Он подхватил меня, усадил в седло рядом с собой – и, как обычно, неподалёку завывали собаки, а волк сидел рядом и спокойно смотрел на нас.
– Кто это? – глядя на не поднимающих глаза детей, повторила я. Странные, в одежде явно не с их плеча, чумазые, усталые – от их усталости у меня кружилась голова.
– Сироты, – отозвался Ланс. И тихо добавил: – Я был таким когда-то. С тех пор ничего не изменилось.
Мне была непонятна грусть в его голосе – я когда-то была глупой девочкой, верящей в сказки. Но меня совсем не тянуло теперь сочувствовать таким же дурёхам.
Я провела пальцем по его колючей щеке.
– Ты изменился.
Он усмехнулся.
– Я хочу, чтобы это прекратилось. Ты знаешь, что их сейчас накормят миской каши на воде – да и той на всех не хватит. И спать они будут часа четыре. И потом снова работать до заката. Они умирают, Элиз, такого даже взрослый не выдержит.
Я коснулась его щеки губами, и вместе с поцелуем в меня хлынули его эмоции. Моё сердце зашлось от его отчаяния.
– Скажи, Элиза, как Небеса позволяют этому, – он кивнул на споткнувшегося у самых ворот малыша лет семи, – быть?
Я отвернулась – картина была слишком унылой – и спряталась у Ланса на груди.
– На юге такого нет.
Ланс грустно улыбнулся. И уверенно произнёс:
– У нас тоже не будет. Король Валентин издаст закон, и всего этого не будет.
Я подняла глаза.
– А что будет?
Он снова улыбнулся, на этот раз теплее.
– Будут нормальные дома для них. Детский труд будет под запретом. Им будут платить, в конце концов. Валентин вытрясет деньги из Лучших, я знаю, он сможет. Я отдам своё состояние – всё, до монетки. И это изменится. И будет, будет как у вас на юге.
Он что-то ещё говорил, но я не слушала. Я потянулась к его памяти, вдруг почувствовав, что ничего о нём не знаю. Его память, его личность не интересовали меня в постели. И сейчас передо мной был незнакомец – любопытный и интересный. А я никогда не могла совладать с собственным любопытством.
Мы куда-то скакали, Ланс уже замолчал, а я всё смотрела его воспоминания. И мне было плохо – я-то думала, что со мной ужасно обошлись.
Неужели Валентин действительно хочет это изменить?
Я потянулась, и в круговороте мыслей, бьющих колоколами, стучащих копытами и колёсами карет города, поймала нужное – хочет. Хотел, и не только это – ещё когда посылал меня убивать. Да, он укреплял свою власть, он считал меня чудовищем и оружием. И этот же человек мечтал о мире и благоденствии своей земли. И закон, о котором Ланс говорил, завернули ещё лет десять назад, когда я была слишком маленькой, чтобы послать меня убить того, кто был за это в ответе.
Валентин не разбирался в средствах, но – какая ирония! – имел высокие цели.
Это не заставило меня ненавидеть его меньше. Но я понимала, почему Ланс стал его «фаворитом». Он воплощал то, что Валентин хотел видеть в своем народе. И он помогал ему давить на аристократов – потому что Валентин был один, а лордов много, и почти все они были против него: его законы и его справедливость неизбежно заставили бы их расставаться с крупными суммами денег. И во имя кого – бедноты, которую они за людей не считали?
Ланс привёз меня в дом Боттеров – последнее место, где я хотела бы оказаться. Однако я рада была находиться вместе с любовником, зная, что ночью мне станет легче. И даже откровенно враждебные взгляды Рэйана я не замечала. Наверное, с Лансом мне было бы уютно и в бездне.
А уже глубокой ночью Ланс сделал мне предложение.
Он обнимал мои ноги, он целовал мои колени и буквально умолял выйти за него замуж. И снова называл богиней.
А я рыдала у него на плече: он любил меня, он готов был ради меня на всё, а я продолжала считать его игрушкой и пользовалась им лишь ради собственного удовольствия. В свете предложения руки и сердца эта истина стала очевидной, и я ужаснулась сама себе. А потом, выплакавшись, поняла, что не хочу отказываться. Я действительно была не против провести жизнь рядом с ним – даже далёкий Зак, единственный человек, способный меня понять, казался теперь пресным и скучным. Он никогда бы не полюбил меня так. Мы, чародеи, можем только пользоваться друг другом. А вот для Ланса я была богиней.
Той ночью он надел мне на палец кольцо, символизирующее помолвку, – кольцо де Креси, которое я храню до сих пор, хотя всё давно кончено.
И потом я снова не могла сдержать слёзы, потому что поняла… Поняла, что Ланс никогда мне не лгал (я наконец нашла такого человека. Аджахад, а ты говорил, это невозможно), и он готов для меня на всё. Меньшее, что я могла сделать для него, это забыть о ненависти. Ведь Валентин был его кумиром. И у них обоих были высокие цели. Где там место для обиженной чародейки?
Я была ещё такой наивной девочкой…
Но проклятие оставалось, и мне требовались время и место, чтобы подумать, как его снять. Да, я была готова его снять. Той ночью я была раздавлена осознанием собственной чудовищности. Я бы пошла и не на такие жертвы.
Пустая уютная комната – гостиная – нашлась неподалёку. Около галереи. Её нашёл волк. Пока мы с Лансом резвились, он излазил весь дом, перепугав пару слуг. И сейчас вызвался меня проводить.
Ночь была лунная, яркая. Конец лета, уже не душно – свежо, ветерок осенний, пряный дул в окно. Я не стала зажигать свечи – лунного света хватало. Он красиво переливался на корешках книг и полированной столешнице. В такой обстановке мне всегда думалось лучше.
«В этой комнате ты убила нашего отца», – чужая мысль набатом ударила в голове, и волк зарычал, вздыбив шерсть на загривке.
Я успокоила его взглядом. И медленно повернулась.
В руке нынешнего герцога Боттера мягко мерцал освящённый целителем из храма Матери медальон – слишком старый и слишком слабенький, чтобы защитить от меня, а не то что причинить мне вред. Но Рэйан об этом не знал. Я видела в его глазах ужас, ненависть и твёрдую решимость отправить меня в бездну.
Почти то же я чувствовала к Валентину и потому могла понять.
– Правда? Я не помню.
Глаза Рэйана расширились, когда он понял, что я читаю его мысли. А мне снова стало дурно от его сходства с Алэром.
И в сознание ткнулось ненужное воспоминание – Алэр тоже смотрел на меня так, когда мы познакомились. И он тоже хотел меня убить.
«Мерзавка, – с ненавистью отчётливо подумал Рэйан, увидев на моей руке кольцо де Креси. – Ты свела с ума моего друга. Как ты…»
– Это хуже, чем лгать ему? – тихо поинтересовалась я, не двигаясь с места и не отводя взгляда. – Это лучше, чем потом убить его сюзерена, а ты знаешь, как он любит короля, и лгать, что так было нужно, что ты здесь ни при чём? Это лучше, Рэйан?