— Я рискну.
— По крайней мере, дай мне некоторое пространство.
Адам отступил и сел около Девы Марии, пока Ронан растянулся на скамье, стерев сомнительный план джинсами. Что-то в его неподвижности на скамье и в траурном характере освещения напомнило Адаму об изображении Глендовера, которое они видели в гробнице. Спящий король. Хотя Адам не мог представить странное, дикое королевство, которым мог бы управлять Ронан.
— Прекрати наблюдать за мной, — произнёс Ронан, хотя его глаза были закрыты.
— Как угодно. Я собираюсь попросить у Энергетического пузыря телефон.
— Увидимся на той стороне.
Пока Ронан ёрзал, Адам перевёл глаза на свечи у ног Девы Марии. Было труднее смотреть на пламя, чем в чашу с чёрной водой, но цель была та же самая. Его зрение расплывалось, он чувствовал, как его разум ослабевал и отделялся от тела, и прямо перед тем, как он вылетел из себя, он попросил Энергетический пузырь дать Ронану телефон. «Попросил» было не совсем правильным словом.
«Показал» - лучше, потому что он показал Энергетическому пузырю, что ему нужно: изображение телефона, являющегося Ронану.
О времени судить было невозможно, когда он занимался ясновидением.
Неподалёку – что было неподалёку? – он услышал резкий звук, похожий на каркание, и внезапно осознал, что не был уверен, смотрел ли он на огонь минуту, час или день. Его собственное тело ощущалось, как пламя, мерцающее и хрупкое; он слишком глубоко сунулся.
Время вернуться.
Он кинулся назад, отступая в собственные кости. Он почувствовал тот момент, когда его разум прильнул к телу. Глаза, моргнув, открылись.
Ронан корчился напротив него.
Адам резко притянул ноги к телу, вне досягаемости катастрофы, разыгрывающейся перед ним. Плечи Ронана были исполосованы кровью, а его руки исколоты беспощадными, колоритными ранами. Джинсы промокли до черноты. От этого церковный ковёр блестел.
Но ужасом была его спина, выгнутая назад. Его рука, прижатая к горлу. Его дыхание... выдох, выдох, приглушённое слово. Его пальцы, что тряслись, когда он подносил их ко рту. Его глаза, распахнутые слишком широко, слишком яркие, вскинутые к потолку. Видящие только боль.
Адам не хотел двигаться. Он не мог двигаться. Он не смог бы этого сделать. Такого не происходило.
Но происходило, и он смог.
Он пополз вперёд.
— Ронан... О Боже.
Потому что теперь, когда он был ближе, он видел, насколько изломано было тело Ронана. Не подлежало восстановлению. Он умирал.
«Я это сделал... Это была моя идея... Он, на самом деле, даже не хотел...»
— Теперь ты счастлив? — спросил Ронан. — Это то, чего ты хотел?
Адам резко вздрогнул. Голос шёл откуда-то ещё. Он поднял глаза и обнаружил Ронана, сидящего, скрестив ноги, на скамье над ними, выражение его лица было бдительным. Одна из рук этого Ронана тоже была в крови, но это точно была не его собственная кровь. Что-то тёмное мелькнуло на его лице, когда он опустил глаза на своего умирающего двойника. Другой Ронан простонал. Отвратительный звук.
— Что... Что происходит? — спросил Адам. У него кружилась голова. Он бодрствовал; он грезил.
— Ты сказал, что хочешь остаться и понаблюдать, — огрызнулся Ронан со скамьи. — Наслаждайся шоу.
Теперь Адам понял. Настоящий Ронан не перемещался, он пробудился точно там, где уснул. Умирающий Ронан был копией.
— Зачем ты нагрезил это? — потребовал Адам. Он хотел, чтобы его мозг поверил, что этот умирающий Ронан был не настоящим, но копия была слишком идеальной. Он одновременно видел Ронана Линча, насильственно умирающего, и Ронана Линча, наблюдающего с холодной отстранённостью. Оба были настоящими, хотя оба должны были бы быть невозможными
— Я попытался получить слишком много за раз, — со скамьи заявил Ронан. Его слова были короткими, отрывистыми. Он старался не выглядеть, будто лицезрение умирающего себя его волновало. Может, и не волновало. Может, такое происходило всё время. Каким же дураком был Адам, чтобы думать, будто он знал всё о Ронане Линче. — Это были не такие... не такие вещи, о которых я обычно грежу, и всё взбаломутилось. Пришли ночные кошмары. Потом осы. Могу сказать, что я бы притащил их с собой. И тогда я проснулся бы вот таким. Так что я нагрезил другого себя для них и затем... я проснулся. И вот он я. А вот снова я. Какой крутой трюк. Какой чертовски крутой трюк.
Другой Ронан умер.
Адам почувствовал то же самое, что и тогда, когда он увидел мир грёз. Реальность вывернулась. Вот был Ронан, мёртвый и нежалующийся, потому что вот был Ронан, живой и неморгающий.
— Вот... — сказал Ронан. — Вот твоё дерьмо. Брехня, которую ты хотел.
Он толкнул выпуклый громадный конверт из манильской бумаги к Адаму, заполненный, по-видимому, доказательствами, чтобы подставить Гринмантла. У Адама ушло много времени, чтобы понять, что Ронан ждал, когда он возьмёт конверт, а затем на секунду больше, чтобы переключить разум на механическое действие и забрать его. Адам велел руке дотянуться, и она неохотно подчинилась.
Соберись, Адам.
На конверте была кровь, а теперь и на руке Адама. Он поинтересовался:
— Ты достал всё?
— Всё там.
— Даже...
— Всё там.
Как это всё было невозможно, сверхъестественно и отвратительно. Скверный план, задуманный скверным парнем, теперь нагреженный в скверную жизнь. Из сна в реальность. Как закономерно было то, что Ронан, предоставленный сам себе, претворял в жизнь красивые автомобили, красивых птиц и добросердечных братьев, тогда как Адам, когда наделён силой, претворял в жизнь мерзкую цепь извращённых убийств. Адам спросил:
— Что теперь? Что мы делаем с...
— Ничего, — прорычал Ронан. — Ты ничего не делаешь. Нет, ты делаешь то, о чём я просил раньше. Уходишь.
— Что?
Ронан дрожал. Не от яда, как другой Ронан, а он некой цепной эмоции:
— Я говорил, что не хочу, чтобы ты тут был, если такое случится, а оно случилось, и посмотри на себя.
Адам, поразмыслив, решил, что воспринял всё в целом неплохо. Гэнси бы потерял сознание к этому моменту. И он, конечно, не понимал, как его присутствие делало ситуацию хуже.
Как бы то ни было, он видел, что Ронан Линч злился, потому что он хотел злиться.
— Выбираешь быть придурком. Это была не моя ошибка.
— Я и не говорил, что это была твоя ошибка, - сообщил Ронан. - Я сказал, убирайся отсюда к чертям.
Оба парня уставились друг на друга. Невероятно, но это ощущалось похожим на любой другой спор, который они когда-либо имели, даже несмотря на то, что на этот раз тело в форме Ронана лежало между ними, искривлённое и покрытое запекшейся кровью. Это просто Ронан, желающий на кого-нибудь наорать, когда его услышат. Адам ощущал, как это сводит на нет его раздражительность, не потому что он верил, будто Ронан злится на него, а потому что он устал от Ронана, думающего, что это единственный способ показать, как он расстроен.
