безопасности. Это было обещание собственности. Желание. Плен. Страховка на вечность.
— Я не могу согласиться на меньшее.
Он медленно кружил вокруг меня, хрустя ботинками по веткам и листьям, его голос перешел в рычание, когда он сказал:
— Этого достаточно, чтобы свести меня с ума, Рэй, я так чертовски сильно хочу тебя. Но я и так слишком долго задержался на Земле.
Он невесело рассмеялся, и я почувствовала знакомую ласку, проникающую в мою голову, едва уловимое влияние, от которого у меня по спине побежали мурашки, словно пальцы скользнули по моей коже.
— Я хочу обладать тобой, но не смогу, пока ты не согласишься. В этом-то и заключается проклятие всего этого. Я не могу…
Он оборвал себя, подбирая слова, затем добавил:
— Я не могу задерживаться здесь и смотреть, как ты умираешь.
Я быстро заморгала, как будто он дал мне пощечину.
— Я…Я не собираюсь умирать.
— О, но ты это сделаешь. Ты сделаешь это, как делают все люди. Этот свет погаснет, и смерть заберет тебя у меня.
Было так темно, что я не могла разглядеть его лица. Только его глаза, неестественно яркие.
— Но с твоей душой смерть не может коснуться тебя. Бог не может прикоснуться к тебе. Ничто, ничто не отнимет тебя у меня.
У меня сдавило грудь. Тяжесть его слов была удушающей, и, возможно, именно из-за недостатка кислорода мое лицо стало таким горячим.
— Раньше ты приходила сюда и кормила своих фей, — сказал он. — Ты верила во что-то, чего не могла видеть, во что-то, чего не могла постичь. Однажды я тоже верил. Бульвар дю Темпль, Париж. 1755. Был один молодой человек со скрипкой и огнем в сердце. Я с такой уверенностью верил, что он будет моим. И я был молод. Столько воображения.
Он покачал головой.
— Люди так быстро стареют. Ваши жизни — это мгновение ока, когда ты видишь всю вечность, простирающуюся перед тобой. И все же я продолжал приносить мед к тому, кого не мог удержать, чем не мог обладать. Он умер.
Он кивнул, словно напоминая себе, что это правда.
— Его огонь угас. Так легко. А потом незнакомцы назвали мое имя в Каире. К тому времени, когда я освободился и вернулся во Францию…
Он взмахнул рукой.
— Я так и не нашел его могилу. Я искал. Я так долго бродил по кладбищам, что обо мне начали рассказывать истории. Зейн нашел меня там.
Он покачал головой.
— Он затащил меня обратно в Ад. Сказал мне, что я сумасшедший. Потерял разум из-за человека, чьей душой я никогда не смог бы завладеть.
— Леон…
Я не знала, что сказать. Прошли столетия, но его голос все еще был хриплым от боли. Столько лет, и одна человеческая смерть преследовала его.
Ирония судьбы в том, что убийца будет замучен смертью.
— Я провел достаточно времени, бродя по кладбищам, — сказал он. — Если ты отдашь мне свою душу, ни боги, ни люди не смогут отнять тебя у меня. И это тебя пугает
— Конечно, пугает.
Я была удивлена, услышав, как дрогнул мой голос. Это было пугающе, потому что казалось нереальным. Это казалось невозможным.
Расставания были легкими, слишком легкими. Потому что нужно было пространство, потому что это просто не работало, я переезжала, много всего навалилось. Но обязательства? Принадлежать кому-то? Быть по-настоящему желанной? Это было тяжело.
Люди не были хороши в вечности. Мы не были созданы навечно.
— Рэйлинн. Иди сюда.
Я без колебаний подошла к нему и встала перед ним, чувствуя себя такой маленькой, где-то между испугом и надеждой, как будто он мог сказать что-то такое, что придало бы всему этому смысл.
Его пальцы скользнули по моему лицу, и я прильнула к его ладони. На мгновение весь мир превратился в прикосновение его руки. Тепло в нем. От него исходил цитрусово-дымный запах. На мгновение я подумала о вечности.
— Я ухожу.
Я открыла глаза.
— Что?
— Мне нужно найти гримуар. Затем мое время на Земле истекает. Я пробыл здесь достаточно долго.
Мне показалось, что по моим ребрам стекает холодная вода. Я не хотела слышать, как он это говорит, но я не могла этого предотвратить. Я не могла произнести слов, которые заставили бы его остаться. Я вообще ничего не могла сказать. Я могла только позволить решениям, которые мне было невыносимо принимать, мертвой хваткой обхватить мои легкие и сжимать до боли.
Может быть, он думал, что я что-нибудь скажу. Молчание повисло между нами, и он убрал руку с моего лица. Было холодно. Так холодно. Он наклонился лицом вниз, промежуток между нашими ртами был таким маленьким, но почему-то это была пропасть.
— Иди внутрь, — тихо сказал он. Такое простое освобождение. Он собрал всю эту страсть, все это отчаяние, сложил их и спрятал так аккуратно, как будто их никогда и не было. Мой желудок скручивало все туже и туже. Мои легкие сжимались, становясь все меньше и меньше.
— Я не хочу, чтобы ты уходил, — сказала я. Он нахмурился.
— Тогда заставь меня остаться. Должным образом. Не с помощью мелких магических трюков.
Отдай свою душу.
Пугающий, манящий. Все, чего я хотела и чего боялась получить. Груз был таким тяжелым, что раздавил слова внутри меня.
Леон ухмыльнулся.
— Иди в дом, куколка. Сегодня вечером я буду наблюдать. Утром я уйду.
— Это не справедливо.
Мой голос звучал раздраженно. Отчаянно.
Он покачал головой.
— Да. Не справедливо. Я еще нигде на Земле не встречал справедливости.
Я должна идти. Должна была. Поэтому я повернулась и поплелась обратно сквозь деревья, отказываясь оглядываться. Зачем оглядываться, следит ли он за мной или уже исчез? Зачем притворяться, что он был каким-то смертным мужчиной, которого я могла убедить остаться еще ненадолго, пока все не стало слишком серьезным, и все не стало слишком удушающим, и я не стоила таких усилий?
Зачем притворяться, что он не предложил именно то, что я хотела, а я отказалась?
29 РЭЙ
С приближением Хэллоуина дни быстро становились холоднее. Один день пошел дождь, который просто не прекращался. Ливень продолжался несколько часов, и даже когда он стих, тяжелые капли все еще стучали по окнам и образовывали крошечную речную систему по всему кампусу. Мы с Инайей вместе обедали в помещении, тесно прижавшись друг к другу на деревянных скамейках в большом обеденном зале, смеялись и потягивали горячий кофе, чтобы согреть руки.
Виктория и Джереми часто присоединялись к нам.
Я смогла завести друзей на своих занятиях, и Инайя познакомила меня с большим количеством людей
