— Знаешь, Кристоф, ты был моим кошмаром на протяжении восемнадцати лет. Ты не предупреждал, когда придешь, и я все время пребывала в состоянии страха, ожидая. А когда же приходил, я испытывала ни с чем не сравнимый ужас, — удивительно, но сейчас я его почти совсем не боялась. Я была рада высказать все это ему, наконец. — И я не могу, не хочу и не стану жить дальше, постоянно в ужасе ожидая прихода человека, про которого ничего не знаю, но которому позволено в любое время входить в дом, ко мне в комнату… и…
Все это время я делала мелкие незаметные шажки в сторону обрыва, в то время, как он продолжал стоять на месте далеко от меня. Я видела его неподвижный высокий профиль и даже успокоилась — теперь он не сможет мне помешать, край был уже под моей ногой.
— Тогда сделай это, — Кристоф был невозмутим. — Прыгай!
— И ты мне не помешаешь?
— Почему же, — ответил он совершенно спокойно. — Еще как помешаю…
— Но не успеешь, — я почти торжествовала, если это только возможно на пороге смерти.
— Пойми же, я всегда получаю то, что хочу, — почти прорычал он. — А сейчас мне нужно, чтобы ты жила. Значит, ты будешь жить. Но интересно узнать, — тон переменился, пропитавшись сарказмом, — решишься ли ты прыгнуть, понимая, что через мгновение кислород перестанет поступать в легкие, что будет очень больно, захочется вдохнуть, но будет лишь вода. Или это только слова?
— Будет больно? Эка невидаль… — прошептала я зло, делая последний шаг.
И я почти успела…
** ** **
— Мои глупые подруги считают, что ты необыкновенно красив, представляешь? Да в тебе столько же красоты, сколько в чудовище из ночного кошмара!.. Твое равнодушие всегда пугало меня. А еще больше пугали твои глаза — пустые, мертвые… И от тебя веет страхом. Но знаешь, тяжелее всего понимать, что это — мой страх…
Кристоф тащил меня через лес, бесцеремонно перекинув через плечо. Стресс всех сегодняшних событий сделал свое черное дело — мои слова лились нескончаемым, совершенно неконтролируемым потоком. Чего я ему только не наговорила! Еще вчера от самой мысли высказать ему такие вещи вслух я бы наверняка получила приступ паники. А сейчас я говорила, говорила все, что приходило в мой измученный разум, и остановиться не было никакой возможности.
— Наверное, тебе нравиться, что я тебя так сильно боюсь. Поняла! Это — твой кайф. У тебя же тоже должны быть слабости, ведь ты же человек… ну или почти… тебе тоже должны быть не чужды человеческие чувства… Хотя нет, не думаю… Помнишь тот праздник, когда мне исполнилось пятнадцать. Сколько дней после этого я шарахалась дома, видя твой призрак повсюду… Ты сволочь, ведь ты и вправду был там, я знаю… ты…
Он внезапно бросил меня на холодную мокрую землю, не побеспокоившись облегчить удар. Завтра будет синяк на полбедра, подумала я отстраненно. От моего прекрасного платья, созданного по всем канонам шика, остались одни воспоминания…
Ужасные воспоминания.
Вдруг, это показалось мне необыкновенно забавным, и я затряслась от нездорового смеха, который логично перетек в озноб. Если не получилось умереть — пришла мысль — придется еще пожить.
— Я устала, — мой голос был хриплым и простуженным. — Делай, что хочешь, но отвези меня домой.
Кристоф хмыкнул, а потом склонился ближе к моему лицу.
— Рано еще.
— Что рано?
— Рано еще делать, что хочу. Сначала дело, а потом отдых.
Когда до меня дошло, что подразумевал его тон и взгляд, меня должно было бы стошнить. Но, наверное, в тот момент я уже дошла до границы, за которой меня уже ничто не могло шокировать, и поэтому я лишь вздохнула.
— Как же ты меня достал… Ты хочешь казаться умным, а на самом деле просто не способен найти хорошую отговорку, чтоб не быть лишним в моей жизни, — я с трудом поднялась с земли, — Отвези меня домой! Я замерзла и спать хочу! Немедленно!
— Это приказ? — голос Кристофа был полон иронического недоумения.
— Ну что ты, кто я такая, чтобы приказывать тебе? — я была сама язвительность.
— Совершенно верно, ты — никто.
Он сказал это так убежденно, что у меня по спине побежали мурашки. На какой-то миг я на самом деле ощутила свою ничтожность рядом с ним. В его власти было решать, умереть мне или жить. И если жить, то, как именно. Он был хозяином моей судьбы. Но я стряхнула наваждение и зло произнесла:
— Может, я и никто. Но тогда к чему столько чести? Ты следишь за мной, постоянно рядом, жизнь мне спасаешь. Кстати, я забыла тебя поблагодарить. Огро-омное тебе спаси-ибо! Кем бы я ни была, но я важна для тебя, Кристоф. И я это уже давно поняла.
Он сжал кулаки, и было ощущение, что вот сейчас этот монстр меня и ударит. Но он лишь скрипнул зубами.
— Очень скоро, Снегова, у тебя прав будет не больше, чем у дворовой собаки. Попадешь под управление моей семьи, а мы уж точно разберемся, что с тобой делать. Будешь полы драить, серебро чистить, будешь при деле. И мне уже не придется носиться с тобой, будто ты что-то большее, чем просто человек. Я, наконец-то, буду свободен от наблюдения за тобой…
Кристоф говорил это устало и обреченно, но в то же время так яростно, что я даже подумала, что, может быть, он и не шутит. Но долго думать о чем-либо я уже не могла, ноги меня еле держали, поэтому я решила со всем соглашаться, если это хоть на шаг приблизит меня к подушке.
— Вот и хорошо. А пока отвези меня домой. Пожалуйста, — на последнем слове мои глаза уже закрывались.
Едва сев в машину, я уснула. Так закончился мой выпускной — один из самых счастливых дней для обычного человека.
Утром я проснулась в своей постели и долго пыталась сложить вместе обрывки вчерашних воспоминаний. Но совершенно не могла определить, кто же отнес меня в спальню и раздел.
И был ли сидящий возле моей постели до утра человек реальностью или обычным сном.
** ** **
Едва окончив школу, я потребовала у моих весьма обеспеченных родителей отдельное жилье. Привыкшая к их практически полному безучастию в моей судьбе, я была уверена, что проблем с переездом не возникнет, скорее наоборот, они будут даже рады избавиться от нежеланной, а теперь еще и непутевой, дочки. Но меня ожидал сюрприз — и мать, и отец настаивали на том, чтобы я осталась жить с ними. Только поздно они проявили свою заботу, в то время мне уже было безразлично их мнение, и я была настроена решительно, чтобы получить желаемое.
Но, как оказалось, уступить пришлось мне.
Он ворвался в мою комнату, лишенный привычной сдержанности и равнодушия — разъяренный. Напуганная совершенно нечеловеческим выражением его лица, я попятилась к стене.
