёк.
— Тттыыы, — только и успевает прохрипеть Крижария.
Вытягивает руку, делает ко мне пару шагов, после чего замертво падает на пол.
Сползаю с кровати, опасливо к ней приближаюсь. Смотрю в остановившиеся чёрные глаза, пячусь назад.
За окном раздаётся горн. Сейчас он другой. Протяжней и тревожней.
Дурное предчувствие. Что-то случилось. Что-то не так.
Прочь из комнаты. Вниз по лестнице. Выбегаю на улицу. Мимо стражи.
— Леди Аурэлия, — мужчина в блестящих доспехах и шлеме пытается мне помешать.
Не обращаю на него внимания, иду мимо него и мимо спин остальных воинов, которых Райгон оставил для моей защиты. Взгляды всех сейчас прикованы к небу. Подхожу к самому краю выступа и тоже задираю голову.
Смертельный поединок в самом разгаре.
Сразу видно, что оба дракона устали, но ни один не готов уступать. Стальные когти, смертоносное пламя, удары мощных лап, острые зубы — в ход идёт всё.
Прищуриваюсь сильнее и замечаю вдалеке на горизонте ещё силуэты, узнаю мощный размах крыльев золотого дракона — скоро здесь будет Император.
Продержаться бы до прибытия Мирантора, тогда всё будет хорошо, я в этом уверена. Я смогу объяснить ему всё. Он поверит.
Красный дракон начинает уступать, обмякать, сдаваться. Казалось бы, Райгону остаётся нанести последний, завершающий удар, и всё будет кончено.
Я прикусываю костяшки пальцев, забываю дышать. Давай же, любовь моя, пожалуйста.
А дальше я ловлю знакомое ощущение, как тогда, когда летела на камни. Время словно останавливается. Взмах ресниц длится целую вечность. Звуки глушатся, движения замедляются.
С земли, разрезая воздух, летят сразу несколько стрел с багровыми наконечниками. Трусливо и подло, против всех правил поединка. Они попадают точно в цель.
Одна, вторая, третья… двенадцатая… Я вздрагиваю всякий раз, чувствую каждую. Невидимая нить из самого сердца натянута до предела, она уходит наверх, туда, где оглушительный рёв чёрного дракона разрезает небо.
Подлость людей Крижера замечена, и внизу начинается суматоха. Один за другим, в небо взмывают черные и белые драконы, схватываясь с красными.
Я же смотрю остановившимся взглядом наверх, туда, где Райгон, пронзённый стрелами, уже не может держаться в воздухе, но падая вниз, чёрный дракон цепляет и подминает под себя красного.
Они камнем падают вниз, прямо в пропасть.
Звучит тревожный горн. Император всё ближе. Поле внизу наполняется людьми в доспехах. Всеобщая суматоха усиливается.
— Леди Аурэлия, вернитесь в замок, — раздаётся совсем рядом. — Леди Аурэлия!
А я вдруг чувствую жжение и звон в груди. Будто натянутая до предела струна оборвалась. А следом за ним — леденящее душу щёлканье металла.
Опускаю глаза на свои запястья. Рабские браслеты открываются, соскальзывают с рук и падают вниз. Ударяются о серый скалистый выступ, отскакивают от него, вращаются вокруг себя, а затем останавливаются.
Рабские браслеты упали, и это может значить одно. Того, кто их надел на меня, больше нет в живых.
19. Мой!
Аурэлия.
Внутри пусто и холодно. Мир вокруг окрашивается в серый. Нет больше красок, запахов, чувств. Нет больше связующей нити, и радости жизни нет.
Есть только она. Тоска. Смертельная, сжирающая, вечная.
Перешагиваю через упавшие рабские браслеты, иду к самому краю выступа. Вокруг суматоха, крики, ругань, беготня, лязганье металла, глухой звук падающих щитов.
Тут и там воздух пронзает драконье пламя. Пахнет палёной кожей и гарью. Холодный ветер дёргает шлейф моего платья и треплет волосы. На белоснежный шёлк юбки падают хлопья пепла.
Я спокойна. Равнодушно смотрю вниз, туда, где дно ущелья тонет в чёрной тьме. Смотрю в бездну, словно зачарованная.
Ни страха. Ни боли. Ни сожалений.
— Аурэлия! — знакомый голос за спиной. — Дочка! Нет!
Делаю шаг вперёд. Надрывный голос отца недолго стоит в ушах. Ему на смену приходит свист ветра. Потоки воздуха легко проходят сквозь пальцы, бьют в лицо. Шлейф хлопает за спиной, будто парус.
Закрываю глаза.
Просто повтори, как было тогда, в свободном падении обращаются все!
Грудь скручивает тугим узлом и возвращается боль. Каждая мышца, косточка и клетка тела рвутся на части, выворачиваются наизнанку, разлетаются на миллиарды кусочков и собираются снова.
Время останавливается. Запах сырости от чёрного дна ущелья. Звук капающей воды с верхних скал. Прожилки серых нитей на чёрных камнях. Хвост змеи, скользнувшей в нору.
Зависаю над всем этим, затем шевелю руками… Не руками. Мощный взмах золотистых крыльев легко поднимает наверх, унося навстречу дневному свету. Вылетаю из ущелья. Взмываю высоко в небо, выше облаков.
Планирую над белым пушистым туманом и над всем миром, прислушиваясь к ощущениям. Моргаю. Дышу. Поворачиваю голову, смотрю, как золотистые чешуйки и крылья блестят в лучах солнца.
Я обратилась. Смогла. Всё так, как говорил Райгон. Райгон…
В груди становится горячо и горько — сознание топит чужой болью, которую я чувствую как свою собственную. Стоп. Она и есть моя собственная, и в то же время не моя. Наша. Впервые я чувствую свою драконицу. Её сердце тоже болит. У нас общая боль на двоих. По нашему чёрному дракону.
Сквозь прохладный туман облаков вниз, обратно в самое пекло кровавой битвы драконов, которой обернулся поединок из-за подлости людей Крижера. Осматриваюсь, нахожу глазами ту самую пропасть, в которую падали чёрный и красный драконы.
Стараясь держаться подальше, облетаю скопление рвущих друг друга на части драконов и столбы пламени, разрывающие безмятежную лазурь ясного неба.
Зависаю над чёрной пастью пропасти, на дне которой — я знаю — жестокая правда. Готова ли я к ней? Неважно. Потому что выбора нет.
Выдыхаю из ноздрей два облачка пара и начинаю снижаться. Каждый взмах крыльев отдаётся болезненным ударом сердца. Ещё два облачка пара из ноздрей, и дневной свет остаётся наверху, меня же окутывает тьма.
Моргаю несколько раз по привычке, но это лишнее. Драконье зрение прекрасно видит в темноте.
Останавливаюсь, зависаю в воздухе, когда внизу, на самом дне начинают проступать два тёмных пятна. Два тела.
И вот тогда появляется страх. Я не хочу туда. Не хочу видеть, не хочу знать, потому что как жить дальше с жестокой правдой — неизвестно. Мелькает трусливая мысль развернуться и взмыть обратно к свету. Наверх.
Вниз! Раздаётся команда в голове, и я вдруг не могу с ней спорить. Это моё решение, и в то же время нет.
Послушно снижаюсь, приземляюсь на самое дно пропасти у самого края отвесной чёрной скалы. Там, куда не проникает дневной свет и не долетают звуки. Где вечный холод и мрак. Где нет жизни.
Там распростёрты два тела. Крижер лежит неподвижно на животе, уткнувшись лицом в камни. Его красные косички разметались по спине, руки вывернуты под неестественным углом. Перевожу взгляд вправо.
Дыхание учащается, становится поверхностным и рваным, горячей волной захлёстывает паника. Моя собственная и вдобавок чужая — драконица щедро добавляет тоски. Я не могу это вынести. Горе становится нестерпимым.
Осознание случившегося бьёт беспощадно и наповал. Райгон мёртв.
