– Мэтт!
А Елена тем временем словно окаменела: все ее мышцы были блокированы и не могли пошевелиться, как ей казалось, целую вечность. Потом они внезапно снова стали ее слушаться, и она побежала к Мэтту, приподняла его голову, положила ее себе на колени, посмотрела ему в глаза.
Потом она подняла взгляд.
– Зачем, Дамон? Зачем? – Вдруг она поняла, что Мэтт без сознания, но все еще продолжает корчиться от боли. Кричать нельзя – надо говорить, но говорить веско: – Зачем ты это делаешь? Дамон! Прекрати.
Она оглядела фигуру молодого человека в черном – черные джинсы с черным поясом, черные ботинки, черная кожаная куртка, черные волосы – и эти чертовы рей-бэны.
– Я уже сказал, – небрежно ответил Дамон. – Мне надо кое-что сделать. Полюбоваться. Мучительной смертью.
– Смертью? – Елена посмотрела на него, не веря свои ушам. Она стала собирать всю свою Силу – это было так легко и получалось само собой еще несколько дней назад, когда она не умела говорить, и на нее не действовал закон всемирного тяготения, – и стало так трудно и непривычно сейчас.
– Если ты, – сказала она, чеканя каждое слово, – не отпустишь его немедленно, я ударю тебя всем, что у меня есть.
Он засмеялся. Никогда раньше Елена не видела, чтобы Дамон смеялся по-настоящему – по крайней мере так.
– Думаешь, я замечу то, что у тебя есть?
– У меня есть не так уж и мало. – Елена мрачно оценила ситуацию. Силы у нее было не больше, чем у любого человеческого существа, – это была та Сила, которые вампиры забирают у людей вместе с кровью, – но, побыв духом, она научилась ее использовать. Теперь она знала, как правильно ею бить. – Думаю, ты это почувствуешь. А теперь – я сказала, ОТПУСТИ ЕГО!
– Почему люди всегда считают, что, когда не работает логика, надо громко орать? – промурлыкал Дамон.
Тогда Елена нанесла удар.
Точнее сказать, приготовилась нанести. Она глубоко вдохнула, успокоила свое внутренне «я», представила себе, что держит в руках шар белого огня, и тут…
Мэтт стоял на ногах. Ощущение было такое, словно его подняли силком и заставляли стоять, как куклу, и на глазах у него невольно выступили слезы, но это все равно было гораздо лучше, чем когда он лежал, корчась от боли.
– Ты у меня в долгу, – бросил Дамон Елене. – Я стребую с тебя долг. Потом.
Потом он сказал, обращаясь к Мэтту тоном заботливого дядюшки, на секунду сверкнув одной из своих мгновенных улыбок, относительно которых никогда нельзя было точно сказать, видел ты их или нет:
– Похоже, мне повезло, что ты крепкий орешек, да?
– Дамон, – Елене уже доводилось видеть его увлеченным игрой в кошки-мышки с теми, кто был заведомо слабее его, и эта его ипостась нравилось ей меньше всего. – Чего ты на самом деле хочешь?
Его ответ ее удивил:
– На меня были возложены обязанности твоего опекуна. Я обязан тебя опекать. И я как минимум считаю неправильным, чтобы ты находилась без моего присмотра, пока моего младшего брата нет рядом.
– Я могу сама позаботиться о себе, – строго сказала Елена и махнула рукой – это был знак того, что они могут перейти к существу дела.
– Ты очень миловидная девушка. И можешь оказаться потенциальным объектом угрозы со стороны опасных и… – улыбка-вспышка, – сомнительных элементов. Я настаиваю на том, чтобы у тебя был телохранитель.
– Дамон, в данный момент меня надо охранять только от тебя, и ты сам это знаешь. Что ты на самом деле имеешь в виду?
Поляна… пульсировала. Так, словно она была живым существом и дышала. Елена чувствовала, как у нее под ногами – под подошвами старых, потертых походных ботинок Мередит – земля слабо шевелилась, как огромное спящее животное, – а деревья были как большое бьющееся сердце.
Сердце чего? Леса? Мертвых деревьев здесь было больше, чем живых. Кроме того, Елена достаточно хорошо знала Дамона, чтобы поручиться: он не любит ни лес, ни деревья.
Именно в такие моменты Елена начинала жалеть, что у нее больше нет крыльев. Крыльев и знаний – о движениях рук, о Словах Белой Магии, о горящем внутри белом огне, позволяющем ей не догадываться о правде, а просто знать ее либо же просто отсылать источник раздражения обратно к Стоунхенджу.
Похоже, у нее осталась только способность быть бо́льшим, чем когда-либо раньше, искушением для вампиров, и смекалка.
Пока что смекалка помогала. Если она не подаст виду, как сильно напугана, – может быть, он перестанет их пытать.
– Спасибо за заботу, Дамон. А теперь не мог бы ты на минутку оставить меня с Мэттом? Хочу проверить, дышит ли он.
Ей показалось, что за рей-бэнами на миг мелькнуло что-то красное.
– Я так и знал, что ты это скажешь, – сказал Дамон. – Естественно, у тебя есть право на то, чтобы тебя утешили, особенно после такого подлого предательства. Искусственное дыхание рот в рот – вполне себе вариант.
Елене захотелось выругаться.
– Дамон, – сказала она, тщательно подбирая слова, – Стефан назначил тебя моим телохранителем, а это не называется «подло предать». Либо одно, либо другое…
– Пообещай мне, что сделаешь одну вещь, – произнес Дамон таким голосом, который заставляет ждать продолжения вроде: «Пообещай, что будешь беречь себя» или «Не делай того, чего не стал бы делать я».
Но потом наступила тишина. Пыльные вихри перестали крутиться. От запаха разогретых на солнце сосновых иголок и сосновой смолы в полумраке ее дурманило, и кружилась голова. От земли тоже исходило тепло, а сосновые иголки легли так, будто на поляне спало животное, у которого вместо шерсти были эти иглы. Елена видела, как в солнечном свете поворачиваются, блестя молочно-белым, пылинки. Она отдавала себе отчет в том, что находится не в лучшей форме. Стараясь, чтобы ее голос не дрожал, она спросила:
– Чего ты хочешь?
– Поцелуя.
Бонни было не по себе, и она не понимала, что происходит. Вокруг было темно.
– Так, – говорил голос, резкий и успокаивающий одновременно. – Похоже, тут два ушиба, одна колотая рана – надо будет сделать прививку против столбняка, и, гм, – к сожалению, мне пришлось дать твоей девушке снотворного, Джим. И еще – мне понадобится помощь, но тебе шевелиться нельзя вообще. Ляг и не открывай глаза.
Бонни открыла глаза. У нее было смутное воспоминание о том, что, кажется, она упала на свою кровать. Но при этом она была не дома – это по-прежнему был дом Сэйту, и она лежала на диване.
Как всегда, оказавшись в замешательстве или страхе, она стала искать глазами Мередит. Та как раз вернулась с кухни, держа в руках пакетик льда. Она приложила его к и без того мокрому лбу Бонни.
– Я просто упала в обморок, – объяснила Бонни то, о чем только что догадалась сама. – Ничего страшного.
