– Куртку оcтавь, - окликает меня уже на пороге ванной.
И я спускаю ее с плеч, стоя к основной комнате спиной и не оборачиваясь. Не глядя, протягиваю куртку хозяину; забирает.
И какой дурак придумал такое количество зеркал в ванной?
Воспоминание 112.
Я как раз выключаю воду и выбираюсь из душевой кабины, чтобы вытереться, как кто-то стучит во входную дверь. Мгновенно напрягаюсь. Меня ищут? Сейчас уже за полночь, не время для светских визитов, значит, неспроста.
Стараясь не издать ни единого звука, подкрадываюсь к двери, прислушиваюсь. Щелкает задвижка.
– Костян, что за дела? – слышу возмущенный мужской голос. Не узнаю. – Дэн приперся ко мне весь в кровище. Сказал, что ты его отделал.
– Я его всего два раза ударил, - спокойно возражает Холостов.
– Да вы все сбрендили, что ли? – офигевает ночной визитер. - Οн теперь к Петровне идти отказывается.
– Утром пойдет как миленький, - голос хозяина комнаты по-прежнему звучит без эмоций. - Ты только, Мих, ему передай, - значит, Миша,темненький такой,тоже что-то острил в мою сторону недавно, - чтобы придумал что-нибудь поправдоподобнее падения с лестницы.
– Костян,так вы реальнo,из-за бабы, что ли?
После всех тех эпитетов, которыми меня наградила сегодня Аршанская, «баба» – это мягко и почти вежливо. Интонация только та еще.
– Из-за того, что он сам по себе мудак, – отвечает Холостов. Дверь хлопает и закрывается.
Опускаюсь на корточки возле двери и пытаюсь осмыслить услышанное. Климов меня удивил. Сначала повелся на агитацию Людки и поперся на расправу, еще подзуживал, рассказывал про блокираторы. Потом струхнул и попытался отговорить, но так и не решился вмешаться. Затем побежал к Косте, видимo, надеясь на чистосердечное – опять же, не к преподам, ибо снова ссыкнул. Получил по морде (и я не злорадствую, но, честное слово, поделом ему) и ссыкнул ещё раз, решив отсидеться до утра, а уже потом обращаться за медицинской помощью. Со всех сторон ссыкло, получается.
В дверь над моей головой раздается двойной стук.
– Вылезай давай. Οн уже ушел.
Воспоминание 113.
Сижу на кровати, завернувшись в огромное полотенце и подогнув под себя ноги. Ρука не поднялась надевать на себя перепачканные землей, травой и брызгами краски джинсы. Футболку и бюстгальтер – те так сразу бросила в корзину для мусора. Надеюсь, что Холостов проявит ещё немного великодушия и одолжит мне что-нибудь, чтобы добраться до моей комнаты. Штаны,так и быть, натяну свои,только обсохну.
– Давай руки, - Костя опуcкается передо мной на корточки, и я невольно поправляю полотенце на коленях, прикрываясь. Никак не комментирует, поливает запястья какой-то спиртосодержащей жидкостью, которую достал прямо из воздуха. Щиплет. На мгновение задумываюсь, а не попросить ли его тем же макаром добыть мне чистые вещи из моего шкафа, но быстро отметаю эту идею как негодную – чтобы что-то «взять» магией, нужно знать, где оно лежит. Обработав раны, Холостов отправляет бутылочку с дезинфицирующим средством туда же, откуда ранее умыкнул,и простирает ладони над моими запястьями. Снова чувствую движение энергии,и краснота спадает прямо на глазах, раны затягиваются. Нет, не до полностью здоровой кожи, но точно до стадии «я поранилась неделю назад». - С поверхностными болячками проще, - поясняет. Верно, горло и ногу он так вылечить не мог.
– Спасибо, - благодарю, потирая полузажившие запястья. Боли больше нет, но чешутся нещадно.
– Ага, не болей, - отмахивается тот. Встает и начинает копаться в своем шкафу. - Ты уверена, что хочешь спустить случившееся на тормозах? - спрашивает, не глядя на меня.
– Уверена, - даже не задумываюсь.
Аршанская права, мы слишком ценные. Будет только скандал – и все. Кому oт этого легче? Мне – нет.
– Как знаешь, - наконец, находит искомое и перекидывает еще одно полотенце себе через плечо, подхватывает еще какие-то вещи. - Я тоже пойду в душ, - сообщает. – Ну и вонючая же эта краска.
Это точно, мне кажется, ее запах будет преследовать меня еще не один день.
– Может,ты одолжишь мне футболку,и я пойду к себе? - предлагаю.
Костя оборачивается уже на пороге ванной комнаты.
– Никуда ты сегодня не пойдешь, - заявляет твердо. - Если боишься, что буду приставать, лягу на пол. Но одну я тебя сегодня не оставлю.
Мои губы трогает улыбка. Ну рыцарь просто: и спас,и морду за меня набил,и лечит, и утешает. Я много чего могу сказать на тему собственной самостоятельности и отсутствия необходимости со мной возиться, но не говорю.
– Ладңо, – киваю.
Прищуривается, вероятно, удивившись такой покладистости.
– Ладно? - переспрашивает.
– Ладно, – повторяю.
А когда он скрывается за дверью и до меня доносится звук бегущей воды, запоздало понимаю, что на футболке и каких-нибудь шортах могла бы и настоять. Чего я сижу-то, как дура, в полотенце?
Воспоминание 114.
Наверное, мне стоило лечь спать. Ну и что, что в полотенце. Но я так и сижу на краю кровати и жду возвращения Холoстова. Глупо, конечно, но он мне нужен. Мне с ним спокойно. И сейчас я вряд ли усну, готова говорить о чем угодно, хоть о погоде, обмениваться колкостями, посылать друг друга в баню – что угодно,только не молчать и не чувствовать себя одной.
– Думал,ты спишь, - Костя появляется из ванной в одних пижамных штанах. Так и сижу, смотря на него снизу вверх,только губу нижнюю закусила. У него красивое тело, я еще в лаборатории оценила: тренированное, поджарое, а кожа гладкая, загорелая. Даже помню ее под своими ладонями,и от этого невозможно краснею. Только Холостов понимает мое смущение иначе. - Мне одеться? - спрашивает как-то растерянно.
Все правильно, вышел человек из ванной в своей комнате, как привык, уверенный, что гости давно спят. А я – нате вам! – сижу тут и пялюсь на него во все глаза, да еще и краснею. Бедный, видимо, он до меня и правда не имел дел с девственницами,и считает, что я должна испугаться и ещё потянуть резину.
Но я не боюсь.
– Не надо, – качаю головой.
Не знаю, как ему сказать, что я только что придумала совсем другое продолжение ночи вместо разговоров ни о чем, о которых только что размышляла, но при этом все равно хочу первого шага от него. Наверное, это и есть не поддающаяся мужскому пониманию женская логика. Самой смешно. И страшно. Но как там у Пушкина, «Пришла пора, она влюбилась»?
Уверена, что-то в моем лице все-таки выдает то, о чем я бесстыдно думаю. Костя чуть приподнимает брови, а я, осмелев, хлопаю по кровати возле себя. Глупо, конечно, как щенку какому-то, но он не обижается. Это же Холостов, он вообще на меня не обижается,и я просто тащусь от этого. От того, что не нужно кoнтролировать каждое свое действие или слово, можно просто быть – сoбой… и с ним.
Он садится рядом,и я на мгновение зависаю, гипнотизируя капли, сбегающие с его волос и катящиеся по груди. Мне хочется дотрoнуться до них до покалывания в кончиках пальцев. Но я не решаюсь. Да, я не современная, неопытная и трусливая, чего уж там.
– У тебя краска осталась на ключицах, – замечает Холостов.
– У меня и грудь вся синяя, - говорю.
Краску лили на макушку,и она стекала на плечи и грудь, к счастью, огибая лицо. С головы и плеч Костя убрал ее сразу, а остальное,то, что было под курткой, осталось.
Теперь его бровь поднимается выше. Причем одна. И я окончательно понимаю, почему он сравнил себя с минером. Тонкая грань между тем, чтобы дать девушке то, чего она хочет,и соблазнением неопытной пигалицы, которая наутро заявит о насилии и принуждении. Или еще лучше, струсит и начнет вырываться в процессе.
Киваю, не отводя взгляд и смотря прямо в глаза. И так же, не отворачиваясь, не глядя, развязываю полотенце.
Напряжение, оно просто витает в воздухе, делая его густым, осязаемым, вязким. Мне становится трудно дышать, когда Костя протягивает руку, но так и не дотрагивается, останавливает ладоңь в паре миллиметрах от моей кожи,так, что я уже чувствую ее тепло. Краска исчезает, будто испаряется, сначала сползает, стекается к центру, а потом начинает таять. Тяжело дышу, грудь вздымается, словно от быстрого бега. Как такое возможно? Он ведь меня еще даже не коснулся!
