— Чем хочешь, чтобы я завязал тебе глаза? Твоими трусиками или своей футболкой?
— Ничем!
— Так дело не пойдет. — Ирий выровнялся, стоя босиком на потолке, и сложил руки на груди — его голова касалась спинки кресла. — Я хочу, чтобы ты сконцентрировалась только на ощущениях и не смотрела никуда.
— Хорошо, закрою глаза.
— Давай.
Я сомкнула веки.
Прежде я наблюдала за Ирием, любовалась голым торсом, почти не тревожилась о том, что до пола три метра. Чертовы высокие потолки! Страх вновь набросился на меня и зацарапал когтями по груди, вспарывая кожу, добираясь до трусливого сердца, вгрызся в горло. Дыхание перехватило. Ласковые пальцы погладили низ живота, чертя дорожки к клитору, не касаясь его, и возвращались к пупку. Потолок закачался.
Веки невольно распахнулись. Воздух хлынул в легкие — я дышала ртом, сколько позволяли скобы, стесняя ребра.
— Боишься высоты, служительница?
— Здесь нет пуха! Конечно, боюсь! — выкрикнула я и гневно уставилась на обнаженного негодяя, что сидел на потолке у моих бедер. Его пальцы продолжали ласковый путь — теперь я чувствовала, как за их ласковыми движениями бегало мелкое покалывание, будто пузырьки шампанского.
— Я не дам тебе упасть, слышишь? Доверься мне, бесовка. — В его голос закрадывались рычащие нотки. Голубые глаза с одержимостью следили за пальцами, что перебрались на внутреннюю сторону бедра и, поглаживая, разогревали кожу.
Опасливо я зажмурилась. Страх зашипел змеей на ухо, обвиваясь туловищем вокруг шеи. Меня прошиб холодный пот. К носу подкрался запах виски.
— Если страшно до паники, мы можем остановиться, — прозвучало беспокойно где-то близко. — Травмировать тебе психику я не хочу. А вот нервишки пощекотать… — Его пальцы сжали соски и слегка покрутили. Стрелы удовольствия прошили тело насквозь. — А вот нервишки щекотать я люблю, бесовка.
Как ни странно, его слова добавили спокойствия. Смертельный страх рассыпался на тысячи мелких крабиков, которые пощипывали то тут, то там.
— Продолжай.
Пальцы упорхнули с сосков. Несколько тягучих секунд тишины обострили чувства. Я вздрогнула, когда к бедру коснулись влажные губы и принялись покрывать нежными поцелуями кожу. Приятно до паники! Лишь бы эти губы никогда не останавливались!
Ирий нарочно, не иначе, целовал вокруг да около. Я едва не скулила от желания — между ног скрежетала боль, сводила спазмом. Ожидание дьявольски мучительно.
— Пожалуйста… — бормотала я.
— Что? — спросил Ирий, отрываясь влажными губами от кожи. Зачем? Нет, нет.
— Спаси меня от верной гибели. Умираю.
— Ты нетерпеливая. — В его голосе играла улыбка. — Моя бесовка.
— Задрал меня называть своей.
— Если тебе так станет легче, можешь меня называть своим.
Своим? Я никогда не считала его таким. Он ведь… общий? Сколько девушек в Калинидиксе мечтают о нем? Сотни тысяч, миллионы? Выбирай любую, хоть каждую минуту другую. Но он тут со мной, опаляет горячим дыханием набухшие, влажные складочки, не касается, зараза.
Характер мой нравится?
— Мне станет легче, когда ты наконец-то трахнешь меня.
Ирий процедил ругательство сквозь зубы и припал губами к клитору. Шквал томно-сладких вспышек поднялся по телу и вырвался стонами. Я невольно выгнулась, сколько позволяли скобы, и запрокинула голову, чуть не ударившись затылком о потолок.
Нет, невозможно сравнить грубые пальцы и нежный язык. Он плавно двигался под складочками, терзая сладкой мукой, снова нарочно убегал от клитора.
— Ты самый жестокий человек из всех, кого знаю!
Один смешок, клянусь, волной воздуха ударил по промежности.
— Так хочешь кончить? А я хочу растянуть удовольствие… — Ирий подул прохладным воздухом на клитор — мурашки бросились врассыпную по коже. Теплый язык принялся описывать круги вокруг чувствительной горошины. Пора угрожать местью за издевательства? Негодяй задел разок клитор и прошептал:
— Какая же ты вкусная…
— Заткнись… Просто заткнись и не останавливайся.
— Не сорви глотку, бесовка, — прорычал Ирий. — И не забывай дышать.
Мои ноги и так раздвинуты, но он вдобавок развел пальцами в стороны складочки, обнажая головку клитора. Мягкие пухлые губы взяли его в широкое кольцо, кончик языка безжалостно затрепал, набирая скорость. Молнии эйфории выгнули тело, ребра впились в железные дуги. Плевать! Я захлебывалась криками, меня разрывало на части. Бедра подрагивали, мышцы сжимались, внутри росло как снежный ком напряжение. Нежный, влажный и быстрый язык доводил до сумасшествия. Скованная, я брыкалась, не в силах вынести штормовые волны наслаждения.
Бомба взорвалась — я издала протяжную череду криков, их дробили сильные судороги. Меня выкрутило что-то мощное и дьявольское. В очаге, внизу живота, не прекращалась сладостная пульсация.
Грудь свободно раскрылась и набрала воздуха — о пол ударилась железка. Падаю! Вторая скоба на талии с хрустом вылетела из потолка и метнулась следом за первой. Ужас парализовал ледяным коконом. Я коротко вскрикнула. Третья — выскочила распотрошенными зубцами с побелкой из-под мышек. Те, что держали руки и ноги… держали их долю секунды.
Упавшие дуги отлетели в сторону с ковра, Ирий бросился наперехват, поймал меня в крепкие объятья, затормозил падение — мы вместе плавно приземлились на ковер с геометрическими рисунками.
Голова страшно кружилась. Я уперлась раскрытыми ладонями в пол, по бокам от Ирия — мне не кажется, что лежу на твердой поверхности? Это правда?
— Говорил ведь, что поймаю.
В горле саднило от криков. Взбудораженная, растерянная, я тяжело дышала. Там, где давили скобы, ныло тело. В голубых глазах серела тревога.
— Как ты? Морально?
Я уставилась на пухлые губы. Как? Безумно. Отголоски мощного оргазма приятно затухали в теле. Еще! Было так потрясающе, что срочно нужно еще! Я прижалась к губам Ирия, нетерпеливо простонала. Он увернулся, поднимаясь.
— Давай я сначала тебя осмотрю. Мне кажется, я переборщил. Тебе было больно?
— У меня был фантастический оргазм, — заявила я и поднялась на ватные ноги. Порванные штаны сползли к лодыжкам.
— Я рад.
Ирий подхватил край моего розового свитшота и стянул через голову. Руки выскочили из рукавов, и бретельки разрезанного лифчика соскочили с плеч. Скотина. В чем я поеду домой? Между прочим, рваную одежду еще не перерисовывала, так что: получится ли?
— Мать твою…
— Ага…
— Болит? — Он бережно коснулся пальцами к длинному синяку, который повторял скобу, что держала верхнюю часть грудной клетки.
— Таки ты перестарался… — Я сложила руки, пряча второй синяк, под грудями. Нахмурившись, Ирий развел мои руки в стороны, выматерился, осмотрел запястья.
— Я думал, что синяков не будет, ведь распределил вес твоего тела между скобами и оставил ткань между кожей и железом, — бормотал он. — Надо было сначала на себе попробовать. Вот дрянь…
Его пальцы пробежались по самому незаметному синяку — на животе — а за ними ласковая дрожь.
— Я тоже должна была почувствовать и сказать «акула», — пожала я плечами, разглядывая мускулистый торс. Что за недоразумение стоять вдвоем полностью голыми и не обниматься? Меня дико тянуло вперед, к жару мужского тела.
— Нет! — Он напористо приподнял мой подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. Серьезный, суровый взгляд как никогда. Я млела. — Твоя безопасность — это в первую очередь моя забота. Иногда под эйфорией ты можешь не почувствовать боль. Я виновен, ибо я довожу тебя до умопомрачения.
Как он ясно описал мое состояние. Умопомрачение. Никогда раньше я не теряла так сильно рассудок. Казалось, что бы Ирий дальше ни вытворил, что бы ему в голову ни пришло, я кончу от всего. И каждый раз будет более бурным, нежели предыдущий.
— Подожди здесь, выбери, что закажем, я быстро. — Ирий указал на меню на столике и рванул в ванную комнату, сверкая голой задницей. Я расстроенно вздохнула и взяла алую книжечку, на обложке которой грациозно разместились позолоченные вилка и нож.
