в буфете?
Ну, отлично! Мои кровно заработанные!
Да, об этом месте, где мари прятала денежки, Грегори знал…
— Много, — алчно сказал Грегори. — Несколько золотых и серебро, и…
— Это не то. Она выручила это у мэра за свои грибы, — ответил Ганс хрипло. — Не тронь ни гроша. Никто не должен знать, что мы тут были. Она даже догадаться не должна, понял? Эти деньги — гроши в сравнении с тем, что мы можем получить, если ее секрет узнаем. Так что не вспугнуть бы ее раньше времени…
Ганс помолчал.
— Я чую, — наконец произнес он зловещим тоном. — Чую, что она бывает в столице! Здесь пахнет приправами и благовониями, каких у нас не купишь.
— Ничем тут не пахнет, — огрызнулся Грегори. — Ты просто голову нам морочишь. Уж просто признайся, что ошибся. Мари дура, каких поискать. Если б она попала в столицу, да получила там денег, она б увешалась с ног до головы побрякушками и лопала бы сладости. Все б увидели.
— Он мне верит! — огрызнулся Ганс. — А что думаешь ты, никого не интересует!
— Кто — он?
Этот голос был буднично-спокойный, но я чуть не заорала во все горло, потому что он принадлежал Эвану!
Так вот кто разгуливал по чердаку! Эван устроил засаду и охранял мой дом!
Инквизитор ступил в мою комнату незаметно, так, как только он умеет.
Но с первым же его шагом яростно и прекрасно зазвенела разъяренная сталь.
И кончик острого узкого меча прочертил белую царапину на полу.
От этого звука у меня-то кровь стыла в жилах! Что уж говорить про негодяев?
Ганс не произнес ни звука. Он отпрыгнул назад с такой ловкостью, словно был юношей лет двадцати, а не стариком, и выскочил за дверь.
Я только услышала, как он тяжелыми башмаками пересчитал ступени.
А вот Грегори повезло меньше. Нога его поврежденная не позволяла ему бегать так прытко, как Ганс. Эван одним шагом оказался у дверей и пинком захлопнул ее перед носом у Грегори!
А его меч страшно и безжалостно уткнулся в плечо бывшему жениху глупышки Мари.
И, пронзив, пригвоздил его к косяку.
Грегори, корчась, испустил ужасный крик.
— Стой смирно, — безжалостно велел инквизитор, сверля яростным взглядом Грегори и удерживая меч твердой рукой. — Не дергайся, не то напачкаешь мне тут. А я не настроен убирать за тобой, червяк. Кто ваш главарь? Кто посмел творить бесчинства в этом городе?
— Я не знаю! — проорал Грегори, корчась от боли.
— Да неужели?
— Ганс! Ганс его знает! Он передает от Него приказы! Я никогда Его в лицо не видел!
Инквизитор не поверил. Он внимательно посмотрел на Грегори и… повернул в его ране меч.
Грегори взревел так, что я зажала уши ладонями.
— Проклятый демон! — выдохнул Грегори. — Упиваешься страданиями людей?
Брови Эвана удивленно взлетели вверх.
— Я? — произнес он. — Да разве? Я не делаю ничего сверх надобности. Только для дела. Я даже не присутствовал, когда тебе ребра пересчитывали. А вот ты, я слышал, любишь слушать, как кричат молоденькие девушки, которым больно?
И Эван снова крутнул меч в ране Грегори.
Тот снова взвыл, а потом расхохотался. Жутко, как гиена
— А, так ты просто мстишь! За девку мстишь! — выплюнул он с таким презрением, что мне губы обожгло. Этими губами Мари когда-то целовала этого мерзавца… — За эту подстилку? Она уже дала тебе?
— Нет, — спокойно ответил Эван.
Я едва не закричала, когда в свободной руке Грегори блеснул нож. Он успел замахнуться им так быстро, умело и ловко, что дыхание в моей груди остановилось.
Но Эван словно угадал его намерения и миг удара.
Он успел поймать нож.
Я видела, как его рука, облаченную в черную перчатку, сомкнулась на лезвии, и клинок с треском лопнул, словно был из сухой деревянной планки.
Эван поранился; я увидела кровь, блеснувшую на его черной перчатке.
Но он и вида не подал, что ему больно. Отшвырнув в сторону обломок ножа, раненной рукой Эван ударил Грегори в лицо, и тот с вскриком обмяк, повис на пришпиленной к двери руке.
— Бесполезный ублюдок, — ругнулся Эван. — Твоя жизнь не стоит и такой малости, как распоротая перчатка. Подлежишь развеиванию.
Услышав эти непонятные и грозные слова, Грегори вынырнул из своего обморока и попытался загородиться от инквизитора свободной рукой.
— Постой, подожди! — он верещал, как заяц. Его лицо исказились, в нем не было ничего человеческого, никакого достоинства. Только страх. — Это что, разве суд?! Это произвол! Это незаконно! Смерть? Нет! Тебе нельзя меня трогать!
Эван усмехнулся:
— Беглый преступник, застигнутый на месте преступления, уличенный в связях с разбойниками, покусившийся на жизнь инквизитора… Ты правда думаешь, что нужен какой-то особенный суд? Который будет снисходителен к тебе по непонятной причине? Нет. Считай, я свершаю акт милосердия.
Эван рывком освободил свой меч и снова влепил Грегори крепкую плюху, так, что тот вскрикнул и по полу покатился.
— Прах к праху, — негромко произнёс Эван, раненной рукой чертя в воздухе над распростертым телом какие-то знаки.
По ногам потянуло холодом, просто-таки пробирающим до костей.
Одно касание его было так же невыносимо, как ледяная вода в застывшей зимней реке.
Этот оживший сквозняк крался к Эвану, как послушный подозванный зверь, полз из темноты, дыша древней угрожающей силой.
Эван не сказал больше ни слова. Просто указал на Грегори, и холодный поток скользнул в нему.
Охватил всего, опутал, завертел, как игривый осенний ветер хватает оброненный деревом лист, и… все. Грегори не стало. Просто не стало, словно его кто-то стер. Ни крови, ни криков.
Думаю, все вопли просто застыли у него
