Нет… Буду выбираться сама.
– Эй-эй, Кати, не гони лошадей! – кажется, Маноло обиделся. Остальные тоже зашумели, хмуро глядя на мои стиснутые руки.
– Простите, я была не права. Всё никак не привыкну, что до меня кому-то есть дело, – повинилась я.
– Нам есть дело, – успокоил меня старшина. – Мы одна семья. И если семья приняла тебя, то не оставит в беде.
Мы ещё какое-то время обсуждали план побега из города. А потом прибежал Гьярдо.
– Сюда идут солдаты! – сообщил он, упершись руками в колени и стараясь отдышаться. – У нас несколько минут.
Я чуть не прослезилась от этого «у нас». Думала, после смерти дядюшки Одэлиса уже навечно останусь одна.
– Торопись, Кати, – мать старшины не дала мне расчувствоваться. – Ты же слышала, времени почти не осталось.
Дальше всё развивалось стремительно. Мужчины покинули мой фургон. Зато пришла Арлисса с сундучком, в котором хранился грим, парики и всякие полезные мелочи вроде воска для изготовления бородавок, накладных усов, бород и мушек.
В считанные секунды на меня натянули несколько платьев, чтобы скрыть стройную фигуру. Сверху надели тёмное, вдовье и проеденную молью шерстяную накидку. Голову прикрыл парик цвета перца с солью.
На лице Арлисса нарисовала морщины и дунула на меня золой.
Я расчихалась. Тут в стенку фургона постучали. Мария шикнула на меня и толкнула в угол.
– Именем короля! – раздался снаружи властный голос. И у меня внутри всё замерло.
– Что угодно благородным синьорам от бедных артистов? – обратился к ним старшина.
– Разыскиваем женщину, – четко отвечал незнакомый баритон, – светловолосая, голубоглазая, в зеленом плаще…
– Простите, синьор, таких у нас нет. Во всем караване только три женщины – моя дочь, моя мать и вдовая свояченица.
– Показывай! – не отступал голос.
Вздохнула Арлисса. Я замерла, стараясь даже дышать через раз. Матушка старшины величественно шагнула к выходу, дождалась, пока её сын распустит завязки, и полог поднимется. А потом строго взглянула на стоящих возле каравана солдат.
Право слово, я бы и сама испугалась, выгляни из полумрака такая мрачная морщинистая физиономия! Пока солдаты, опешив, пытались сказать что-то вежливое, Арлисса капала мне в глаза белладонну, чтобы спрятать голубой цвет зрачка.
Наконец солдаты закончили разговоры с Марией, и тогда по сигналу старшины на край фургона вышла Арлисса. Девочка смущенно улыбнулась, взмахнула ресницами и застрекотала как сорока:
– Ах, добрые синьоры, неужели его величеству интересны актрисы?
Солдаты сдержанно загудели, одобряя симпатичную мордашку юной танцовщицы. И вот теперь настало время появиться мне. Я нахмурилась, пониже опустила мантилью и вышла к мужчинам, преувеличенно прихрамывая.
Конечно, после пугающей старухи и красотки Арлиссы я не произвела впечатления. Однако меня пристально осмотрели, оценили седые волосы, перекошенную фигуру и смуглую кожу. Очевидно, я не подошла под описание, и ко мне быстро потеряли интерес.
Арлисса все щебетала, а я подавила желание спрятаться в фургон, просто присела и принялась перебирать фасоль, стараясь не дергаться.
Солдаты еще потоптались, вполголоса обсуждая странное поведение своего командира, заглянули везде, куда сумели, и удалились.
Ужин, который мне заботливо принес Дженеро, я съела, не ощутив вкуса, а после отослала силача прочь. Он все понял. Ушел грустный, но сердиться на меня не стал.
Всю ночь я проспала в гриме, а утром помятая и злая села на облучок рядом с Маноло. Солнце уже двигалось к полудню, когда городские ворота наконец открылись. Колеса фургонов проскрипели по брусчатке городка. Я вздохнула с облегчением, когда Овьедо оказался далеко позади.
Ну и пусть всю ночь мне снились серые глаза и широкие плечи!
Ну и пусть!
* * *
Она исчезла. Испарилась как утренний туман. Всю ночь герцог не спал. Его люди прочёсывали город дом за домом. Обошли с обыском даже богадельни и фургоны бродячих артистов.
Катарина как в воду канула.
Утром Алистер понял, что поиски бесполезны. Да и люди уже начинали коситься на странно ведущего себя герцога, а горожане открыто роптали.
И ди Новайо дал распоряжения отрыть ворота. Либо ей каким-то волшебным образом удалось ускользнуть, либо его ранение всё же дало о себе знать. И ему померещилось лицо Катарины у посторонней женщины.
Алистер не знал, какой вариант казался ему большим бредом. И не хотел об этом думать. Королевский инспектор не может сойти с ума и видеть то, чего не существует. А вот бредить из-за неполного выздоровления он может. Значит, так оно и есть.
Ди Новайо дал своим людям несколько часов на отдых и сон. А к вечеру они покинули этот дрянной городишко.
Алистер трясся в карете, что не прибавляло хорошего настроения. Да и погода, словно уловив мрачный настрой королевского инспектора, вторила ему. Когда отъехали от города, зарядил мелкий противный дождь.
К ночи колёса уже дважды вязли в грязи. Приходилось останавливать всю группу, чтобы вытащить транспорт.
Когда сумерки сменила промозглая тьма, герцог велел подать ему жеребца. На слабые попытки удержать его от опрометчивого шага он возразил, что пока является командиром отряда, и сам будет решать, на чём ему ехать.
Когда ди Новайо пребывал в таком настроении, с ним не спорили. Подвели соскучившегося по скачке жеребца. Алистер с неимоверным облегчением забрался в седло. И пусть спину то и дело простреливало болью, это была малая плата за возможность не тащиться со скоростью улитки.
Карету он велел бросить. Никуда не денется, а утром он пошлет кого-нибудь её вытащить и вернуть доброму синьору из Овьедо.
Дождь, увидев, что герцог теперь не прячется от него в карете, припустил ещё сильнее. Дорога была еле видна. Даже магические светильники оказались не в состоянии разогнать влажную мглу.
Постоялый двор не проехали чудом. Замёрзшие и усталые солдаты торопливо распрягали лошадей, спеша окунуться в тепло и наконец просохнуть.
Алистер, оставшись один в отведённой ему комнате, со стоном опустился на постель. Лекарь был прав, отправляться в такое долгое путешествие верхом герцог ещё не готов. Вот только и признавать правоту коновала ди Новайо не собирался.
Он мечтал поскорее убраться отсюда. В этих краях его
