Перешагивая через страх, я приподняла веки. Знакомый темный балдахин, я лежала на кровати Деяна. По мышцам пронеслась судорожная дрожь. На этой кровати он десять лет назад часто предавался утехам с девушками.
Я для утех? Глаза опустились: на мне одета лишь темная шелковая сорочка, край которой едва прикрывал бедра. Демиурги всевышние! Я дернула руками, но они прикованы магическими кандалами к кровати.
Голубые всполохи портала озарили мрачные покои. Я лихорадочно завертелась, силясь подогнуть ноги, стянуть сорочку ниже, ерзая по постели.
— Тебе нечего скрываться, Рюи-та, — вкрадчивым, хриплым голосом сказал Деян. — Я делал твое тело своими руками. Я знаю, как выглядит в тебе каждый орган. Пусть я прежде никогда не видел тебя обнаженной, но, мне кажется, я угадал с размером груди, разве нет?
Выносить чувства к нему без тела легче. Раньше не накалялся каждый нерв, не выкручивал внутренности бешеный трепет, не залегало внизу живота тяжестью возбуждение…
Деян скинул на кресло камзол, следом отправил белую рубаху, оставшись в штанах. Тусклый свет обласкал рельефы широких плеч, скользнул по бугристым мышцам рук, по мускулистой груди, коснулся поджарого живота. Бесстыжий свет.
— Ты… Ты запер меня в тело, чтобы… — я закусила губу, не в силах облечь мысли в слова. Слишком стыд жег лицо и сжимал горло. Я вечно куталась в широкий плащ, ходила как монашка — для того, чтобы Деян полюбил мой характер, а не для того, чтобы он сошел с ума от желания меня раздеть!
— Я запер тебя, чтобы дать себе волю.
— Ты вконец обезумел! Высший демиург накажет тебя так, что ты никогда не сможешь создавать миры!
Если Деян потерял рассудок, то толку взывать к разуму? Но что делать… Он избавился от штанов, остался в кальсонах и совершенно беспардонно направился к постели, светя своим внушительным мужским достоинством, которое вздыбилось под тонкой тканью.
— Я тебе язык сделал не для того, чтобы ты бранилась…
Никогда я не желала его тело. Лишь душу. Зачем желать то, что невозможно получить? Обрубила на корню жажду поцелуя еще десятки лет назад. И обрубилось легко — ведь за мою короткую жизнь лесной эльфийкой не познала ни капли наслаждения от мужских ласк. Только отвращение. Император с девочками из своего гарема не церемонился. Грубо брал.
Деян не такой. Я видела его с Натерсией… Лишь мельком. Ведь не позволяла себе мечтать о земных утехах, ведь я эфороса, куда выше какой-то магички, пусть и королевы, и я только для высоких чувств, для неземной любви.
А теперь он сдернул меня с небес на землю. Навис надо мной, устроив руки по бокам от моей головы, и развратно ухмылялся. Дикая дрожь колотила проклятое тело. Совсем не скрыть чувства. Я полностью обнажена, беспомощна, раскрыта и тонкая прослойка ткани не в счет.
Янтарные глаза выжигали мне душу. Гори, гори, дотла. Вместе с любовью. Разве оттолкнула бы, будь у меня свободны руки? Нет, ни за что.
Я бы первая коснулась к нему, чтобы ощутить волшебство прикосновения кожи к коже, прежде недоступное мне.
Но Деян выбил право быть первым. Провел костяшками пальцев по моей щеке — с той нежностью, с которой оберегал растения. И в моей груди так безумно сильно защемило, что слезы скатились с уголков глаз.
Я цветочек. Его руки могут быть ласковыми, поливать, лелеять, но они могут жестоко выкорчевать, смять, разорвать.
— Рюи-та… — в его голосе мягко рокотал гром, отчего по коже разбегались мурашки. Щекотно, непривычно. И мало. Пусть бы говорил и говорил, не останавливаясь, и смотрел с жадностью на мои губы.
— Что?
— Почему так долго любишь меня?
К горлу подскочил колючий ком, в глазах горше защипало. Долго? Ведь он про десять лет только? А что, если двадцать? Губы дрожали, но я пробормотала:
— А что? Думаешь, не заслуживаешь любви? Знаешь же сам, что мерзавец редкостный. Тиран, изверг и садист. Таких не любят, а панически боятся. А я любила. Потому что никогда не боялась.
Я сглотнула, цепенея от внимательного взгляда янтарных глаз. Что в них? Мелькнула теплота? Или мне показалось? Я добавила:
— Теперь мне страшно.
На запястьях растворились магические кандалы. Я в неожиданности пошевелила руками. Неужели? Вроде бы проснулась магия внутри меня. Что-то осталось?
— Люби меня, — прошептал хрипло Деян и обрушился на мои губы тягучим поцелуем, придавливая своим горячим каменным телом меня к постели.
Демиурги всевышние! Я отрекаюсь от небес! Яркие взрывы в груди гремели мощнее и мощнее. По венам потекла лава с осколками разбитых границ. Губы пульсировали, горели — я неумело отвечала на поцелуй, тонула в хмельном дурмане. Но Деяну, кажется, совершенно наплевать, сколько у меня опыта. Он лишь усиливал напор, заводился, прижимался сильнее, впивался в мои губы до сладкой боли. Я несмело коснулась пальцами его спины. Кожу покалывало, а я водила подушечками по горячей атласной коже, очерчивала рельефы стальных мышц.
Колено нагло протиснулось меж моих бедер, и я поддалась, разводя ноги в стороны. Я падала ниже и ниже в своих глазах. Ни капли не могла себя заставить противиться. Ради чего? Возмездие за ложь Высшему демиургу совсем скоро настигнет, так почему не взять все от этой проклятой любви?
Я крепче впилась пальцами в мужскую спину, выгибаясь навстречу. По губам прокатился низкий рык Деяна. Его рука спустилась к бедрам и задрала до пояса сорочку.
В дверь настойчиво постучали. Деян раздраженно махнул рукой в сторону двери, и стук стих. Влажные губы спустились к шее, пробуждая сладостные вспышки под кожей. Я зажала рот ладонью, чтобы не застонать.
— Ваша Светлость! Прошу прощения, но творится страшное! — крикнули в панике из-за двери. Деян прошипел ругательство, и приподнялся на локте. Я, плавая в хмельных волнах, запустила ему пальцы в волосы и скинула кожаный ремешок, что собирал их в хвост.
— Что случилось?! — гаркнул Деян.
— Горы рушатся!
Янтарный взор прожег печать сожаления на моей груди. Жар уплывал за мужским горячим телом. Я села на кровати, обхватывая свои плечи руками, терпя озноб. Деян раздраженно натаскивал на себя одежду, шипел ругательства.
За окном небо расчертили острые ветки шои. Горный хребет не видно. Но как он мог рушиться?
— Дай мне во что одеться, я пойду с тобой.
— Ты останешься здесь, — приказал Деян, заправляя рубаху в штаны. — И пока я не докопаюсь до твоих истинных замыслов, будешь сидеть под замком.
То есть просижу до тех пор, пока не нагрянут иктеки. Потому что самой открыть правду — то же, что сжечь себя заживо.
Злость полосовала внутренности, жгла едким ядом. Невыносимо жить в теле. Как вытерпеть все чувства и эмоции?
— Хорошо, ошибайся, — бормотала я. — Смертельно ошибайся. Эти ошибки нельзя будет исправить.
Деян сверкнул перед дверью гневным взглядом, прежде чем с резким хлопком вписать деревянное полотно в раму.
Я выждала немного времени и кинулась следом, жаля босые ноги о холодный каменный пол. Дверь опечатана магическим заклинанием. Внутри меня теплился могучий огонек, и я бы разбила защиту, если бы что-то не мешало.
Чужое тело, сотканное магией Фрелората. Заперло меня в нерушимую клетку. Нужно попробовать подчинить местные магические потоки.
Тени колыхнулись под кроватью. Почудилось? Но в углу мрак набух тьмою и потянулся к середине покоев. Я в ужасе отпрянула к птичьей клетке, накрытой бордовой накидкой.
Скиамасы! Как? Здесь, в замке? Никогда не появлялись на территории Эклера — явно опасались того, что попадутся на глаза Деяну, и он поведает о странных демонах на аудиенции у демиурга. А Его Могущество не пропустит рассказ мимо ушей, ибо этих демонов давно ищут по всем мирам, и ждет их страшное наказание за былые побоища, уничтоженные миры.
Куда деться, куда? Я заметалась перепуганной добычей из угла в угол. Треклятое сердце выскакивало из груди.
А с какой стати у скиамасов нашлась безрассудная смелость явиться в покои того, кого они страшатся? Изумление остановило. Я озадаченно наблюдала за тем, как тени собираются в высокую женскую фигуру с волнами белоснежных волос. Черный платок скрывал пол-лица, рога отвлекали ужасом и великолепием, но выразительные глаза, густые ресницы, немного изогнутые брови и невысокий лоб напомнили Сияну.
