Наблюдая, как мужчина занимается растопкой прогоревшего камина, я комкаю в руках концы шали. И Риндан чувствует мой взгляд не иначе как спиной, потому что, подбросив ещё пару поленьев в разгорающееся пламя, поворачивается и смотрит на меня.
— Тебе точно ничего не угрожает? — не выдерживаю.
Отвечают мне не сразу — вначале мужчина заканчивает с растопкой камина, а затем, приложив руку к каменной кладке, одобрительно кивает. Я понимаю, что это все только для того, чтобы потянуть время, но жду.
Наконец до него доходит, что отступать я не намерена.
— Мейделин, все под контролем, — Риндан подходит и прижимает меня к себе, — я подстраховался везде, где только мог. Лгать не буду — в моей работе возможно всякое, но в этот раз все должно пройти без каких-либо проблем. Вальтц мне в этом поможет.
— Вальтц… — я сжимаю губы. Мысли об отчете вновь лезут в мою голову, но посвящать в них инквизитора я не хочу. Потом поговорим… если сочту необходимым.
Пока что мне самой нужно понять, как я отношусь к этой ситуации.
— Вальтц — моя правая рука, — с бесконечным терпением объясняет Риндан, — уж не знаю, за что ты его так невзлюбила.
Я хочу возразить, сказать, что все не так, что инквизитор не прав… но не издаю ни звука, отчетливо понимая: кажется, Максвелл видит даже больше, чем я сама.
— Я за тебя боюсь, — выдаю полушепотом.
О сне я предпочитаю не упоминать — не хватало ещё своими рассказами Максвелла нервировать. У него, небось, и так последние дни — сплошная нервотрепка.
А тут ещё и я. И ведь тоже хороша! Нойремштир, Лойс… куда бы меня еще могло занести в поисках информации?
— Ты прости меня.
Удивленный взгляд, направленный на меня сверху, я предпочитаю проигнорировать.
— Я не должна была ездить в Нойремштир и…
— Нет.
Теперь удивляться приходится уже мне.
— Что… — договорить я не успеваю.
— Это моя вина. Я обязан был объяснить тебе свои мотивы, не отстранять от службы просто так. Но дело в том, что…
Он замолкает, а я, не удержавшись, провожу ладонью по его груди.
— Я испугался, Мейделин. Впервые за много лет. За тебя.
Это неожиданное откровение заставляет вскинуть голову и встретиться с ним взглядом. И Риндан не прячет глаза — напротив, глядит на меня с какой-то странной смесью нежности и тоски. И от этого мое сердце начинает биться чаще.
— Я представил — а что, если злоумышленник решит, что ты слишком много знаешь и представляешь угрозу для его планов? Признаться, отстранение тебя — это первое, что пришло в мою голову.
— Возможно, ты был прав.
Я не хочу развивать пугающую тему — знаю, что сейчас, накануне операции, ему и так невесело. А потому принимаю единственное правильное решение на данный момент — обнимаю мужчину за плечи и, поднявшись на цыпочки, приникаю к его губам, в последний момент понимая, что не дотянулась бы, не нагнись он навстречу.
Все-таки разница в росте у нас внушительная.
Утро приходит неожиданно и, констатировав это, я недовольно морщусь — как-то быстро время пролетело.
— Пора. — Риндану хватает короткого взгляда на часы, чтобы понять эту простую истину.
Я прикусываю губу, кутаясь в простынь и чувствую себя виноватой в том, что выспаться инквизитору не удалось. Но оглашать это не тороплюсь — напротив, тоже поднимаюсь, накидываю платье и, оставив мужчину одеваться, спускаюсь вниз, на кухню.
Печь хранит остаточное тепло, но растапливать её не хочется. Я решаю воспользоваться даром: заключаю чайник в небольшой золотистый пузырь и кипячу воду за полминуты. Риндан, спустившийся следом, внимательно рассматривает устроенную мной конструкцию и лишь хмыкает:
— Даже пытаться пробовать не буду.
— Что, боишься повторения истории с сетью? — не могу удержаться от шпильки я.
— А то! — фыркает мужчина, — знаешь, не каждый любит по пальцам электрическим разрядом получать.
Защиту в кабинете я все-таки накрутила — и теперь не уверена, что даже сама быстро справлюсь с её ликвидацией. Но зарекаться не тороплюсь — решаю вначале попробовать.
Когда мне вернут доступ, конечно же.
Я нарезаю хлеб, сыр и делаю бутерброды. Максвелл тоже времени зря не теряет — его притягивает золотистое сияние сферы.
— Что это?
— Заклинание изоляции. Из арсенала отца, — я не хочу посвящать инквизитора в подробности из-за грядущего дня, но, увидев интерес в его глазах, все-таки сдаюсь, — оно аккумулирует всю силу заклинания внутри, не давая просочиться за пределы контура защиты. Ну и усиливает заклинания из-за концентрации силы.
— Забавно, — Максвелл касается пальцем упругой сферы и тут же одергивает руку, — покажешь как-нибудь.
— Посмотрим, — многозначительно улыбаюсь я, ставя на стол тарелку.
Чай я тоже завариваю сама, добавляя к заварке несколько вишневых веточек и сушеные листья мяты. Риндан не возражает — напротив, с интересом наблюдает за моими действиями и это определенно смущает.
— Интересные заклинания у твоего отца, — сообщает он, стоит только мне наполнить чашки чаем, — он где работал?
— В последние годы там же, где и Джо, — я не желаю делиться подробностями, но основную выжимку все же выдаю, — в экспериментальном управлении. Занимался разработкой новых заклинаний.
— А я-то думал, — улыбается инквизитор, отпивая глоток чая.
Мы некоторое время сидим в тишине. Часы показывают половину пятого утра, но темнота за окном светлеть не желает.
— Самая темная ночь в году, — сообщает Риндан.
Я удивленно кошусь на мужчину:
— Правда?
— Ага. Фанатики очень любят привязывать свои пакости к каким-то необычным событиям. Фазы луны, праздники…
— … приезд кардинала… — многозначительно выдаю я, уже понимая, что прокололась.
Но тыкать меня в это носом никто не спешит.
— Приезд кардинала, — просто соглашается инквизитор и немного спустя все-таки добавляет, — а вот Джоверд теперь будет подписывать дополнительное соглашение к контракту.
— Это какое? — фыркаю, уже осознав, что гроза прошла стороной.
— Длинное, — напускает туману Максвелл, — предназначенное специально для того, чтобы оградить одну любопытную мисс от проблем, связанных с нарушением государственной тайны.
— Я не претендую, — отгораживаюсь ладонями от мужчины я, но не срабатывает — меня сгребают в охапку и нежно целуют.
Но здесь я уже не спорю. Я только “за”.
Риндан уходит через полчаса — вначале долго топчется на пороге, отряхивает дубленку и только после того, как включается свет в комнате, принадлежащей Терре, открывает дверь.
— Я провожу, — вызываюсь, уже набрасывая шубку.
Инквизитор не спорит. Мы выходим на крыльцо и замираем у ступеней. Оттепель — снежное одеяло просело и стало серым, а с крыши нет-нет, да и срываются капли.
— Не выходи сегодня из дома, — просит Риндан, целуя меня в нос. Я морщусь, но терпеливо сношу это необычное проявление нежности, — я пришлю кого-то, чтобы ты не скучала.
— Ты хотел сказать, чтобы я никуда не делась? — враз считываю его благородные порывы души.
Максвелл усмехается:
— Вроде того. Того, кто не будет тебя раздражать.
— Как будто у тебя большой выбор.
— Не такой уж и большой, но… я постараюсь тщательно подойти к выбору кандидатуры. Тем более, Вальтц мне сегодня понадобится.
Я вздыхаю:
— Это уже понятно. Ладно, спорить не буду.
Кажется, я говорю что-то не то, потому что ответа не прилетает. Я поднимаю голову — и вижу удивленный взгляд инквизитора. Удивиться, что происходит, я не успеваю — мужчина меня опережает:
— Я не думал, что когда-нибудь это услышу.
— Что?
— Как ты соглашаешься с моим решением.
Звучит… необычно, но свыкнуться с текущим положением вещей я не успеваю — из-за перелеска на нашу дорогу выезжает дилижанс. Догадываться, к кому он приехал не приходится.
— О, а вот и транспорт, — оживляется Максвелл.
— Без бриллиантов на крыше, — фыркаю, уже не боясь наказания.
