Вечером состоялся разговор, к которому Сережа прислушивался из своей комнаты. Он знал, что подслушивать нехорошо, но ничего с собой поделать не мог. Тем более что разговор принял вовсе не тот оборот, на который Сережа рассчитывал! Сначала долго звучал папин голос, он упоминал «упорядоченные занятия» и «подготовку к школе». Это было кое-как понятно. Потом бабушка заговорила о непонятном. Потом они говорили все разом, и опять стало ничего не понятно. А вот потом…
Нет, он, конечно, не рассчитывал, что мама будет все время дома, с ним. Но где-то в глубине своей детской души в это верил, как верят в чудо… А тут такая оказия!
Утром вся семья пришла к Сереже с дипломатической миссией. Да, они прислушались к его словам. Что ж, если он не хочет – может в детский сад не ходить. Но, к сожалению, один дома он тоже оставаться не может. Ни в коем случае. И никто из членов семьи не в состоянии составить ему компанию. Все они работают. Поэтому пусть уж он подумает как следует и согласится (напряжение нарастало) на НЯНЮ!
Слово было непривычным, но знакомым. У Пушкина была няня Арина Родионовна. Она рассказывала ему сказки, он предлагал ей: «Выпьем с горя, где же кружка». Значит, няня – это не так уж и плохо. Может быть, она будет похожа на настоящую бабушку, какие водятся у других детей. С другой стороны, недавно Сережа читал книжку про Карлсона. У Малыша тоже была няня – фрекен Бок. И ее никак нельзя было назвать приятной личностью. Конечно, она умела печь плюшки, и вообще там было много забавных приключений, но у Сережи нет знакомого Карлсона, а фрекен Бок без Карлсона будет слишком тяжелым испытанием… Рассудив так сам с собой, продравшись сквозь дикую мешанину, составленную из Пушкина, Арины Родионовны, ключницы Прасковьи, фрекен Бок, детсадовской скуки и остаточной болезненной слабости, Сережа вздохнул и согласился на няню.
Четыре дня, пока искали няню, он оставался в квартире один – то есть, конечно, под сменяющимся надзором старших, то и дело забегающих с работы, но фактически – один, ему ни капельки не было страшно. Наоборот, Сережа чувствовал себя свободным. От равнодушного надзора воспитательниц, от шума и гама нелюбимых сотоварищей, от необходимости принимать участие в «упорядоченных занятиях», большей частью скучных. Именно тогда, проводя дни в одиноком и блаженном заключении, он и придумал свою любимую игру. Игру в принца, заточенного в замке. Игру, составленную из всех прочитанных сказок. Злой колдун замуровал маленького принца в неприступной черной башне, чтобы самому править страной. Но принц не навеки останется ребенком. В один прекрасный день он вырастет, наберется сил, сломает черную стену, и выйдет на свет, и помчится на белом коне по цветущему лугу, и встретит девушку, которая умеет летать, прекрасную принцессу Птицу. Она самая красивая на свете, она всегда улыбается, никогда не обзывается и не показывает язык.
Играть так было приятно, и он даже огорчился, когда наконец нашлась подходящая няня. Хотя она Сереже, вопреки ожиданиям, понравилась. Она была молодая, наверное, как мама, и такая же красивая. Только в отличие от мамы она никуда не спешила, у нее были спокойные серые глаза, от нее приятно пахло чем-то теплым и сладким, и руки у нее были мягкие. Няню звали Галина Тимофеевна, но они сразу договорились, что Сережа будет звать ее просто – Галина. И он стал называть ее так, а потом и няней Галей, Галечкой, Галочкой…
Зажили они славно. Теперь Сережа гораздо больше бывал на улице. Они с Галиной гуляли по городу. Она всегда покупала ему мороженое и жареные пирожки, похожие на смятые ботинки, – ни мама, ни бабушка никогда не разрешали ему есть на улице! Галочка занималась с ним – правда, он уже умел хорошо читать и писать, но простейшее арифметическое действие казалось мальчику сложнейшим ребусом. Она знала много загадок и логических задач, знала сказки и истории, которых не прочитаешь в книжке, а когда Сережка капризничал, отказывался от овсянки или не мог решить задачку, няня Галя рассказывала ему о своей дочке. Она очень красивая, добрая и послушная девочка. Она никогда не хнычет, любит кашу и слушается маму и бабушку. Сейчас, правда, только бабушку, потому что живет у нее, в другом городе, но скоро приедет, и тогда Галя их познакомит.
– Я не дружу с девочками. Они дразнятся.
– Ну-у, Дашенька не будет дразниться. Вы обязательно подружитесь!
И в глазах у няни Галечки зажигались лукавые огоньки, как обычно у взрослых, когда они говорят с малышками о девчонках.
Незаметно подошел Новый год. Скатился с ледяной горки на саночках, прилетел озорным снежком, выбился веселыми искрами из-под чьих-то рисковых коньков. И заиграл на почтовом рожке. И замигал иллюминациями. Предыдущий праздник Сережа помнил смутно. Ему не понравилась елка в детском саду. У Деда Мороза была довольно-таки грязная борода из ваты, кисло пахнущая красная шуба, и вообще это оказалась переодетая Евгения Ивановна. Кукольное представление оказалось малышовое. В подарок Сереже досталась совершенно никчемная губная гармоника из пористой пластмассы и конфеты в бумажном мешочке, которые оказались твердыми, старыми и невкусными. И еще сильно жали новенькие ботинки. Так что в этом году он, несмотря на уговоры родителей, наотрез отказался почтить своим присутствием елку во Дворце пионеров – маме на работе выдали приглашение. И тогда отец подошел к вопросу иначе.
– Я тебя вполне понимаю. Елка в этом так называемом дворце – довольно скучное мероприятие, так что не настаиваю. Но я вот достал для тебя приглашение в наш театр юного зрителя. Это главная елка в городе, и я думаю, тебе стоит туда пойти. Даже если ты настолько взрослый человек, что не понимаешь удовольствия кружиться в хороводе, то спектакль тебе уж наверняка понравится…
Этот аргумент на Сережу подействовал. Театр он обожал, и родители одобряли и поддерживали это пристрастие. Вернее было бы сказать, что мальчик забывался, глядя на сцену, он легко увлекался и не замечал границы между вымыслом и жизнью. Даже само освещение, которое медленно гасло перед началом спектакля, даже раздающиеся из-за кулис голоса, даже обязательная последовательность звонков – как они волнуют, аж сердце екает! – могли ввести Сережу в настоящий транс. Но относился он к театральному действу не по-детски серьезно.
Сережа отверг мамино робкое предложение нарядиться мушкетером или гномом. Что он, маленький, что ли? Да и не вокруг елки он скакать идет, а смотреть спектакль. Он повторил, словно бы гордясь этим: «Смотреть спектакль». Ему и на этот раз удалось отстоять свою позицию. Мама одела его, как взрослого человека – черные брючки с отглаженной стрелкой и черный свитер с белыми ромбами на груди, пригладила его светлые кудри.
