Наконец мы подъехали к маленькому беленому домику, подслеповато смотревшему на людей двумя сборными окошками. Изнутри они были завешены яркими голубыми шторками. Одно из них было побольше и казалось, что домик подмигивает гостям.
Из будки высунулась какая-то совсем уж несерьезная рыженькая собачонка с хитрой черной мордочкой и шумно разлаялась на недовольных фыркающих коней. Была она смешная, чуть косолапенькая, и гавкала, как мне показалось, от желания обратить на себя внимание, а вовсе не от злости.
Низкая дверь распахнулась, и выплыла очень крупная, дородная женщина с сильно загорелым лицом. Поверх холстинкового платья накинут нараспашку черный тулуп, видно длинный передник в застарелых пятнах. Голова плотно повязана сероватым платком так, что щеки как бы чуть вываливаются за края. Смотрит не слишком довольно вроде бы.
-- Надобно чего? Ежели травов каких – так говорите, вынесу, чево потребно. Цыть, ты, зараза! – рявкнула она на собачонку.
Я с недоумением посмотрела на женщину и вспомнила характеристику, которую дала травнице мадам Синт: «…Вот уж кто понимает в травах, да и сушить умеет. Живет, конечно, на самой окраине города, но продает честно и без брака. Да и чистюля какая!»
Ну, никак эта неряшливая селянка не вязалась у меня со словом «чистюля».
-- Я хотела бы, любезная, повидать тетку Мажину.
-- Болеют оне, – недружелюбно буркнула женщина. – Помирать собралась старуха, а новая травница как раз я и есть! Хейзел меня кличут, – представилась она.
Немного постояв и подумав, я все же решила: нужно посмотреть, что там и как. Ну, не зря же ехала так далеко? Скомандовала:
-- Проводите меня к тетушке Мажине, любезная.
Может быть, толстуха и собиралась возразить, но, бросив взгляд на стоящего у дверцы кареты кучера с кнутом, передумала и недовольно бросила:
-- Ну, ить проходите тогда… -- она отступила, пропуская меня внутрь.
Домик был не так уж и тесен внутри. Небольшая беленая печь потрескивала поленьями, а воздух был пропитан сладковатыми и пряными запахами различных трав. Десятки пучков висели вдоль стен, часть, стоящая на массивной низкой полке, была плотно упакована в большие глиняные горшки и закрыта крышками, только один, похоже, недавно открыли. Он благоухал чем-то острым и резким, да и сушеная трава была мне незнакома.
Толстуха, оценившая мой «господский» статус, аккуратно подпихивая меня под спину, двигала в закуток за печью. Там было совсем темно, и я не сразу разглядела, что на простой деревянной лежанке устроилась сухонькая женщина лет шестидесяти.
Не такая уж и старуха, но явно не слишком здоровая. Темное от жара лицо, по которому сбегают крупные капли пота. Сорочка влажная, и запах не слишком свежий.
Она зашлась кашлем так, что мне стало страшно: казалось, сейчас надорвется. Толстуха, подвинув мне табуретку, равнодушно смотрела, как заходится в кашле больная, недовольно бубня:
-- Вота, тетка Мажина… Пришли и требовают… А я сказала, что помираете, так не верять!
-- Попить дай.
-- Чаво?!
Я вдохнула-выдохнула и почти спокойно скомандовала:
-- Теплой воды дай тетке Мажине.
Недоуменно глядя на меня, толстуха пошла к печке, чем-то погремела и вернулась, держа в руках грязноватую серую кружку из обливной глины. Руки серые, с черными ногтями. Над кружкой вился заметный парок – вода явно была слишком горячей.
Я только головой мотнула от досады и скинула плащ на табуретку и зло сказала:
-- Показывай, где и что.
Все еще пялясь на меня, но теперь почти с испугом, Хейзел прошла к печке и повела рукой:
-- Вот тута все и есть.
Женщина за печкой заходилась кашлем, а я, заприметив в углу рукомойник, вымыла руки, вытерла красивым полотенцем с каймой цветной вышивки и принялась мыть кружку. Рядом с рукомойником лежал небольшой кусочек серого мыла. Да и сам домик, и все вещи в нем говорили, что хозяйка не привыкла пить из грязной посуды.
В котелке на печи кипела вода, я отлила немного в кружку и отнесла Дебби:
-- Остуди, пожалуйста.
Та покивала головой и отставила парящую воду в сторону, в маленький сугробик. Мороз был не крепкий, снегопадов серьезных еще не было, но так всяко быстрее остынет. Я кивнула и вернулась в дом.
Женщина, прекратив мучительно кашлять, тихо, боясь напрячь горло, спросила:
-- Чегось хотели-то, барышня?
-- Сейчас вода чуть остынет, я вам попить дам. А если скажете, какие травки заварить, отвар сделаю.
-- Не поможеть уже ничо, – слабо махнула она рукой. – Поскорей ба господь прибрал…
Внимательно глянув на меня, женщина с минуту молчала, сипло дыша с каким-то присвистом, а потом сказала так же тихо и медленно, но совершенно другим тоном:
-- Вы Хейзел выгоните, я поговорить хочу.
Я только посмотрела на толстуху, как та, закивав головой, попятилась к дверям. Я вышла вслед за ней и Дебби подала мне теплую воду. Зашла в дом и раздернула шторки: пусть хоть чуть светлее будет.
Тетушку Мажину я напоила, ощутив, как она горит. У нее явно была очень высокая температура, и я спросила:
-- Может питья кислого сделать? Жар тогда меньше будет.
Женщина слабо ворохнулась и так же медленно, боясь очередного приступа кашля, проговорила:
-- Что за нужда вас привела, барышня?
-- Да особой-то нужды и нет, поучиться у вас хотела. Приехала, а тут вот…
-- Грамотная?
-- Да.
-- Добрая…
-- Да не в доброте дело, -- отмахнулась я. – Просто нельзя же грязную воду пить, да и при жаре горячая вода – не лучшая идея.
-- Вот я и говорю, добрая. Белку заберете с собой?
-- Что, простите?!
-- Собачку…
С минуту я соображала…
-- Вы хотите, чтобы я забрала вашу собаку?!
Тетушка Мажина прикрыла глаза, разговор давался ей с трудом. Помолчав, пояснила:
-- Хейзел в травах понимает немного, но грязнуля, да и жадная. Дом я ей свой за уход отдам, не жалко. А Белочку мою она уморит.
Немного подождала, пока выровняется сиплое дыхание, и продолжила:
-- Книгу я писала. Там и рисунки есть, сами посмотрите. Отдам, если побожитесь…
-- Да что вы раньше времени…
-- Не перебивай! – она повысила голос и снова зашлась лающим кашлем.
Я протерла ей лицо чистой тряпицей и дала еще глоток воды. Она лежала, слабо сипя и приходя в себя.
-- У меня легкие всегда слабые были, второй раз за осень так вот слегла. И уже понимаю, что не встану, – отдышалась и продолжила: -- Хейзел все равно грамоты не знает.
-- Может быть, вам доктора позвать? Или вы хотите что-то? У меня есть деньги, я могла бы…
