— Эль? — прошептала она, опираясь рукой на стену и переводя свой взгляд с меня на своего супруга, будто ожидая от него подтверждения этой смелой догадки.
Я широко распахнула глаза, пытаясь увидеть в побелевшей девушке ту, которая гуляла со мной прохладными вечерами и с которой я перебирала тяжелые сияющие драгоценности, лежащие в ее шкатулке. Это была одновременно она и не она. Все такая же юная, по-драконьи красивая, но будто отстраненная от происходящего… Я вспомнила слова дедушки о том, как его аршана закрылась в себе, надеясь обрести покой, вернуться за грань, вспомнила и слова отца, сказанные всего несколько минут назад. Да, она сильный маг — это легко угадать по уверенным движениям и едва заметному туману, окружающему ее руки — примерно также у меня просыпался огонь, когда я нервничала или злилась или когда была в расстроенных чувствах, но она никогда не сможет взлететь в небо. Она не сможет увидеть родные края и не ощутит огня внутри.
Сейчас я видела доказательство простой истины, которую можно было слышать множество раз, но при этом понять, что не бывает абсолютно отрицательных или идеально положительных поступков. Не бывает черного и белого. Не бывает абсолютно верных решений, результатом которых может быть лишь благо. Вместе с радостью рука об руку всегда идет боль…
— Эль, — произнесла женщина громче, вглядываясь в меня и будто ожидая, что я растворюсь подобно видению.
Я сделала нерешительный шаг, думая о том, что на отца могу злиться сколько угодно, ведь решение моей судьбы было его, но мама… Она переживала, ждала меня и очень скучала.
Сделав еще несколько шагов, будто во сне, я почувствовала холодные руки, абсолютно лишенные огня, на своих плечах, обнявшие меня столь крепко, что мой огонь хотел вырваться, ощущая угрозу… Усилием воли я сдержала этот порыв и крепко обняла рыдающую женщину, понимая, насколько сильно я скучала.
— Я думала, что ты никогда нас не простишь, — шептала Верассия, осторожно обнимая ладонями мое лицо и вглядываясь в него. — Ты драконица, — в ее голосе звучала грусть, но не было и капли зависти. — Я так рада, что ты нашла свое место в мире, я так переживала за тебя…
Я прикусила губу, понимая, что не стоит сейчас даже намекать на то, что наверняка можно было бы найти метод, который вместе с магией не запечатал бы память о раннем детстве и помог поддержать связь с родителями. Хотя бы прозрачную… Но как тогда развивалась бы моя жизнь? Нет, определенно все происходящее было к лучшему.
Несмотря на такие мысли, я продолжала обнимать девушку, которая казалась моей ровесницей со стороны, и интуитивно пыталась согреть ее, посылая слабые искорки огненной магии.
— Моя милая, добрая девочка, — ее шепот был полон тепла. — Ты не согреешь меня, — в ее голосе слышалась грусть.
Неужели темные маги действительно мертвы в силу той магии, которой они обладают?
— Твои комнаты… Все осталось, как при тебе, и даже шкатулка, которую мы собирали к твоему совершеннолетию, и твои игрушки, — она улыбалась сквозь слезы, и я уловила строгий взгляд, направленный на супруга. — Элоит, вы еще успеете наговориться в следующий раз. На сегодня Эль принадлежит только мне.
Как это ни было странно, но мужчина коротко кивнул и улыбнулся. Пройдя мимо нас, он коснулся губами виска моей матери и сжал мои пальцы.
— Я очень надеюсь, что ты еще появишься здесь, — сказал он с натянутой, немного нервной улыбкой.
— Д… Да, — мой голос был неуверенным. — Обязательно, — твердо сказала я, скользнув взглядом по напрягшемуся лицу мамы… Своей настоящей мамы.
— Пойдем, — Верассия, улыбнувшись взяла меня за руку. — Столько всего произошло… Мне так не хватало тебя, моя девочка.
Я ощущала ее тяжелый, но при этом невероятно приятный парфюм, сочетающий в себе оттенки цветов и специй, видела, как она желает прикоснуться ко мне, обнять меня… Именно так я реагировала на своих детей после даже короткой разлуки, а что говорить о ней, которая не видела свою дочь больше четверти века.
Глядя на нее и в который раз пытаясь разобраться в своем отношении к поступку родителей, я задумалась — а какой бы выбор сделала я, случись подобное с близнецами? С пронзительной ясностью пришло осознание — пусть я буду для них мертва, но я не смогла бы лишить их возможности подняться в небо и испытать буйство огненной стихии. Я не видела своей жизни без полета, без пламени…. Пусть мне никогда не было бы покоя вдали от них, пусть я никогда не смогла бы их увидеть — но я бы знала, что они счастливы и нашли свое место в мире.
Я с грустью и тоской смотрела на Верассию. Колдовство ее отца отразилось на ней… Я была уверена, что она мечтала взмыть в небо, растворяясь в потоках ветра, и от того, что она этого никогда в жизни не испытывала, меньше это желание не становилось.
— Мама, — прошептала я, она улыбнулась и посмотрела на меня.
— Ты голодная? У нас завтрак, но тебя я готова накормить сладким, как ты любишь… Ты же любишь сладости утром до сих пор? — в ее голосе была необъяснимая мне надежда.
— Люблю, — смущенно пробормотала я.
Сколько я ни старалась избавиться от этого порока — у меня это не получалось, а еще Расар обожал подкармливать меня, постоянно повторяя, что ему безумно нравится сладкий вкус моих поцелуев. Да и настроение после утра, начатого с десерта, у меня всегда было лучше, чем после завтрака, состоящего из каши, тостов или яичницы.
К моему удивлению, мы вновь вышли на улицу и устроились у очередного фонтана. Здесь было ощутимо прохладнее… Может быть, магия?
— Может, тебе переодеться? — осторожно спросила девушка.
— Нет, — я покачала головой. — Благодарю… Я буду знать, что нужна самая летняя одежда.
— Да, — Верассия засмеялась. — У нас жарко, но есть вот такие уголки прохлады. Нам столько нужно обсудить… Прошу, расскажи мне обо всем. Расскажи о внуках, — ее щеки покраснели и она прикусила губу — да уж, выглядеть юной девушкой и называться "бабушкой" — сомнительное удовольствие.
***
Мы просидели до заката, и я почти забыла о супруге, который наверняка переживает за меня. Я ощущала его магию, его огонь, но не различала мыслей, которые я должна была услышать.
— Я могу что-то сделать для тебя? — спросила она тихо, понимая, что наше время на сегодня закончилось.
Она не предлагала остаться, кажется, понимая, что я откажусь. Не в этот раз.
— Да… Наверное, — пробормотала я, доставая локон волос девушки, погибшей немногим меньше десятилетия назад.
За разговором я совсем забыла о том, что убеждала себя в том, что именно раскрытие преступления является главной целью этой встречи.
— Волосы? — мама удивленно подняла брови. — Она мертва… Что ты хочешь?
— Я хочу узнать, кто виновен в ее смерти, — тихо сказала я, боясь, что она откажет.
— Хорошо, — она согласилась чересчур легко. — Пусть я и не столь искусна в мертвой магии, как твой отец, но кое-что умею…
Она бодро встала. Кажется, за прошедший день в ее глазах появился отблеск огня, отблеск жизни.
— Расар говорил, что он не в состоянии призвать душу из мира мертвых, — прошептала я, будто желая уточнить, неужели люди могут превосходить драконов?
— Да, а я никогда не смогу подчинить себе огонь и взмыть в небо, — она грустно улыбнулась, но пронзительная, разъедающая изнутри боль притупилась, исчезнув из ее взгляда.
Она прикрыла глаза, и её руки окутал серый, вспыхивающий стальными бликами, туман. Пальцы сжали тонкую трость, появившуюся из ниоткуда, и Верассия улыбнулась на мой удивленный взгляд, ведь подобное было и у дедушки, и у отца в воспоминаниях Расара.
— Мы чертим сложные руны, в которые необходимо вкладывать много сил. Да и лучше проводить грань между миром живых и миром мертвых, — я кивнула — ее объяснения мне было достаточно.
Я с жадностью смотрела за действиями мамы, понимая, что являюсь наблюдателем уникального ритуала, равного которому у драконов попросту нет.
Сперва она начертила круг метра полтора в диаметре, а после начала чертить, вернее, рисовать символы, одновременно пугающие меня и завораживающие своими идеальными, резкими линиями. Руны, которые знала я, имели более мягкие очертания, будто бы нарисованные пламенем, сейчас же это было нечто иное. Опасное, чужеродное, притягательное…
