Теплый свет, ударивший в глаза, заставил их заслезиться. Прогнав колючую влагу, я увидела стоящую на пороге женщину, недовольно поджимающую губы.
Она не выглядела более той светской львицей, что я ее знала. Уставшая, растрепанная, в неидеально выглаженном платье. Длинные волосы, по-простому заплетенные в косу, пушились и топорщились в разные стороны, а румянец, свойственный ее железному здоровью, усилился, приобретая болезненный вид.
И она определенно не была рада возвращению воскресшей дочери.
— Явилась, значит, — прошипела женщина, с трудом скрывая брезгливость. — Прав был Франк — Генри невиновен, это все твоих рук дела, мерзавка.
— Я пришла попрощаться с отцом.
На удивление мой голос звучал холодно и даже не дрогнул. Ощущавшаяся защита вампиров, стоявших чуть в стороне и скрывающих свое присутствие в черном сумраке, придавала невиданных ранее сил. Мать больше не внушала мне трепетность и мнимое уважение — лишь безразличие и пустоту.
— С отцом? Хочешь окончательно уложить его в могилу? Ты хоть понимаешь, что натворила? — Процедила она, пытаясь уколоть и пристыдить меня каждым словом. — Если хоть кто-то увидит тебя здесь — остаткам нашей репутации конец. Лучшее, что ты можешь сделать для своей семьи — проваливать и больше никогда не возвращаться — так, словно ты и вправду подохла.
— А как же Генри? — не сдержав сарказма, слегка прищурилась. — Бедный мальчик.
— Мне жаль Генри, но себя жальче, — не скрывая настроя, призналась мама. — Нет, конечно, ты можешь пойти и признаться во всем Франку — и в том, какая ты неблагодарная дрянь, опорочившая имя своего дома, и в том, как оболгала его сына, за что тот поплатился неволей. Но тогда он посадит тебя в казематы до конца твоих дней, и ты сгниешь среди подвальных крыс, в компании таких же отбросов.
— И весь остаток жизни тебе будут напоминать, что ты воспитала преступницу?
Ее глаза стреляли молниями, губы презрительно кривились, погребая меня под каждым непроизнесенным словом, но их смысл удивительно просто отскакивал от моей брони, так и не достигнув нужного эффекта.
— Пошла прочь, Аврора. Не хочу тебя больше видеть. Ни-ко-гда.
Не желая больше тратить время на попытки переговоров, я храбро оттолкнула женщину в сторону, впервые в своей жизни игнорируя выдвинутые мне претензии. От возмущения она всплеснула руками, повалившись назад, но устояла, только громко хлопнула дверью, крича в спину:
— Я тебя предупреждала, идиотка!
— Как и всегда, — буркнула себе под нос, поднимаясь по лестнице и направляясь в спальню отца.
Я боялась увидеть его посеревшую от болезни кожу, ослабленный вид и слабость, но то, что ждало меня за дверью, оказалось в разы неожиданней.
Господин Филберт Кристенсон сидел в кресле прямо напротив входа, и испытывающе устремил на меня свой взгляд, стоило только войти. Крепко сцепленные пальцы покоились на коленях, словно мужчина боролся с собой, принимая тяжелое, но правильное решение.
Но что удивляло меня сильнее, так это то, что меньше всего отец был похож на человека, которого хватил удар.
— Отец…
Но он только покачал головой, уводя глаза в сторону, словно специально отказываясь смотреть на то, как мне на лицо опустилась чужая ладонь, закрывшая рот и нос и полностью лишившая дыхания.
— Вот и свиделись, невестка, — хрипло прошипел отец Генри, прижимая к моему горлу холодный клинок.
— Я, честно признаться, заждался тебя, — надорванный голос прошелся легкой волной сумасшествия, ударившего по барабанным перепонкам.
Я даже не сразу поверила, что от человека, которого я знала как воспитанного и крайне расположенного господина, может исходить такая нездоровая интонация.
— Если хотя бы дернешься или пикнешь, я не стану дожидаться суда и следствия, прикончив тебя прямо в отчем доме. Прояви к своим родителям хотя бы каплю уважения, особенно после всего, что ты сделала, и веди себя смирно, Аврора. Ты меня поняла?
Коротко кивнув, почти сразу же получила доступ к воздуху, наполняя им сжавшиеся легкие, которые уже горели огнем.
Хватка господина Хамэт постепенно исчезала, но на смену ей пришел короткий рывок. Мои руки оказались вывернуты за спину, а на запястьях защелкнулись тяжелые кандалы, за секунду отнимая свободу и лишая контроля над ситуацией.
— Отец…
Молчавший все это время мужчина даже не обернулся, лишь выразительнее развернул подбородок в другую сторону, изо всех сил не желая принимать участие в происходящем, в очередной раз отталкивая меня от себя.
Мы совершенно разные.
И этот, без сомнения, разыгранный спектакль лишь подчеркивал его отношение ко мне — способность на предательство без жалости и желания понять причины моих поступков, без принятия меня самой.
Репутация — дороже всего.
— Пойдем, Аврора. Нам еще предстоит короткий, но красочный путь до тюремной камеры, в которой ты будешь дожидаться суда, — железные браслеты на руках рывком потянули к выходу, намекая мне шевелить ногами и позволить советнику короля и моему несостоявшемуся свекру воплотить в жизнь свои планы.
— У тебя ничего не выйдет, Франк, — специально обращаясь на «ты», я уверенно расправила плечи, стараясь смотреть на мужчину свысока. — Ты не отправишь меня в тюрьму.
— Позволь, я тебя исправлю, маленькая невоспитанная мерзавка, — прошипел он и неожиданно сильно ударил меня в живот, выбивая воздух и опору под ногами. — Ты будешь осуждена за измену, возможно, за шпионаж, и несомненно — за ложное обвинение моего сына в убийстве. Обещаю, для тебя я устрою все по высшему разряду: самая темная и сырая камера, лучший в своем деле палач и пустая похлебка, воняющая грязными тряпками.
— Ничего у тебя не выйдет, — прохрипела, упав на колени и поджимая их как можно ближе.
Органы сразу же заныли от по-мужски крепкого удара, и тупая, но сильная боль на несколько секунд обездвижила, чем и воспользовался господин Хамэт, наматывая на кулак мою косу, чтобы волоком вытянуть меня прочь из комнаты.
— Это мы обязательно посмотрим! — весело крикнул он. — Да, его величество решил, что в деле Генри все ясно и лишних дознаний не требуется, но я знал, знал!.. что это все твоих рук дело!.. Ты смутьянка, не ценящая опеки и заботы семьи! Да, мой Генри не лучший пример для подражания, но на убийство он неспособен! Мне интересно только, как ты сумела все это провернуть? Но нет, не говори! Не лишай меня удовольствия выведать у тебя детали на дыбе!
— Лучше отпусти меня, Хамэт, — морщась от боли, унизительно ползла на коленях вслед за советником, который специально не позволял мне встать, вынуждая барахтаться со скованными за спиной руками. — Не давай им повода себя убить.
— Жаль, — разочарованно цыкнул он. — Я же просил не делиться подробностями. Даже столь простой просьбы ты не смогла выполнить. Но я предполагал, что братья Энеску способствовали твоему исчезновению, и был готов. Стоило тебе переступить порог этого дома, как одна маленькая и незаметная служанка упорхнула оповестить патруль. Я более чем уверен, что твои вампиры уже ждут нас в окружении солдат. А парочка моих хороших друзей из совета уже спешат сюда, чтобы не пропустить процедуру ареста. Так что твои вампиры не посмеют напасть, это дурно пахнет межрасовым скандалом! А ты того не стоишь, Аврора, не сомневайся.
— Не будь так уверен, — прошипела я, в ту самую секунду понимая, насколько права.
Они способны на это.
Определенно способны, и мне остается только молиться, чтобы братья Энеску не впали в боевой кураж, из которого определенно выйдут победителями, утопив улицу в крови.
Скаля зубы, невольно выдохнула, когда мы оказались прямо в холле, преодолев лестницу от отцовского кабинета. Шея ныла, вывернутые руки гудели, а колени горели огнем, сбитые даже сквозь ткань платья о деревянные ступени.
Мама безучастно встретила нас у дверей и лишь на секунду бросила на меня брезгливо-разочарованный взгляд. Меж морщинок, выступивших на ее лбу, так и читалось: «Я же говорила тебе исчезнуть!», а неровная линия губ добавляла: «Твой позор коснется нас всех!».
