Ирмина кивнула.
– А также ты не могла не знать, что Каменные люди являются стражниками царицы Мары и попытка их освобождения могла стоить жизни этой девочке и ее деду. Ведала ли это?
Ирмина опять кивнула. Последние краски молодости сошли с ее лица и тела. Перед Макошью теперь стояла сгорбленная старуха.
– Ведьма Ирмина, – царица выпрямилась, облокотилась на стол, – за все твои злодеяния ты будешь наказана. Также и за то, что едва не убила мою дочь.
Ирмина нахмурилась.
– Сначала я была ослеплена жаждой мести, царица, – проговорила она, – я хотела, чтобы Могиня страдала, потеряв все… Потом просто хотела выжить, выбраться из навьего царства, я не смогла отказаться от мечты быть молодой и богатой… Поэтому и пошла на все эти злодеяния. Это моя ошибка, царица… – Она коротко взглянула на Катю, прошелестела: – Но, поверь, для меня никто столько не делал, сколько сделала за одно мгновение твоя дочь. Я готова понести наказание, какое прикажешь.
Макошь встала, дотягиваясь до хрустальной сферы:
– Совет рода решит, какое наказание тебе назначить. – Она тронула сферу. Над ней появился светозар, блеснул сине-желтыми огнями. – Вызови стражников, пусть заберут у меня узницу. Нужно назначить слушание по ее делу.
Вокруг Ирмины образовался серебристый кокон, она стала таять на глазах, но успела прошептать:
– Спасибо, Катя Мирошкина, дочь Макоши и Велеса. Я буду тебя помнить всегда.
И исчезла без следа. Могиня с грустью глядела вслед исчезающей тени сестры.
Макошь первой прервала молчание:
– Волхв Велимудр, Енисея, каково ваше решение – желаете ли вы вернуться к своим прежним жизням?
Енисея взяла за руку Олеба:
– Мы готовы вернуться в любой мир, в котором мы нужны и в котором можем быть вместе. – Она бросила счастливый взгляд на возлюбленного, а он сильнее сжал ее руку.
– А ты, волхв, что молчишь?
– Прошу отправить нас с дочерью домой – без нас пропадет наш народ, нам надо возвращаться. Только… – Он запнулся.
Мирослава выжидающе смотрела на него.
– Ответь, царица, отчего вы нас покинули?
Мирослава встала, подошла к окну.
– Любое чадо рано или поздно вырастает, – начала она, – и его надо отпустить. Так делают птицы, отпуская своих птенцов в большой мир, так поступают звери, рыбы. – Она посмотрела в глаза старика. – Мы слишком долго были рядом с вами. Теперь пришло ваше время найти свой путь.
– А если мы ошибемся?
Мирослава улыбнулась:
– Это уже неважно, волхв. Мы всегда с вами, стоит вам подумать о нас… Даже путь, наполненный ошибками, – это путь. И вы достойно пройдете по нему… – Она взмахнула рукой. – А сейчас ступай!
– Подождите! – Это Олеб выскочил вперед. – Батюшка Велимудр дал мне поручение найти шкуру Золотой Козы, так вот она, – и он протянул волхву небольшой сверток.
Тот принял его дрогнувшей рукой, медленно развязал бечевку. В руки ему скользнула тонкая золотая ткань. Велимудр удивленно рассматривал ее. К нему бросились остальные. Даже Макошь вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть.
– Что это?
– Шкура Золотой Козы!
Макошь, рассмотрев вещицу, расхохоталась:
– Ай да леший, ай да хитрец… Сообразительный тебе зятек попался, волхв, – смеялась она от души.
Катя потрогала ткань, посмотрела на Олеба и тоже засмеялась – в руках волхва лежала роскошная поделка: из прекрасно выделанной кожи были сшиты широкие штаны-шаровары, каждый миллиметр которых оказался расшит золотыми нитями.
Работа была проделана настолько тонкая, что даже у волхва не хватило сил обвинить Олеба в жульничестве.
Старик повернулся к Олебу:
– Подарок твой, воистину, стоит целого состояния. – Он нахмурился. – Ты выполнил условия уговора, и мне придется выполнить свое – отдать за тебя мою Енисею.
Голос старика дрогнул, и прозрачная слеза медленно скатилась по морщинистой щеке. Дочь бросилась к нему на грудь:
– Батюшка!
Олеб тоже подошел ближе:
– Я знаю, что никто не сможет заменить тебе погибших сыновей. Но сейчас, перед лицом своих друзей, моей возлюбленной, перед лицом матери Макоши, я клянусь тебе, Велимудр, что буду тебе верным сыном.
Старик привлек его к себе. Прижал голову Олеба к себе и шумно выдохнул.
– Я потерял своих сыновей, боялся, что потеряю и дочь. Но вместо этого обрел и дочь, и сына. Рад, что ты станешь мне сыном, Олеб!
Енисея улыбнулась:
– А я уже боялась, не сговоритесь.
Мирослава усмехнулась:
– Ну, хвала Сварогу, все утряслось. А я уж думала, волхв, придется просить тебя о великодушии!
– Да неужто я от такого молодца откажусь! – воскликнул волхв, утирая непрошеную слезу. – Прости нас, матушка, да пора нам домой! Врата в чертоги Мары негоже оставлять без присмотра…
Енисея взяла за руку Олеба, улыбнулась друзьям, посмотрела на Аякчаану, кивнув ей:
– Внучка шамана, я рада, что встретилась с тобой. Прощай!
Все трое – она, Олеб и Велимудр – как один начали медленно таять, уносясь в тот мир и то время, из которого были выхвачены.
Мирослава обернулась к дочери, посмотрела на Ярушку:
– Прощайтесь. Ярославе и ее бабушке пора тоже возвращаться домой.
Девочки обнялись.
– Алатырь, – напомнила Катя Ярушке.
– Колечко, – кивнула в ответ та.
И, оторвавшись от подруги, Ярослава отбежала к Могине, крикнула напоследок:
– Аякчаана, удачи тебе!
– До встречи! – Катя махнула рукой, наблюдая, как тает на глазах Ярушка.
Как Могиня говорила? Утренней зорькой? Катя шмыгнула носом, уткнулась в материнское плечо и заплакала:
– Мам, все закончилось? Ты больше не отпускай меня от себя ни на шаг.
– Ну, будет, будет. Наконец-то ты дома. – Мирослава поцеловала ее в макушку и отчего-то вздохнула. – Только знакомую твою домой препроводим.
Свободной рукой она взяла в руки копьё Мары, посмотрела на внучку шамана:
– Пойдем. Твой дедушка совсем заждался тебя.
Катя чувствовала, как мама обнимала ее за плечи, и от этого становилось тепло на душе и спокойно. Только сорвавшийся с губ Мирославы тяжелый вздох вселил тревогу – неужели ее ждут еще какие-то тайны и непонятные события?..
Эпилог
В бархатистой синеве темнеющего неба тонкими искрящимися лентами скользили радужные сполохи. Они поднимались все выше, с мерным гулом рассыпаясь и собираясь вновь. И не было этой светомузыке конца или края. Заканчивался один узор, тут же начинался другой, исходивший из глубины каменных глыб.
Переливаясь золотом и пурпуром, крохотные огоньки зарождались в глубинах полуразрушенных каменных тел и неспешно покидали их. Они стремились к новой жизни и новым воплощениям. Перед тем как оторваться от своего каменного тела, огоньки на миг замирали и лишь затем стремительно рассыпались разноцветными искрами.
На берегу холодного, лениво ворчащего океана стояла группа людей. Все они как один, запрокинув головы, наблюдали за северным сиянием и растворяющимися в нем душами Каменных людей, а шаман Учур пел свою гортанную песню, танцевал ритуальный танец. Заветный клинок поблескивал в его руках, на лезвии отражались синевато-зеленые всполохи, разрезали сверкающее полотно северной ночи.
Катя много раз в Красноярске видела салют: тоже море огней, только сопровождающееся морем шума. Здесь же все было иначе.
Роскошный фейерверк огней не спеша, торжественно проплывал перед глазами. В тишине, царившей вокруг, под сонное дыхание океана, казалось, что ты сам становишься частью мира, скрытого от посторонних глаз, – мира волшебства, недоступного людям.
– Дедушка, ты завершил обряд, – донесся до Кати шепот Аякчааны, – Каменные люди покидают свои тела. Это значит, что теперь эти места лишились Силы?
– Нет, внучка, – отозвался старый шаман, – Сила никуда не уходит и никуда не приходит, она всегда с нами. И лишь мы решаем, когда и как нам ее использовать.
Он повернулся к Кате и передал ей копьё.
– Бабушка Могиня тоже так говорила, и волхв Стар, дедушка Учур, – задумчиво сказала Катя и улыбнулась.
