— Я женился на Джинни, потому что люблю её, — отчеканил я, когда пауза начала затягиваться. — И собираюсь провести с ней остаток жизни, нравится тебе это или нет. И да, я спросил её мнение, не беспокойся. Джинни сказала «да». Несколько раз. Прости, что не записал аудио.
Он будто бы задумался. Мотнул головой, нахмурился, устало потёр пальцами переносицу.
— Мне не нужно аудио, Хота. Но ты должен был прийти ко мне. Она моя дочь, ты — мой племянник. Что бы ты там себе ни думал, я желаю вам счастья…
— …но лучше бы по отдельности друг от друга? — ядовито закончил я за него.
И ведь понимаю нутром, что он ничего такого сказать не хотел; чувствую, как он рассердился на меня снова. Но обида всё еще слишком сильна. Пусть мучается, заслужил.
— О, Хаос! Хота, прекрати нести чушь!
— Разве чушь?
— Хота!..
Чем именно на этот раз Хота ему не угодил, я уточнить не успел — в кармане завибрировал комм. На экране высветился незнакомый номер, а в трубке раздался не более знакомый голос:
— Господин прокурор, добрый день! Как поживаете?
— Сказал бы, что прекрасно, если бы знал, с кем говорю.
— О, прошу прощения, я думал, вы знаете даже то, в какое время я хожу в туалет. Моя слабость — всегда ожидаю слишком многого.
В этом мире есть только один человек, чьё расписание походов в туалет я и впрямь могу знать. В отличие от номера — уж ему-то звонить я точно не собирался никогда в жизни.
— Демьен Орентис, — сказал как выплюнул, повернулся к вмиг переменившемуся в лице Дару. Он махнул рукой, мол, включи громкую связь. Послушался я без всяких пререканий. — Чем обязан столь высокой чести?
— А у тебя много вариантов, медвежонок? — насмешливо изумился Орентис. Я прямо наяву увидел эту его сахарную улыбочку, какой он неизменно светит на экранах визора. — Ну что же, вынужден разочаровать — их не много. Но, быть может, разойдёмся по-хорошему? Почём у нас сегодня окружные прокуроры?
Он это серьёзно?.. Да нет, вряд ли. Нашего многонеуважаемого сенатора можно назвать мерзавцем, но никак не идиотом.
— У вас столько нет.
— Подумай, я ведь человек щедрый! И к тому же влиятельный. А настырный ублюдок вроде тебя мог бы многого добиться под моей протекцией…
— О, Хаос! — я тоже не потрудился скрыть веселье. — Орентис, вы же не думали, что это сработает? А если б и так, то поздновато начинать торги, когда я уже почти взял за задницу и вас, и всю вашу шоблу.
— Я должен был попробовать, — вздохнул мой собеседник. И вдруг переменил тему: — Поздравляю со свадьбой, Хота. Ты счастливчик — жениться на такой красивой девушке. Пусть даже она и твоя двоюродная сестра… боги, это вообще законно?
Я напрягся. Очень, очень нехорошо, когда кто-то вроде Орентиса вдруг решает поговорить о твоих близких. Пришлось приложить все усилия, чтобы сохранить невозмутимость.
— Более чем, — наконец заявил я и невольно покосился на Дара. Но тот будто и не слушал — уже вытащил комм и тщетно пытался дозвониться до кого-то. Сдаётся мне, я знаю, до кого именно.— А если б и нет, то это, господин сенатор, всё ещё не ваше собачье дело.
— О, да ты не подумай, будто я осуждаю! — тут же поспешил выдать Орентис, точно гадкий я оскорбил его в самых лучших чувствах. — Скорее, завидую. Регинхильд гро Маграт, заклинатель завесы, наш платиновый резерв… Стань я обладателем такого сокровища — стерёг бы его денно и нощно.
— Я работаю над этим.
Как ни храбрись, а внутри всё холодеет. Гадкое чувство, сдобренное даром Хаоса — Орентис искренен в своём восхищении моей Джинни. А ещё в своей зависти и неприкрытой злобе.
— Денно и нощно, Хота! — точно не слыша меня, продолжал Орентис. — Тебе бы следовало меньше околачиваться в казематах Инквизиции и больше времени уделить своей прекрасной жене. Но ты, похоже, иного мнения… Тем хуже для неё.
— Что ты хочешь этим сказать? — прошипел я, с трудом сдерживая внезапно охватившую меня ярость. Он не смеет говорить о ней, называть её имя… Не смеет… угрожать ей. — Что с Реджиной?
— О, она в добром здравии! — прежним радостным тоном заверил ублюдок. — И будет впредь. По крайней мере, пока ты будешь достаточно сговорчив.
— Ты же понимаешь, что за это я самолично усажу тебя на электрический стул?
— Разумеется. Но видишь ли, в чём дело, прокурор… Моя казнь, в какой бы форме она ни состоялась, доставит тебе куда меньше удовольствия, если с прелестной Регинхильд что-то случится. Что-то очень плохое.
— Что. С Реджиной? — с нажимом процедил я, едва удерживаясь, чтобы не сбросить звонок и не набрать Джинни. Мне нужно услышать её голос, нужно оказаться рядом с ней, нужно…
— Как я уже сказал, с ней всё прекрасно. Надеюсь, с документами на меня — тоже. Очень хочу их увидеть! А заодно и нашего общего друга Тристана, которого миз Крэстани так неосмотрительно арестовала сегодня утром.
Я при всём желании не смог бы описать, что сейчас чувствую. Слишком много всего. Но сильнее всех прочих чувств оказалась злость. Слепая ярость, от которой зубы во рту удлинились, а руки покрыл жёсткий мех.
«Не отвечает», — одними губами произнёс Дар, стоило только глянуть на него в растерянности.
Я знаю, о ком он. Уточнять вовсе не обязательно.
— Где и когда? — не разжимая зубов, спросил я у столичной твари.
— Я сообщу. Позже. Не выключай комм, медвежоночек,— бросил Орентис и отключился, заставив меня зарычать в голос.
— Она не отвечает, — уже в полный голос повторил Дар, почти такой же испуганный и злой, как я сам.
Не обязательно было, я всё прекрасно понял.
Нужно что-то делать, куда-то бежать, кого-то вызванивать — но прямо сейчас не могу даже вздохнуть нормально. Почти ничего не вижу перед собой. И уже готов рассудок потерять — от злости, от вмиг накатившей паники, от ужасного предчувствия, что вот-вот случится беда. Надо торопиться, надо как можно быстрее найти Джинни — а у меня ни одной идеи, где она может быть. Ни одной.
59
Рванул было к двери, но на плечо тут же легла тяжёлая рука, останавливая.
— Хота, успокойся, — проговорил Дар неожиданно мягко. Но без толку.
Все, что я испытываю сейчас — бесконечную ярость пополам с бесконечным страхом. За Джинни, за весь Греймор.
Он ведь не врал! Ни словом не соврал. Даже в дыхании не сбился ни разу — будто всё, всё, что он задумал и распланировал, обязательно случится. Или уже случилось. А я не смогу этому помешать. Не смог защитить свою женщину, свою жену, свою альфу. Как когда-то не смог защитить Джеймса. И себя самого. И Эмму. И…
— Хота! — прикрикнули на меня. Только после этого я понял, что успел в кровь разодрать руку Дара. — Прекрати сейчас же! Мы найдем её, слышишь? Это же земли Хаоса, он не позволит…
— Но он позволил! — зарычал я, отпихнув его. — Уже позволил! Джинни так или иначе, но в лапах этого ублюдка. И всё из-за меня, понимаешь? Не надо было к нему лезть… Стоило сначала увезти вас — всех вас — подальше отсюда! Я бы справился один, а сейчас…
— А сейчас ты не один. Уймись, я сказал!
Дар силком усадил меня на крохотный стул в углу допросной. Удивительно, что несчастный предмет мебели не развалился тут же. Не иначе как волей Хаоса.
Усмехнулся, не весело, но скорее истерично. Паника захлестывала с головой, мешала дышать и тянула, тянула. Подальше отсюда, за пределы душных стен. К Джинни. Мне нужно быть с ней, мне без неё совсем никак, я просто не смогу…
Когда к нам присоединилась Изара, я не понял. Нас просто вдруг стало трое, а носа достиг запах большой кошки. Альфы. Сильной, опасной. Моя Джинни тоже сильная, но пахнет всё же по-другому — тоньше, слаще, нежнее. Лесными ягодами и грозовой свежестью. Магией. Если у магии вообще есть запах.
— Что здесь происходит? — сурово поинтересовалась Изара. Покосилась на разодранную мной руку Дара, опасно прищурилась. — Только попробуйте ляпнуть чушь про «просто разговаривали» — пристрелю обоих.
— Орентис похитил Реджину, — выдавил Дар. Снова уложил руку мне на плечо, сдавил крепко, то ли удерживая на месте, то ли успокаивая. С первым — получилось, со вторым… сейчас я, кажется, даже слово-то такое позабыл. — Или не похитил, не знаю, но она не отвечает и…
