- Госпожа, это тебе, - сказала она, подходя к Камайе и протягивая ей керме. - Господин сказал, ты знаешь, что это значит.
Сердце почему-то стукнуло в горле, а спину защекотало. Камайя встала, кивая, и сунула протянутый керме в карман халата, потом накинула плащ. Она прошла мимо стоящих рядком девушек, чьи лица были то ли злыми, то ли непонимающими, за служанкой, и холодный ветер залезал в капюшон, трогая её уши.
- Прошу, - сказала служанка с родинкой, открывая перед ней дверь.
Камайя вошла в комнату и зажмурилась, задыхаясь, покрываясь мурашками. Аслэг встал из-за столика, шагнул ей навстречу, посмеиваясь, и разгладил пальцами мучительно сморщенные брови.
- Ничего себе. Я даже посмотреть на тебя не успел. Оставила мне хоть немного?
Камайя сунула руку в карман и достала оранжевый плод. Аслэг взял его, откусил и отложил на столик, потом поднял руку и вытащил шпильки из её волос.
- Дым появился, а где же пожар? - шепнул он ей в ухо, потянув за завязки её халата. - Давай разожжём его вместе.
Рассвет был тусклым. Камайя лежала, не в силах пошевелиться, постепенно переносясь из этого бессильного блаженства в накатывающие волны сна, которые пахли мускусом и керме. Аслэг прижимал её к себе под невесомым мехом плаща, и его сонное дыхание ритмично грело ей шею. Она запомнит эти четыре будущих недели с ним как прекрасное приключение, открывшее ей новые стороны её самой. Жаль, что всё так вышло. Сильный, красивый мужчина, такой страстный, с этим голосом, который переворачивает всё внутри, с горячим дыханием, от которого сбивается её собственное дыхание. С тёмными глазами, внимательными, как и его пальцы, за эти три ночи не оставившие на её теле ни одного неисследованного места. Жаль. Руан ничего не написал ей пока, но, понятное дело, Аслэг обречён. Это очевидно. В его руках огонь: она в них горит, а Халедан в них будет воевать. Руан придёт к тому же выводу, что и она чуть раньше. Киру Салке всё же придётся замарать руки.
Сон слетел с неё, как и меховой плащ, и она вскочила, задыхаясь, не понимая, что это, что, раздирающее её на части, не дающее сделать вдох. Слёзы лились из глаз, Камайя в ужасе шлёпнула себя по щекам, силой вталкивая воздух в грудь, стараясь дышать, дышать, унять эту раздирающую боль, смахнуть эти беспричинные слёзы. Что это? Что с ней?!
- Камайя?
Аслэг встревоженно сел, увидел её, бледную, и вскочил, обхватывая лицо ладонями, целуя снова и снова.
- Ложись… Я приглашу эным, чтобы отогнала твои дурные сны, - сказал он тихо, подтягивая из изножья меховое одеяло и её плащ.
Камайя кинула взгляд на открытое окно, на сторожевую башню вдалеке, и прижалась к Аслэгу, спрятав ладони у него на груди. Его запах почему-то успокаивал, и дышать стало легче. Он гладил её волосы, как Кэлантай когда-то, когда она впервые осталась одна в собственной большой комнате и проснулась там посреди ночи с криками.
- Мне приснилось что-то плохое. Не надо эным. Лучше просто будь рядом.
- Я не могу. Утром я уезжаю, - сказал он, прижимаясь к ней щекой. - На юге опять бандиты. Мы едем ловить. Они разграбили хасэн.
- И долго тебя не будет?
- Не знаю. Как я могу знать? Будем выслеживать их. Может, придётся ехать до границы…
- Границы?! Это же не меньше трёх недель в одну сторону!
- Немного больше. Степь большая. Камайя, ты сказала, что не будешь плакать со мной.
- Я не плачу с тобой. Я плачу, потому что буду без тебя, - сказала Камайя, усердно изображая горькие слёзы и чувствуя, что это у неё выходит очень, очень хорошо.
- Если мы доедем до торга, я привезу тебе керме, - улыбнулся Аслэг, сжимая пальцами её бедро. - Жаль, Тагат в отъезде. Он бы присмотрел за тобой. Камайя, я думал, что у меня больше нет сил, но мне хочется тебя утешить. Поцелуй меня.
Она поцеловала его, закрывая глаза, и его волосы струились сквозь пальцы, как упущенное время, как пропущенные чёрные осенние ночи, наполненные шорохами, освещённые лишь угасающими светильниками, шипящими, плюющимися маслом, ночи, прошедшие между шершавыми стенами шатра, которые ей предстоит равнодушно ковырять пальцем в ожидании его возвращения, так необходимого ей для того, чтобы обрести наконец свободу.
77. Кам.Да пошёл он
- Я могу проводить тебя?
Камайя сидела на кровати, невыспавшаяся, с ощущением, будто ей в глаза кинули горсть песка, и хмурилась. Аслэг накинул тёплый халат, остановился, повернулся к ней и на мгновение тоже нахмурился, но сразу улыбнулся.
- Проводи, - сказал он, протягивая ей её платье. - Пойдём.
Камайя шла за ним, оглядываясь на двоих слуг, которые несли за ними кожаные мешки.
- Пока меня не будет, можешь встречаться с подругой, - сказал Аслэг, помогая ей сесть на лошадь. - Надеюсь, мы быстро вернёмся. Йет, Кезер.
- Кезер? - переспросила Камайя, догоняя его.
- Ворона. Ты не знаешь дэхи?
- Нет. Несколько слов.
- Я научу тебя, когда вернусь. А ты научишь меня арнайскому. Хочу читать твои записи, а не гадать, что ты там пишешь про меня.
Щёки обожгло. Камайя опустила глаза в бахрому расшитого потника, на свои пальцы в серых рукавах халата.
- Читать мои записи?! - Негодование удалось скрыть, но не до конца.
Аслэг придержал лошадь и вгляделся в лицо Камайи.
- Лисица оскалилась? - спросил он, поднимая бровь. - Лисица скалится на льва?
- Прости, господин, - сказала Камайя, закрывая глаза. - Я забываюсь.
- Забываешься. Ты принадлежишь мне, и твои записи - тоже.
У больших южных ворот, по другую сторону от шатров Руана, на просторной площадке собрались всадники с вьючными лошадьми и несколько провожающих. Двое слуг, сопровождавших Аслэга, выехали сзади и направились к остальным. Камайя окинула взглядом отряд, узнавая громадную фигуру Харана на лошади и Алай, которая держала его за руку. Два десятка верховых, у каждого по две запасных лошади с тюками, и собаки. Из ноздрей лошадей и ртов всадников вылетал пар. На миг она с содроганием представила этот отряд в степи холодной ночью, и сразу же одёрнула себя. Какое ей дело? Они живут так сотни лет и после её отъезда продолжат жить так же. Он привычный, не замёрзнет, а и замёрзнет - невелика беда. Руану не придётся марать руки.
Горло перехватило. В груди не хватало места, чтобы вздохнуть.
- Камайя! - Аслэг тревожно смотрел на неё, потом взял за руку. - Тебе нехорошо?
Камайя помотала головой, судорожно сжимая его пальцы. Мысль о том, что Руану придётся испачкать руки в крови, снова, как ночью, терзала её. Руан, которому каждое такое решение даётся через мучения, опять замолчит на несколько недель, и даже нарочно безумные выходки Рика не будут отвлекать его. И всё из-за этого дикого степняка, который сам готов проливать кровь, который считает, что имеет какие-то права на неё, на её жизнь, на её мысли.
Ненависть к нему была слишком сильной. Он сидел на своей Вороне рядом с ней, тот, из-за которого Руан будет считать себя злодеем, и встревоженно смотрел на Камайю. Она судорожно схватила его протянутую руку второй рукой и ещё сильнее сжала его пальцы.
- Пусть Отец Тан Дан бережёт тебя в пути, - сказала она, чувствуя, как дрожит от ярости. - Пусть Мать Даыл направит твой путь так, чтобы ты вернулся ко мне.
- Я вернусь к тебе, Камайя, - усмехнулся он. - Даже это беспокойство за меня на твоём лице нравится мне куда больше, чем та поддельная улыбка, которую ты надела, когда я сжёг твои травы.
Он наклонился и поцеловал её, притянув за затылок, и с криками «Йет, йет!» спустился с пригорка к остальным. Камайя смотрела вслед его спине и отряду, что скрывался за холмами, и в носу яростно щипало от мысли о том, что из-за этого его отъезда ей придётся задержаться тут ещё на два месяца. А потом ещё время на завоевание его доверия. Ехать через степь зимой… Безумная затея.
Она развернула серую, направляя её обратно к конюшням внутреннего города, кивнула слуге, который ждал в стороне. Конец января и февраль - лютые ледяные вера по ночам. Алай как-то сказала, что озеро Тэвран промерзает почти до самого дна в некоторые годы. Собирать снег и топить его… Разбивать лёд на озёрах и плавить в кадке. Камайя передёрнулась. Здесь, в южной части, не так холодно, но ей придётся идти на северо-запад. А может, через Телар? Но там эти жуткие болота с комарами… А вот степь весной - другое дело. Апрель - прекрасный месяц. Выйти отсюда в марте или апреле, и к маю, к цветению ондэг, быть у озера, а потом не спеша проехать по летнему Фадо, наслаждаясь фруктами и ягодами. «Я люблю ягоды». Да плевать, что он там любит, степной малограмотный дикарь. Уехал и уехал. Хоть бы его там волки в степи съели.
