– Да, безусловно. Кстати, про обычаи индейцев стоит поговорить не со мной.
Серхио кивнул. Поговорим, если это есть в книгах, то нечего заставлять Богиню лекции читать. Она не профессор.
Про демонов сказала, про жертвоприношение сказала, про то, что это люди…
– Ритана, у меня буквально два вопроса.
– Да?
– Если это люди… их души уйдут к вам? После смерти? Или они чем-то отличаются?
Ла Муэрте одобрительно поглядела на Вальдеса.
Вот ей-ей… поклоняться Богу может кто угодно. А Богу это – как?!
Родителям вообще-то приятнее, когда их ребенок умен, смышлен, пытается сделать что-то сам… любить они свое чадо будут хоть какое. И алкоголика, и наркомана, и лентяя, и преступника – родительская любовь не разбирает. Но как же приятно, когда твое дитя – не такое. И им можно гордиться!
Почему верующие люди об этом не думают? Большинство – точно.
– Синэри творила свою паству, сливая разумное с животным. Те люди, которые остались в живых… их души тоже изуродованы и искалечены. И они пойдут ко мне, но… чуточку иначе. Если ты родился человеком, живешь им и умрешь человеком, то и душа у тебя человеческая. И ее можно будет призвать. А если ты получеловек-полутварь… что проще? Подняться или скатиться?
– То есть их души – не ущербные, но вроде души рыбы? Если душа есть у всего живого, но разная?
– Именно. Потому некромант и не сможет ее вызвать и допросить. Рыбы – молчаливые.
По губам Ла Муэрте скользнула улыбка. Да, приятно, когда у тебя – такие верующие. Богам тоже бывает приятно…
– А можно как-то, на основании этой особенности, отличать монстров? В храме, к примеру?
Ла Муэрте качнула головой.
– Вряд ли. Если ты карася принесешь в храм – что будет?
– Ничего.
Женщина развела руками. Мол, ты сам себе ответил…
Значит, будем разрабатывать обычными методами, – кивнул сам себе Серхио. И низко поклонился Богине.
– Благодарю вас, ритана…
Ла Муэрте улыбнулась.
– Иди с миром, Серхио Мария Вальдес. Иди с миром…
Боги не могут вмешиваться в ход событий. Слишком сильно их воздействие раскачивает равновесие мира. Слишком тяжело обходится.
Но кое-что могут сделать даже боги.
К примеру, благословить человека. А божественное благословение – это такая штука, с которой легко поднять даже самое безнадежное дело.
И справедливости ради, Серхио ничего больше и не надо было.
Ответы на свои вопросы он получил, благословение вообще пошло бонусом, о котором он никогда и не узнает, а дело…
А боги не обязаны за тебя все подряд делать! Да и ни к чему.
Сами справимся.
* * *
Ох, как же не хотелось Амадо Риалону ехать куда-то на ночь глядя. Тем более в монастырь святой Клариче…
Да гори б она синим пламенем!
Вместе с иконами, монашками, трупами и кладбищем! Просто – грррррр!
И день был тяжелый, и устали все безмерно, и глаза слипаются, и мобиль ведет себя, как распоследняя сволочь… Амадо решительно остановил мобиль у дороги и достал с заднего сиденья термос с кофе.
Лично заваривал.
Тряхнул, пригляделся даже с небольшой опаской… нет, стенки термоса целы. Не разъело.
Кофе и сахара он туда вбухал столько, что воды, наверное, меньше было. Но ничего другого не получится… он просто уснет на дороге. И хорошим это не закончится.
Кофе не потек, а упал в желудок, и кажется, прожег в нем дыру.
Амадо потер живот, поморщился. Побаливает, конечно. Самая распространенная болезнь в его департаменте – язва. Нет, не язвительность, а обычная язва желудка. Потому как целый день на ногах, питаешься кое-как, да еще и такое пить…
Кофе, кажется, потек прямо по венам, ударил в мозг, отогнал сонную одурь – и Амадо решительно нажал на газ.
Вперед и только вперед!
В монастырь святой Клариче. В тот самый, куда увезли тело сеньора Гомеса, внезапно умершего четыре дня назад.
Дорога послушно стелилась под колеса, а Амадо думал, что, может, и переночевать там получится? Ну хоть как-то… поставит он рядом мобиль, в нем и поспит… случалось уже. У него и плед с собой есть, если что. И даже чистая рубашка в запасе.
До монастыря он добрался, когда уже стемнело. В таких заведениях ложатся спать достаточно рано, но Амадо бестрепетно заколотил в ворота, потом нажал на гудок мобиля, потом еще и свисток достал, да такой отъявленно пронзительный, что от него даже морские волны шарахались.
Сочетание гудков, свиста и грохота монашек-таки допекло, и в калитке распахнулось окошечко, в которое… нет, не просунулась. Блинообразная физиономия монашки и не в таком бы окне застряла. Там щек из-за ушей не видно.
Зато глаза – злющие!
– Немедленно прекратите! Вы нарушаете покой святого места!
– У меня есть дело к настоятельнице, – решительно заявил Амадо. И в подтверждение его важности дунул в свисток. – Пусть она уделит мне пять минут, и я перестану шуметь.
– Я полицию вызову! – взвизгнула монашка.
– Пусть приезжают, – щедро помахал медальоном Амадо. – Поговорим, как коллега с коллегой…
Монашка прищурилась. Этого она не предусмотрела…
– Вы…
– Мне. Нужно. Поговорить. С настоятельницей.
Сказано было увесисто. Становилось понятно, что никуда тан не уйдет. Даже и с места не сдвинется.
Монашка поняла. Но…
– Изложите мне ваше дело. Я передам его.
Амадо качнул головой.
– Сестра, вы меня не хотите понять. Это – тайна расследования.
– А это святое место!
– Вот и посмотрим, насколько вашей святости хватит! – рыкнул Амадо, окончательно озлившись. – Есть у меня один знакомый, епископ Тадео. И я ему сейчас телефонирую. Думаю, после того, что он вашей настоятельнице выскажет, вам святости надолго хватит!
Монашка скрипнула зубами, но аргумент был серьезный. Весомый такой аргумент.
Действительно, святость отдельно, проблемы… а вот проблем епископ может доставить много. И мать-настоятельница не спит… собственно, в монастыре сейчас не спят даже тараканы. Постарался, негодяй…
Святость?
Вот взять бы метлу, да с молитвой, с лаской, с расстановочкой…
Нельзя.
Придется докладывать.
– Ждите, – процедила сестра и удалилась восвояси.
Амадо, недолго думая, уселся на капот мобиля и принялся развлекать себя художественным свистом. А что? Это дома нельзя, дома денег не будет. А в монастыре – можно! Им деньги не нужны, они Богу помолятся лишний раз, да и порадуются.
То ли благодаря свисту, то ли упоминанию епископа, приняли Амадо достаточно быстро. Он и две арии насвистеть не успел, а его уже пригласили в монастырь и в кабинет к настоятельнице. И в очередной раз Амадо ухмыльнулся про себя.
Ну да, ну да…
В кельях у послушников и рядовых монахов действительно можно умерщвлять плоть. А эта особь себя любит… кресла с набивкой из конского волоса одни чего стоят! С него Альба такое требовала, дешевле мобилю колеса поменять.
И стол не абы какой, не пара сколоченных досок. Дуб, резной, мореный…
И сама настоятельница. Вот не сойти ему с этого места, если под сутаной, грубой и колкой, не мелькнуло что-то шелковое. Когда она руку подняла…
А так – вполне симпатичная женщина, лет сорока пяти, приятная, сразу располагающая к себе, и смотрит с такой укоризной, что хоть ты под стол заползай. Вот этот, дубовый, двуспальный.
– И что вы устраиваете в святом месте, тан Риалон? Как вам только не стыдно?
– Никак не стыдно, – охотно согласился Амадо. – Ни здесь, ни там.
– Тан Риалон…
Амадо поднял руку, развернутую ладонью к монахине.
– Сестра… – Да, он знает, что по правилам надо бы обращаться к ней «матушка», но это уж перебор. Мать у него одна была. И точка. – Давайте упростим нам задачу. Риалоны – некроманты.
Настоятельница сверкнула глазами, напоминающими темные бусины в бледной коже. Потом поняла, к чему это было сказано, и приуныла.
Некроманты…
Да сволочи они, сволочи! И никакого уважения к монастырям не питают! Вообще. Никак.
