Ульяна Соболева - Восемь. Знак Бесконечности

Ознакомительная версия.

"У Данте каждую неделю новая телка"

Захотелось разломать все сигареты в пачке, заорать, ударить кулаком по столешнице. Можно подумать я этого не знала. Данте Марини не ведет счет своим женщинам. Их так много, что он, наверное, не помнит, как они выглядят.

Через пару дней он забудет и мое имя тоже. Это у меня останутся воспоминания, это мне будет больно каждый раз, когда я услышу или прочту его имя. Это я не смогу его забыть.

Чико рассказал мне все, что не удалось узнать копам. Много подробностей о продаже наркотиков в самой школе, о том, как приводили девочек в секту. Но арестовать его за это не смогут, девочки сами соглашались, насилия не было и это видно на фото и из показания других ребят. Данте оплатит залог, наймет хорошего адвоката и все обвинения с Чико снимут уже через пару дней.

И снова что-то не сходится. Именно у меня. Если это Данте скрывается под ником "Смерть" — значит это он заставлял Чико и Эрика приводить девочек. Значит знал о наркотиках, об оргиях. Но этого просто не может быть. Данте бы не позволил. Судя по рассказам Чико. Значит, это делает кто-то другой…и этот кто-то хочет, чтобы полиция думала на Данте. Подставляет его.

А может мне так хочется? Я просто не хочу верить, что Данте Марини способен на все это потому что… Потому что что?

Посмотрела на свое отражение в зеркале и приложила пальцы к следам на горле…

Потому что когда Марини прошептал мне: "Скажи, что любишь"… мне ужасно захотелось сказать, что да — люблю.

Почему люди считают, что любовь приходит со временем? Почему ее разбивают на какие-то сроки, месяцы, года, измеряют степенью понимания и привязанности, привычки? Разве эта нехватка человека, эта дикая тяга, это сумасшедшее желание быть рядом каждую секунду не могут назваться любовью? Кто определяет критерии? Я прожила с Алексом два года и не любила его. Я не испытывала к нему и десятой доли того, что испытала к Данте за пару недель.

Так что значит любовь? Алекс говорил мне о любви и трахал мою лучшую подругу, а потом стоял под моими окнами и набирал мой номер телефона. Разве это любовь? Но ведь Алекс считает это любовью.

— Кэт!

Я вздрогнула, дверь приоткрылась и показалось лицо Ферни.

— Прости, что лезу сюда…но там у Хендли истерика, бьется головой о стены и орет, как ненормальный. Может успокоишь его? Какие-то словечки…ну там особенные. Гипноз. — он усмехнулся.

— Да, я сейчас.

— С тобой все хорошо?

— Да, спасибо, я в порядке.

— Парни посмотрели твою квартиру. Там все чисто. Ничего не нашли. Но ты смени замки. У Ли ведь были твои ключи … ну сама понимаешь.

Я кивнула и медленно выдохнула. Конечно понимаю.

Вышла в коридор и замерла, сердце пропустило несколько ударов, а потом сильно забилось прямо в горле. По коридору шел Марини в сопровождении невысокого, лысоватого мужчины. Адвокат Чико скорей всего.

Они прошли мимо меня и Данте посмотрел мне в глаза… По телу прошла неконтролируемая дрожь.

Волна электрического тока… Какой тяжелый у него взгляд, ощутимый физически каждой клеткой тела и в тот же момент совершенно непроницаемый. Ни одной эмоции. Так же можно было посмотреть на стену или предмет мебели. На меня пахнуло запахом его парфюма, и я судорожно сглотнула, не удержалась и посмотрела вслед. Марини не обернулся. А у меня внутри все сжалось. Как быстро человек может стать чужим. По щелчку пальцев. И нет ничего и не было. Я не знаю его. Он не знает меня. Пару разговоров, крышесносный секс и на этом все. Он по-прежнему Данте Марини, а уже одна из…

Выдохнула, стараясь успокоиться. Я подумаю об этом дома. Когда никто и ничто не будет мне мешать, но в горле запершили слезы. Дьявол. Я за эти недели плакала больше чем за всю свою жизнь.

Эрик Хендли успокоился довольно быстро, особенно после того, как я сказала, что мы вызовем скорую и отправим его в больницу. Подозреваю, что его не так испугала сама угроза, как то, что там в его крови обнаружат наркотики. А он под кайфом, я видела это по расширенным зрачкам и неадекватному поведению.

Но в отличии от Чико мне удалось его разговорить сразу. Эрик любил говорить о себе. Много говорить. Моментами мне казалось, что он готов рассказать все, лишь бы быть в центре внимания. Как сказал Чико — у каждого своего одиночества.

Мистер Хендли окружал сына опекой и чрезмерной заботой и все же парень явно нуждался во внимании. Я понимала, что связывало таких разных мальчиков как Эрик и Альдо — потеря матери в раннем возрасте. Они нашли что-то общее, что-то, что объединяло их в маленькую команду аутсайдеров среди детей с полноценными семьями.

— Расскажи мне о своей маме, Эрик. Ты любил свою маму? Какая она была?

Я ожидала, что сейчас Эрик взахлеб расскажет мне о ней так же, как до этого рассказывал о себе, но он вдруг затих, отвернулся к стене.

— Я ее не помню.

— Совсем? У тебя ведь есть фотографии?

Он не ответил, только светлые брови сошлись на переносице.

— Твои детские фотографии, со свадьбы родителей?

— Нет.

— Как нет? Вообще ни одной?

— Ни одной.

— Они потерялись при ремонте?

Парень вдруг резко повернулся ко мне:

— Что вы пристали? Какая вам разница как выглядела моя мать? Ее нет. Она умерла! Давно! Понятно вам? Я сжег ее фотографии. Все! До единой. Ее и отца.

Давно сжег.

Мне стало не по себе, когда Эрик повернулся ко мне. Вдруг в этом пустом взгляде, где до этого плескалась поверхностное бахвальство, появился мрак. Такая тьма, от которой по коже пошел мороз. В этой тьме я видела маленького мальчика, который чего-то сильно боится, отчаянно боится.

— Ты не хотел на них смотреть потому что это больно?

— Он не хотел на их смотреть!

— Кто он?

— Отец! Он спустил их в чулан и сбросил к старому хламу. А я нашел и сжег. Не хотел, чтобы они валялись там, а потом их выкинули на свалку. Я высыпал пепел в коробку из-под конфет и поставил ее под кровать.

— Как умерла твоя мама, Эрик?

Внутри меня зарождался какой-то хаос. Я еще не могла понять, что именно не дает покоя, что сжирает и заставляет сильно нервничать. Так нервничать, что вспотели ладони.

— Она упала с лестницы. На инвалидной коляске. У нее было больное сердце. Стало плохо и …она…

Парень вдруг обхватил лицо руками и вздрогнул.

— Эрик, а ты был дома, когда это случилось?

— НЕТ! — Резко вскинул голову, — Меня не было! Никого не было. Что вы пристали ко мне?! Зачем вам все это?! Я ничего не помню. Ничего не знаю. Меня уже допрашивали! Я все тогда рассказал! Что вы еще хотите? Я ничего не видел. Я и ему сказал! Ничего не видел!

Ознакомительная версия.