Теплая влага обожгла глаза.
Когда я в последний раз плакала? Я дотронулась до глаз и в ступоре уставилась на капельки, что поблескивали на пальцах.
Прозрачные, соленые свидетельства того, что какой бы расы ты не родился, какой бы долгий жизненный путь не прошел, не разучишься ни плакать, ни переживать. Только со временем подарочная мудрость веков, набитые за столетья шишки и бездонный колодец выплаканных слез учит тратить эмоции лишь на то, что непоправимо ужасно.
Я не поняла, что произошло, когда лицо уткнулось в футболку Вархара. Он обнял меня так, как никогда не обнимал. Нежно, осторожно, словно я дорогущая хрустальная ваза. Мягко, ненавязчиво, без малейшего намека на флирт, соблазнение. И я растаяла в руках Вархара. Его объятия надежной гаванью приняли меня после долгого плавания в море одиночества, каменной стеной защитили от невзгод и ужасов реальности.
— Ну что ты, Олюшка, — дрожь прошла по телу, когда он назвал меня так. Вопреки субординации, не оглядываясь на присутствие Езенграса. Ректор скалился, наблюдая за нами, как за студентами, застуканными за обнимашками-целовашками в коридоре Академии.
— Не пла-ачь, — еще мягче, еще мелодичней и еще тише проронил Вархар. Боже! Как же мне оказывается нравился его низкий, грудной голос. Не грубый, как у большинства местных преподов, очень певучий.
Вархар запнулся, будто не знал, что еще сказать, предпринять. Но его утешение и нежность сделали свое дело. Тепло, в которое хотелось завернуться, как в кашемировый свитер и больше никогда не вылезать в холод мира, вернуло что-то давно позабытое. То, от чего пахнет спелыми яблоками и лесной малиной, яичницей с сосисками и борщом, фиалками с подоконника и сиренью за окном.
Я стиснула челюсти, сжала кулаки и подняла глаза на Вархара.
Он улыбался, приподняв бровь с родинками.
— Мы принимаем бой! — заявила я так, словно самолично поведу Академическое воинство на крипсов.
— Ты моя воительница! — выпалил проректор. — Только не истреби их подчистую. Ты можешь! Сам видел. Раз-два — и пожар. Три-четыре и межреберная невралгия. Пять-шесть — враги вверх тормашками. Семь-восемь — распластаны на полу и повержены. Крипсы нам еще пригодятся. Мы на них мастерство боя оттачиваем.
Рассказ Вархара о моих «академических буднях» взбодрил всех.
Езенграс оскалился шире, давая фору не только акуле, но и Мастгури.
Видимо приглашая меня по скайпу на работу, он использовал самую очаровательную из своих улыбок. Остальные улыбки рассудок кандидатов просто не выдерживал.
— Ну если между вами мир и согласие, — и Езенграс подмигнул так, словно мы с Вархаром только что занимались чем-то до безобразия неприличным и пикантным. — Давайте-ка наведем порядок в Академии.
Вархар. Собери всех завкафедр. Ольга, собери всех своих преподов. Не мне объяснять вам, что магнетики и электрики — наша главная сила. Водники и почвенники лишь прикрытие, подмога. Ну и, конечно же, сообщите доктору Мастгури.
На секунду мне поплохело. Вообразила, как главврач лечит раненых своей знаменитой чудоустановкой. Или той, что так и не дотащил до нашего этажа.
Но Езенграс подмигнул мне и задорно подвигал бровями.
— Да что ты, Ольга! Как ты могла подумать! У нас будут пленные! — ректор оскалился так, что акула уже бы даже не вспотела, умерла от разрыва сердца. — А это значит что?
— Что у Мастгури будут живые пациенты! — задорно подхватил Вархар.
Я решительно заставила себя не думать о том, что планируют сотворить с пленными воинственные скандры. О том, на каком месте среди длинного списка их достоинств находится гуманизм. И есть ли он там вообще.
И меня наконец-то отпустила ностальгия по старому миру. Странно, забавно, но опасное приключение на горизонте отрезало ее напрочь.
А, скорее всего, отрезал ее Вархар. В тот самый миг, когда обнимал меня, здесь, наплевав на присутствие Езенграса.
Здесь и сейчас прижимал меня к груди не воинственный скандр, не беспардонный начальник, не бретер и бахвал… Мужчина… Настоящий мужчина, каких поискать во всех пяти мирах.
* * *
В следующие два дня я узнала много новых слов — цензурных и не очень.
Езенграс с утра до вечера муштровал преподов во дворе Академии, а на Академической площади, позади крепости муштровал аспирантов Вархар. И все бы ничего, но во дворах корпусов муштровали студентов преподы по военной подготовке.
Я не видела их раньше, и с удовольствием не увидела бы еще много, много лет.
Бурбурусса Брабана все называли просто и незатейливо — Генерал.
Этот скандр, выше Вархара на голову издалека и со спины напоминал не столько шкаф, сколько дверь. Его единственный темно-карий глаз сверкал как драгоценный камень. На месте второго лихо сидела повязка с черным кружочком.
Многие думали, что беспощадный воин Бурбурусс потерял глаз во время штурма какой-нибудь крепости. Хотя бы во время сражения с сильно превосходящими силами противника. На самый худой конец в схватке с другим зверски настроенным скандром.
Но Вархар поведал мне тайну, о которой преподы шептались по углам Академии, но никто не говорил вслух. Генералу выбила глаз… жена. Вначале я даже не удивилась. Сама не раз покушалась на глаза Вархара. И будь я посильнее, да пошустрее, выбила бы ему больше глаз, чем полагается скандру по физиологии.
Но все оказалось намного прозаичней с точки зрения Вархара и комичней — с моей.
Любимая жена Бурбурусса — Свангильда — выбила мужу глаз во время страстных постельных игр. И, что самое поразительное, пропажу супруги заметили только после четырех оргазмов у каждого.
Я так и представила эту картину.
— Дорогой, я получила невероятное удовольствие. Ты довел меня до четырех оргазмов… Ой… А вот там, в углу не твой ли глаз валяется?
Одеждой Бурбурусс переплюнул всех воинственных скандров, что попадались мне в Академии, даже Вархара на танцевальном вечере. Да что там Вархара, Драгар, и тот, в подметки генералу не годился.
Квадратный генеральский торс не столько прикрывала, сколько открывала майка-алкоголичка. Большую ее часть составляли тонюсенькие бретельки, а головокружительное декольте едва доставало Бурбуруссу до пупка.
«Низ» Генерала тоже поражал воображение. Узкие шорты-велосипедки не скрадывали никаких выпуклостей и впадинок, более того — откровенно сообщали всем вокруг, что Бурбурусс не носит белья.
На ногах генерала неизменно красовались ботинки на подошве, должно быть, в ладонь толщиной.
Вархар утверждал, что однажды студенты примерили обувку Генерала. Как они ее раздобыли, история умалчивала. Только оба экспериментатора, надев всего лишь по одному ботинку, угодили в медкорпус с сотрясением мозга и расплющенными носами. Они слишком резво шагнули, но не сумели оторвать генеральский ботинок от пола, и атаковали лицом каменные плиты корпуса. Не трудно догадаться, что невредимыми из столкновения вышли плиты. Скандры… что с них взять, кроме стойкого запаха самомнения.
