Разумеется, кир Васса тут же подтвердила:
— Стефания, не смей капризничать!
Рук никто не мыл и сразу же сели за стол. Кана внесла фарфоровую супницу и разлила бульон с клёцками по тарелкам. Первой – кир Пунте, мамаше жениха, второй – Вассе, потом этому самому Жожелю. Он оживился и начал говорить:
— Очень-очень рад! Очень-очень суп! Жожель любит суп!
Кана подошла и повязала ему большую белую салфетку, как ребёнку. Ел он быстро, жадно и неряшливо. А мне кусок не лез в горло. Но Жожель это мгновенно исправил. Громко дохлебав свой суп, он влез рукой в мою тарелку и, смеясь, выловил две клёцки. Одну успел сожрать, а вторую уронил на скатерть. Обе дамы ласково улыбались и кир Пунта, вытерев Жожелю руки вышитой салфеткой, ласково погрозила пальчиком:
— Жожель, ты не дома! Надо кушать из своей тарелки, малыш!
Жожель закрыл лицо руками и забормотал:
— Жожель хороший, мама любит Жожеля… Любит Жожеля…
— Да, дорогой, успокойся! Мама любит Жожеля и не ругается.
Тарелку с моим супом Кана унесла. На второе подала что-то вроде бифштекса с картофельным пюре. Я успела съесть почти половину, когда в мою тарелку наведалась рука Жожеля.
В этот раз все промолчали, только кир Пунта вытерла ему руки.
Не знаю, шок у меня был или что, но сидела я тише воды, ниже травы. Теперь-то я понимала, почему настоящая Стефания не хотела выздоравливать. Выйти замуж за такое… Он, конечно, умнее растения, но, кажется – не сильно.
Когда подали десерт, я сидела и обдумывала, что можно сделать, чтобы избежать этого безумного брака. Прежде всего, мне нужны местные сборники законов. Должен быть хоть какой-то шанс вырваться из этого! Ничего, мне плевать на все местные правила. Нельзя избежать такого брака по закону – сбегу. Но уж жить с таким мужем и плодить детей с такой же генетикой – лучше сразу повеситься! Ладно, в конце концов, я не такая уж и беспомощная. Да, ничего не знаю о мире, ничего не знаю о социуме, но – разберусь. Главное, не пороть горячку и точно узнать, сколько у меня ещё времени до свадьбы.
Десерт подали странно. На тарелке каждому выставлены три треугольные пиалки. В одной – суховатый бисквит, нарезанный кубиками. Во второй – что-то вроде пропитки с вином, в третьей пиалке шапочкой возвышались взбитые сливки. Кубик бисквита накалывали на десертную вилочку, макали в вино и в сливки, а потом только ели. Чуть подвигав пиалки, я поняла, что тут может встать и четвёртая. Значит, это специальный набор для десерта. Непонятно, почему не сделать просто пирожное. Додумать я не успела.
Жожель, по традиции, полез руками в мою тарелку и опрокинул на меня вино. Я вскочила…
— Стефания! Как ты неаккуратна! Сходи, переоденься. И я разрешу вам с женихом немного погулять. У нас с кир Пунтой будет разговор о делах. Но не уходите далеко от дома. Если ты, как и в прошлый раз… Ты меня поняла?
Я кивнула, развернулась и пошла на чердак. Меня трясло от всего этого, но я знала, что нужно успокоиться и справиться.
По лестнице застучали туфли Каны – она шла помочь мне сменить платье.
— Кана, что было в прошлый раз?!
— А вот сейчас мы другое платье посмотрим… Вот, Фания, выбирай… Или лучше блузку с юбкой? Вот эта розовая тебе очень идёт.
— Кана!
Я прямо рявкнула. Потом выдохнула и спокойно продолжила:
— Кана, я задала вопрос. И хочу получить на него ответ. Быстро, потому что я тороплюсь. И не забывай. Я наследница, а не кир Васса. Я мала, да, но я вырасту. Так что, будь добра, отвечай на мои вопросы.
— Фания, да никто и не знает, что там было! Он говорит, что в ручей ты сама прыгнула! И что платье сама порвала! А ты молчала, а к вечеру слегла с жаром.
— Кана, где было порвано платье?
— Ну, так на груди! Прямо пополам разошлось. Может, ты об куст порвала, когда выбиралась из ручья?
— А может, жених порвал?
Кана потупилась.
— Может и порвал, никто же не видел…
Ну да, если он уже был женат – значит, знает, что можно делать с женщиной. Ладно, разберусь.
Я выбрала самое прочное из всех платьев, из толстого шёлка. Оно было маловато, как и прочие наряды, зато порвать его не так и просто. Сверху мне Кана накинула шаль. Ту самую шаль, в которой кир Васса ходит дома.
Чёрт, мне просто необходимо увидеть завещание и выяснить, есть ли у меня хоть какие-то права! Не исключено, что и нет никаких…
Я вернулась в комнату, молча и не глядя в глаза тёткам, присела в поклоне.
Жожель хлопал в ладоши и приговаривал:
— Жожель гулять! Жожель гулять!
Но в этот раз небеса избавили меня от прогулки. На крыльцо нас выпустила Кана и даже не успела закрыть дверь, жмурясь на солнце, как Жожель попытался взять меня за руку. Я шлёпнула его чисто машинально. Он надул губы и начал что-то говорить:
— Жожель…
Договорить он не успел. Крошечный желтопухий цыплёнок вывернулся из едва проросшей клумбы ему под ноги и тихонько пискнул.
Всё с той же дебильноватой улыбкой он присел, протянул ладонь к цыпленку и, слегка погладив пушистую спинку, раздавил его в кулаке. А потом протянул мне влажную тушку и снова улыбнулся.
Вот вроде я и взрослая, много повидавшая женщина, а сомлела, как институтка, просто от омерзения…
Глава 6
Очнулась я в зале на том самом неудобном диванчике с мокрой тряпкой на лбу. Жожеля и его маман рядом не было, так что я с облегчением вздохнула и, буквально через несколько минут, в коридоре раздались шаги, и я услышала скрипучий голос:
— Вечером приедет доктор, Стефания. Он осмотрит тебя. И если он скажет, что ты притворялась…
И тут во мне что-то лопнуло:
— И что будет?!
Я резко села и тут же в глазах потемнело. Рано мне ещё так вскакивать. В дверях комнаты стояла мачеха, а за спиной у неё, с кружкой питья для меня – Кана.
Но какой же мразью нужно быть, чтобы довести молодую девочку до такого состояния! Я легла – не хотела снова потерять сознание.
— Что будет, Васса, если я притворялась? Как ты думаешь, если я повешусь, предварительно завещав всё своё имущество Святому Храму, ты сможешь снова вернуться в свою деревню? Ну, за свиньями там убирать или коров пасти? Я беспокоюсь о тебе, милая…
Кана охнула…
А моя мачеха аж задохнулась и не сразу сообразила, что нужно сказать.
— Ты… Ты, мерзавка, не смеешь так со мной разговаривать!
В чём-то она была права, безусловно. Я не знала, могу ли позволить в обращении с ней такой тон и такие слова. Но и сдавать назад я не собиралась. Слишком уж гадко пахнет от моего замужества.
— Завтра я хочу посетить Святой Храм.
Не представляю, что там за Храм Святой, но раз есть такое словосочетание, значит, есть и храм.
— Мы пойдём туда в выходной, как обычно!
— Васса, я не спрашивала тебя, как и когда ты, обычно, ходишь туда. Я тебя поставила в известность, что нуждаюсь в духовном наставлении служителя храма. Ты хочешь запретить мне это?
— Не Васса, а кир Васса!
— Только в обмен на кир Стефанию. Я, если ты напряжёшь память, урождённая кир. В отличие от тебя.
Понимала, что злю её неимоверно, но и спускать ей даже такие мелочи не собиралась. Хуже, чем есть – всё равно не будет. Не знаю, насколько послушной была Стефания, но я-то – вовсе не она!
— Васса, ты можешь идти. Я больше не держу тебя. Кана, принеси воды и тряпки, нужно прибрать мою комнату. Сегодня я буду ночевать там.
Похоже, Васса ни разу не встречала отпора. Я села и посмотрела ей в глаза.
— Я повторяю, ты можешь идти.
Чувствовала её ненависть, злость, бешенство… И – растерянность. Она не знала, что нужно сделать и как меня унять. Развернулась и выскочила, зло отпихнув с дороги сестру…
Побледневшая Кана трясущимися руками подала мне кружку с тёплым травяным питьём. Я выпила половину и повторила:
— Сегодня я буду ночевать в своей комнате.
Кана часто-часто закивала головой и, пятясь, выскользнула за дверь.
Я откинулась на вышитую подушку, положила голову на жёсткую спинку диванчика и задумалась, что именно и как спросить в храме. Есть ли здесь тайна исповеди? Что из себя представляет вера? Судя по отсутствию крестика у меня на шее – точно не наше христианство. Возможно, это и к лучшему. Я, совершенно точно, не была готова выслушивать разглагольствования храмового служителя о покорности и прочей ерунде. Интересно, как здесь называются священники?
