— В чем дело? — раздраженно спросила мадам Савина. — Я что, не в тот день пришла?
— Нет, все правильно, — успокоила ее девушка, — просто вы у меня не зарегистрированы. Как ваша фамилия?
— Савина, — недоуменно ответила Вера Николаевна.
Девушка пробежала глазами списки, потом еще раз…
— А, вы, наверное, вместо Куликовой! — воскликнула она. — Все понятно. Распишитесь тут, — регистраторша ткнула наманикюренным пальцем в какую-то строку.
— Но я же не Куликова! — мадам Савина приложила ладонь к груди.
— Да ничего страшного! — махнула рукой девушка. — Этого никто проверять не будет! Подписывайте.
Вера Николаевна машинально подписала.
— Спасибо, — отчеканила регистраторша и сунула мадам Савиной в руки конверт. — Здесь пятьдесят. Извините, но вы не с начала…
Девушка виновато поморщила нос.
— В следующий раз вовремя приходите, ладно? Чтобы мы до начала мероприятия вас зарегистрировали. Хорошо?
Не дождавшись ответа, регистраторша сделала два шага назад и пропала среди митингующих!
Конверт оказался незапечатанным. Вера Николаевна заглянула внутрь и увидела там… пятьдесят рублей.
Опечаленная мадам Савина опустила свой плакат и побрела прочь.
* * *
Ариадна Парисовна крепко надавила на кнопку вызова дежурного.
Когда в окошечке появилась бритая голова, потомственная ведьма тут же сунула ей в нос книжечку.
— Санитарная инспекция! Плановый осмотр раздевалок и душевых! заявила она, стараясь говорить как можно громче и агрессивнее.
— Задолбали, блин-н-н… — ответил равнодушно-раздраженный голос из-за двери.
Стальная конструкция плавно, без скрипа, отворилась, и госпожу Эйфор-Коровину впустили внутрь.
— Паспорт давайте, — переплюнул через губу дежурный, не отрывая глаз от телевизора.
Ариадна Парисовна сунула ему в руки документ и внимательно оглядела помещение.
Проходная из стали и бетона, с камерами наблюдения, автоматическими турникетами, металлоискателем. Будка охраны за толстым, пуленепробиваемым стеклом, крутящийся стальной лоток для документов, как в железнодорожной кассе, переговорное устройство…
— Выходить будете, пропуск сдайте, — дежурный, не глядя на потомственную ведьму, бросил ее паспорт вместе с разовым пропуском в лоток, нажал кнопку и через пару секунд автомат доставил его к Ариадне Парисовне. Отделавшись от посетительницы, охрана полностью погрузилась в просмотр спортивной передачи.
— Спасибо, — кивнула потомственная ведьма и спешно покинула проходную.
Оказавшись на территории АЭС, госпожа Эйфор-Коровина попыталась сообразить, где именно находится реактор. О ядерных реакторах потомственная ведьма знала очень немного. Пожалуй, только то, что очень большая доза радиации устраняет любые магические воздействия.
«Пойду прямо», — решила Ариадна Парисовна и двинулась к самому большому зданию.
На нем оказалась табличка «Администрация».
— Значит не здесь…
«Но уж в администрации-то должны знать, где у них реактор!» — подумала госпожа Эйфор-Коровина и решительно дернула ручку двери.
* * *
Лейтенант Миронов отгадывал кроссворд. Дежурство выдалось относительно спокойным. За весь день в КПЗ доставили только двоих женщин, да и те, похоже, городские сумасшедшие. Первую привезли около пяти часов дня из центра. Требовала остановить распространение порнографии и пресечь разврат в комитете по образованию, иначе грозилась поджечь себя. Однозначно, тронутая. Вызвали психиатра, но тот приедет только завтра. Лейтенант вздохнул, придется всю ночь слушать крики: «Нет порнографии! Нет растлению малолетних!».
Вторая задержанная — субъект поинтересней. Пробралась на атомную электростанцию и пыталась выяснить точное расположение реактора. Приехала на дорогой иномарке, на руках куча поддельных документов. По паспорту семьдесят один год, а со спины смотреть, так не больше двадцати пяти… Лицо, конечно, очень морщинистое.
Миронов даже подумал, что это может быть специальная грим-накладка, как в фильмах показывают, но проверять не решился. Да и зовут бабку, прямо сказать, не обычно. Фамилию с первого раза не выговорить. В общем, решили ее проверить по картотеке Интерпола, и заодно по линии внешней разведки. Вдруг шпионка или террористка? На курсах повышения квалификации Миронову так и сказали: «Ничего нельзя считать невозможным. При нынешнем развитии информационных технологий и обилии криминально-фантастических романов, возможно все!».
Госпожа Эйфор-Коровина сидела в «обезьяннике» и блаженно улыбалась.
— Вот теперь-то я точно никуда не пойду! Ну что, съел? — говорила она время от времени конверту из желтоватой, плотной бумаги, который лежал рядом с ней. — Потом меня отпустят, а ты останешься здесь!
Ха-ха! Тебя посадят, а меня отпустят, ясно?
Понимаешь?
На деревянной скамье, напротив потомственной ведьмы, сидела мрачная Вера Николаевна и настороженно следила за пожилой дамой, дразнящей конверт. Время от времени сама мадам Савина выкрикивала: «Нет распространению порнографии! Нет растлению малолетних!», иногда смотрела на «Романсы» Чайковского и добавляла: «Нет пропаганде гомосексуализма!». В такие моменты госпожа Эйфор-Коровина замолкала и, в свою очередь, настороженно глядела на возмутительницу спокойствия.
Внимание Веры Николаевны привлекли странные короткие бусы на шее у сумасшедшей старухи. Необработанные камни мерцали в темноте загадочным синим блеском; мадам Савина подумала, что это могут быть сапфиры, но тут же отказалась от такого предположения. Не может быть, чтобы душевнобольная бабка носила на шее сотню тысяч долларов.
— Эйфор-Коровина на выход! — раздался голос конвойного снаружи.
Дверной замок щелкнул, железяка отворилась.
— Письмо свое не забудьте! — крикнула вслед потомственной ведьме Вера Николаевна.
— Фиг его забудешь… — последовал загадочный раздраженный ответ.
Когда сокамерница сложила руки за спиной, мадам Савина успела заметить, что на правом запястье у бабки огромный серебряный браслет.
— Фамильные драгоценности? — спросила сама себя Вера Николаевна. Воображение быстро нарисовало бывшей учительнице музыки следующую картинку в стиле черно-белого кино: дореволюционная балерина уезжает в Париж, где умирает от голода, но не продает фамильные украшения, а передает их дочери. Ее дочь, перенеся все тяготы приютской жизни, войны, трудовых лагерей, чудом сохраняет украшения как память о матери… И вот, в разгар перестройки возвращается на историческую родину, чтобы восстановить память о своей матери, великой балерине…
