Бутылка с тихим стуком приземлилась на пол. Мед быстро остывал на плечах и спине. Еще быстрее засохли потеки, что убежали через ключицы к груди. Горячие ладони дотронулись до лопаток. Я ахнула. Будто утюги. Мед вмиг растаял. Ирий принялся массировать плечи, растапливая через жар и боль напряжение, разгоняя кипучие волны по телу, возбуждая. Ах, эти ловкие, сильные пальцы. Я тихо стонала от наслаждения, мягко покачивалась, поддаваясь движениям рук. Они постепенно спускались по лопаткам и ребрам к пояснице, поглаживали и мяли.
Вверху мед снова густел. Руки Ирия остывали. Он вернулся на плечи — и поглаживания перестали быть нежными. Вязкая масса липла, скатывалась. Мелкие кристаллики под мужскими ладонями царапали кожу, как скраб.
— Не больно? — забеспокоился Ирий, беспощадно растирая плечи.
— Нет…
Я прикрыла веки, отстранилась от мира, от белых хлопьев за окном и отдалась ощущениям. Ладони вновь нагрелись и мед потек. Пальцы ласково размазывали его. Нежность нежнее, чем прежде, невыносимо. Каждое прикосновение к коже, будто к обнаженным нервам.
— Кстати, обещал сказать, зачем ты мне нужна, — заговорил Ирий полушепотом, вгоняя меня в полный транс голосом с хрипотцой. — Ты меня вдохновляешь. Самое забавное, для этого тебе ничего не нужно делать. Вдохновляешь своим существованием, такая, как есть. Ты как муза.
— Заткнись, — прошипела я. Злость подпитывалась возбуждением и разрасталась до невообразимых размеров. Мужские руки замерли чуть ниже лопаток. — Меня тошнит от ванильных слов, которыми ты поливаешь меня весь вечер.
Он обхватил меня под грудь, дернул назад и прижал крепко к себе.
— А к чему ты привыкла? — рычал он на ухо, встряхивая меня. — К оскорблениям? Издевкам? Мелочной ревности?
Я брыкалась, пинала его локтями. Слезы собрались под веками, жгли солью. Почему не могу просто порадоваться? Я сделала ему больно.
— Тебе бывший никогда приятного ничего не говорил?
Всхлипы застопорили дыхание в груди.
— Знаешь, какими сладкими словечками дед осыпает маму Дору, когда у него настроение потрахаться? У любого ловеласа словарный запас меньше. А если она не ведется — переходит на оскорбления и…
Я запнулась, расплакавшись. Ирий ослабил объятья, обхватил руками нежнее и закачался вместе со мной, будто убаюкивая. Уютно, тепло, чувственно. Просидеть бы так до утра и дольше.
— В моих словах не было лжи, — молвил сипло Ирий. — Я говорил искренне о том, что чувствую сегодня. Не знаю, как будет завтра… Не хочу обещать. Но надеюсь на лучшее.
Стрела, которую я вогнала ему в грудь, вонзилась в меня. Как ее раздробить в прах?
— Прости… — прошептала я, с трудом шевеля губами. Слезы замерли в глазах.
— За что? Ты разве не искренне говорила про тошноту от моих слов?
— Искренне.
— Может, немного грубо.
— Может. И ты…
— Предложил встречаться, а теперь не хочу ничего обещать.
— Тогда давай сегодня сделаем вид, будто встречаемся, а завтра… решим, хотим ли еще. Вдруг мы проснемся и…
Ирий прикрыл мне сладкой ладонью рот.
— И не захотим вставать с кровати. Любишь секс по утрам? — спросил он игриво на ухо. — Если да, тогда не планирую никаких сценариев до полудня. В час репетиция, потом концерт. Ближе к ночи освобожусь. Надеюсь, у меня останутся силы к тебе заехать.
Я отодвинула его руку ото рта и облизалась.
— Посмотрю концерт в прямой трансляции. Не забудь подмигнуть на камеру.
Он рассмеялся, заражая меня трясучкой и улыбкой.
— Хорошо, бесовка.
Мы склеились. Ненадолго. Ирий растопил между нами мед, вытащил полотенце из-под попы и выкинул его за борт.
— Ну что, мыться и в постель?
Сзади зашумела вода. Я обернулась: струя из крана делилась на десятки мелких ручейков, они меняли траекторию, огибали плечи Ирия и осыпались градом на мою спину. Ладони растирали ее, смывая засохшую сладкую корочку. Я с улыбкой намочила пальцы под импровизированным душем и принялась стирать мед с плеч и груди.
Негодник недовольно промычал и, подавшись ближе, схватил за руку.
— Я хочу сам тебя вымыть.
— А ты дашь мне вымыть тебя? — стрельнула я в него взглядом. Кивнул. Так и быть, посижу и побалдею. Ирий придвинулся вплотную, сгибая ноги в коленях по бокам от меня, и прижался к ягодицам внутренней стороной бедер, но не прикасался торсом. Ручейки ласково потекли с плеч к груди, потом по животу и собрались треугольным озерком там, где смыкались мои ноги. Пальцы устремились следом, массируя кожу. Намеренно огибали чувствительные соски? Я трепетала, закусив губу. Приятно до одури. Откинуться бы назад, прислониться к липкому, горячему торсу, но я терпела, копила желание.
Ирий нарочно не торопился, словно ему было важно полностью прочувствовать руками каждый изгиб моего тела. Я окунулась в наслаждение моментом, теплом, прикосновениями. Я таяла, и камни на душе размягчались, превращались в пуховые подушки.
Дыхание над ухом становилось шумнее и глубже. Пальцы скользнули справа по шее к подбородку, надавили на щеку, поворачивая голову влево — голубые глаза горели хмельным огнем, спустились слегка по моему лицу и пухлые губы прижались к моим. Во мне салютом взметнулась пылкость и рассыпалась искрами, замерцала под прикрытыми веками. Жгучий поцелуй быстро закончился. Я распахнула глаза.
На пухлых губах играла улыбка.
— Какой тебе запах нравится? Кокосовый, цветочный, кофейный, цитрусовый?.. — Ирий протянул руку к гелям для душа, которые рядком стояли на тумбочке. Я присмотрелась.
— Мне кажется, к меду подойдет грушевый.
Красно-оранжевая бутылка вспорхнула и хлопнулась о ладонь Ирия. За ней отправилась белая мочалка. Сладковатый аромат груши с терпкими нотками прогнал приторный медовый.
Безмерно мягкая, шелковистая мочалка в сильной руке медленно изучала мое тело. Скользила плавно. Я не дождалась, пока Ирий полностью меня обмажет пеной — я поймала мочалку на своей ключице и повернулась, вставая на колени.
Он вскинул бровь. На его мускулистом торсе блестел подсохший мед. В жопу мочалку. Я откинула ее и, оперевшись руками по бокам от мужских бедер, дотронулась кончиком языка до сладкой кожи над маленьким соском. Мускусный мужской аромат смешался со сладостью, защекотал ноздри, завел. Я проводила языком, описывая твердые мускулы груди, спускалась к поджарому животу — чуть ниже налился кровью и желанием каменный член.
— Тебе так нравится? — Я подняла взгляд, остановившись в заманчивой близости к паху. Брови Ирия сошлись на переносице, веки полуприкрыты, губы полуоткрыты. Я теряла рассудок — в голубых глазах бездна похоти.
— Еще порисуй на мне, бесовка…
Легкая улыбка растянула мои губы. Я вновь коснулась языком к теплой сладкой коже живота и повела узоры вверх, выгибаясь, нарочно задевая набухшей грудью член. Дошла до ключицы, двинулась по шее, пьянея и пьянея от запаха жгучего кофе и рома. На подбородке царапала язык легкая щетина. Ирий снял резинку с моих волос, зарылся в них пальцами и мягко сжал, побуждая меня замереть. Его губы впились в мои поцелуем, полным необузданной страсти. Я тихо стонала ему в рот, обмениваясь с ним дыханием.
Откуда-то полились горячие струйки по спине, смывая остатки пены. Между нами шуршала вода, пар поднимался облаком. Я не могла насытиться поцелуем, вцепилась пальцами в мужские плечи, изнемогала — истома внизу живота нещадно мучила.
Я едва нашла в себе силы и оторвалась от вожделенных губ.
— Пожалуйста…
— Сильно хочешь? А ты уже чистенькая, мед и пена смылись? — говорил он, поглаживая мне спину. Ручейки высыхали. Мелкая дрожь расходилась волнами по телу.
— С ума схожу, как хочу. А ты?
— А я потерял уже всякое терпение и совесть, бесовка. Ибо надел презерватив.
— Когда? — Я опустила взор между нами. Тонкий латекс обхватил член, который безумно соблазнительно набух в ожидании меня.
— Знаешь, телекинез — штука полезная в разных ситуациях, — прошептал Ирий. — Иди ко мне ближе.
