Краем глаза я ловлю мелькание зеленого цвета — военные офицеры в униформе приближаются к человеку, который говорил вслух.
Я видела чиновников, когда мы впервые прибыли сюда, но как давно здесь дежурят офицеры?
— Для банкета, — произносит мужчина. Он смеется. — Что-то случилось. Мы подбираем Пары для банкета. Общество больше не придерживается заведенного порядка.
Я держу голову опущенной и продолжаю сортировку, но когда они тащат его мимо меня, я поднимаю глаза. В его рот засунули кляп, слова неразборчивы, его глаза над тряпкой встречаются с моими на краткий миг, пока его уводят.
Мои руки дрожат поверх экрана. Он прав?
Мы подбираем Пары?
Сегодня пятнадцатое. Вечером будет банкет.
Чиновник из городка как-то сказал мне, что подбор Пар происходит за неделю до банкета. Что изменилось? Что могло произойти, почему Общество все делает в такой спешке? Данные отбираются так близко к часу банкета, это может привести к ошибкам, потому что у них не так уж много времени, чтобы проверить все на точность.
И, кроме того, департамент Обручения имеет своих собственных сортировщиков. Там должны сидеть более квалифицированные люди, чем мы. Обручения имеют первостепенное значение для Общества.
Может быть, Общество ограничено во времени. Может быть, у них не хватает персонала. Что-то происходит. Как будто они уже выбрали пары раньше, но теперь им приходится сделать это снова, в последнюю минуту.
Возможно, данные изменились.
Если мы подбираем Пары, тогда данные представляют людей: цвет глаз, цвет волос, характер, хобби. Что могло так быстро измениться со множеством людей?
Может быть, они не изменились. Может быть, они исчезли.
Что могло вызвать такое изменение в данных Общества? Будет ли у них время, чтобы сделать микрокарты, или серебряные коробочки останутся пустыми этим вечером?
Часть данных появляется на экране, а затем исчезает до того, как мне удается разглядеть их.
Как лицо Кая на микрокарте в тот день.
Зачем стараться провести такой банкет? Когда погрешность настолько велика?
Потому что банкет Обручения является наиболее важной церемонией в Обществе. Обручение делает возможными все остальные церемонии; это высшее достижение Общества. Если они прекратят его, даже на месяц, люди будут знать, что что-то идет не так.
Вот почему, понимаю я, Восстание внедрилось в программу: некоторые из нас могли быть обручены неправильно, не совпали по данным. Мы продолжаем разрушать программу с уже перепутанным набором данных.
— Пожалуйста, встаньте, — говорит чиновник. — Возьмите ваши контейнеры с таблетками.
Я повинуюсь, как и другие, из—за перегородок появляются взволнованные лица с выражением изумления в глазах.
У вас есть иммунитет? Хочу я спросить их. Запомните ли вы это?
А я?
— Возьмите красную таблетку, — просит чиновник. — Пожалуйста, подождите, пока к вам подойдет чиновник, чтобы посмотреть, как вы принимаете таблетку. Волноваться не о чем.
Чиновники ходят по комнате. Они подготовлены. Когда кто-то глотает красную таблетку, чиновники сразу заново наполняют контейнеры.
Они знали, что сегодня в какой-то момент им придется применить таблетки.
Руки ко рту, воспоминания в пыль, красная таблетка движется вниз.
Снова всплывает маленькое семечко воспоминаний. И ноющее чувство, что это как-то связано с сортировкой. Если бы я только могла вспомнить…
Помни. Я слышу звук шагов по полу. Они приближаются ко мне. Я бы не осмелилась сделать это раньше, но торговля с архивистами научила меня скрытности и ловкости рук. Я отвинчиваю крышку, и бумага скользит — помни — в рукав.
— Пожалуйста, возьмите таблетку, — говорит мне чиновник.
Это не как в прошлый раз, не как в городке. Чиновник стоит прямо передо мной, и нет другого выхода, и нет травы под моими ногами, чтобы растоптать таблетку.
Я не хочу брать таблетку, не хочу терять свои воспоминания.
Но возможно, у меня есть иммунитет к красной таблетке как у Кая, и Ксандера, и Инди. Может быть, я буду помнить все.
И, не смотря ни на что, я буду помнить Кая. Они опоздали забрать его у меня.
— Принимай, — произносит чиновник.
Я кидаю таблетку в рот.
На вкус как соль. Капля пота, которая скользит вниз или слеза, или, возможно, глоток морской воды.
Лоцман живет в Приграничных областях, здесь, в Камасе.
Лоцман нигде не живет. Он или она всегда в движении.
Лоцман умер.
Лоцмана нельзя убить.
Такие слухи летают в лагере. Мы не знаем, кто такой Лоцман, мужчина или женщина, молод он или стар.
Наши командующие говорят нам, что мы нужны Лоцману, и что он не может делать Восстание без нас. Именно с нашей помощью Лоцман сокрушит Общество — и это произойдет скоро.
Но пока ученики могут только болтать о Лоцмане, при каждом удобном случае. Некоторые думают, что Шеф-пилот, который наблюдает за нашим обучением, и есть тот самый Лоцман — лидер Восстания.
Большинство учеников хотят угодить Шеф-пилоту так сильно, что можно почувствовать исходящие от них волны. Меня это не заботит. Я нахожусь в Восстании не из-за Лоцмана. Я здесь из-за Кассии.
Когда я впервые прибыл в лагерь, то беспокоился, что Восстание, возможно, использует нас как приманку, как это делало Общество, но мятежники вложили слишком много средств в наше обучение. Я не верю, что они обучили нас умирать, но к какой жизни нас ведут – я не знаю. Если Восстание победит, что случится дальше? Об этом говорят не часто. Поговаривают, что каждый получит больше свободы, и что больше не будет Отклоненных или Аномалий. Вот и все.
Общество право насчет Аномалий. Мы опасны. Я из тех людей, которых порядочные граждане представляют преследующими их в ночи — черная тень с бездонными глазами. Но, конечно, Общество думает, что я уже умер в Отдаленных провинциях, одним Отклоненным меньше.
Мертвец летает
— Сделай пару крутых виражей, — приказывает мне командир через динамик на панели. — Мне нужен левый поворот в южном направлении и правый поворот в северном направлении — сто восемь градусов для каждого.
— Да, сэр, — отвечаю я.
Они проверяют мою координацию и мастерство вождения. Четкий поворот с креном в шестьдесят градусов оказывает двойную силу тяжести на воздушный корабль и на меня. Я не могу вносить внезапные исправления или изменения: корабль может остановиться или просто развалиться.
