Поняв, что Санаду абсолютно серьёзен, Эзалон хватается сначала за голову, а затем за сердце.
***
Длинные-длинные рукава смирительной рубашки накручиваются вокруг меня, всё растут и растут – до бесконечности, превращая меня из приличной спеленованной психбольной в какой-то клубок.
Сразу понятно – сон. Да и в белой пустоте со мной висит Марк Аврелий в такой же смирительной рубашке. А на белок смирительные рубашки не надевают – я точно знаю.
Пора просыпаться.
Волевое усилие позволяет ощутить тело, окутанное чем-то мягким.
С ощущением тела возвращается способность им управлять.
Открываю глаза.
Ну что ж. Для комнаты моего общежития здесь неоправданно роскошно.
Для палаты государственной больницы – тем более.
Шёлковые красные обои, две кровати с бархатными балдахинами (на одной лежу я, на другой читает длинное письмо заплаканная бледнющая рыжая девушка в старомодном платье). И хотя интерьер оформлен в дворцовом стиле, комната невелика. Тут же расположен обеденный стол, зона для готовки возле окна. Золочёная софа втиснута чудом. Но в целом – стильно.
Так вот ты какой, магический мир!
А я связана по рукам и ногам.
Уж попала, так попала…
Переноска с Марком Аврелием – на стуле рядом. В темноте за решёткой посверкивают две пары глаз.
Две пары?!
Моргаю и снова вглядываюсь в сумрак: одна пара глаз. Привидится же!
Рыжая страдалица томно вздыхает на соседней кровати. Беззвучно шевеля губами, гладит кремовую бумагу письма. Утирает слёзы. Шмыгает носом.
Хорошо, я стрессоустойчивая, семьёй ко всякому подготовленная – в истерику не впадаю. А хочется. Начинаю вежливо:
– Извини…
Девушка аж до балдахина подскакивает. Буквально. Она ненормально бледная. С красноватыми отсветами в глазах и маленькими вампирскими клыками.
– Извини, что отвлекаю, – продолжаю я. – Не могла бы ты меня развязать? Неудобно лежать. Ноги затекли и вообще…
– Прости-и-и! – девушка придавливает письмо к груди размера так седьмого. – Я забыла тебя развязать!
Слёзы льются по её щекам. Взгляд виноватый.
– Да ладно, со всеми бывает, – стрессоустойчиво соглашаюсь я. – Ты, главное, меня сейчас развяжи.
– Ах, да! – подскакивает она. – Это целебный кокон, обеспечивающий все нужды. Но ты в себя пришла, теперь он растает сам.
Девушка отходит к столу в углу за софой и убирает письмо в толстую кожаную папку с сердечками на уголках:
– Я же собиралась, должна была снять заранее! Но ты не закричала – это хорошо: значит, ничего страшного.
Ну это смотря с какой стороны посмотреть. Я бы лучше очнулась свободной.
Папку девушка бережно убирает в стол. Среди письменных принадлежностей там торчат перья. Вот рыжему хвостатому радости будет. Если нас выпустят.
Марк Аврелий раздражённо стрекочет в переноске, суёт мордочку между прутьями. Заперли бедненького, не дают свой порядок в комнате навести.
Путы «кокона» разогреваются и сжимаются. Внезапно тают, оставляя меня в джинсах, майке и носках-белочках.
Судорожно вдохнув, хотя так называемый кокон дышать не мешал, сажусь на постели и вновь оглядываю комнату.
Здесь слишком тесно для роскошной массивной мебели. В изголовье и изножье моей кровати имеются двери. Одна напротив окна, другая – на боковой стене. Зачем в этой тесноте софа – не понимаю, можно же и на кроватях посидеть, благо их две.
Сапоги мои лежат у кровати.
– Я Никалаэда Штар. Из Озарана, но подданная империи. Можно просто Ника. – От письменного стола она проходит к окну и ставит на тонкую пластину чайник. Золотой. – Я твоя соседка по комнате, меня попросили за тобой присмотреть. Надеюсь, мы подружимся. У меня где-то здесь печеньки и пирожки. Но ты их сама найдёшь, ладно? Я их не вижу сейчас. И не чувствую. И взять не могу.
Она всхлипывает, плечи подрагивают.
Так, кажется, пора отвлекать её разговором.
– Я Клеопатра Крузенштерн. С Земли… – Забираю неожиданно тяжёлую переноску со стула, перегораживающего дверь у изголовья, себе на колени и сквозь прутья решётки почёсываю мордочку. Когтистые лапки обхватывают палец. Ника всхлипывает громче, и я вежливо интересуюсь. – Что-то случилось?
В ответ сначала раздаётся всхлип. Затем шмыг. И жалобное-жалобное:
– Валя задерживается. А я даже пирожок съесть не могу. И печеньку тоже не могу – ди-е-та! А Валя завтра не приедет, потому что программу обучения не утвердили. А я так ждала, так ждала…
Потрясающе исчерпывающее объяснение завершается очередным трагичным всхлипом.
Вроде другой мир, а у меня ощущение, что из дома не уезжала.
– Ты не против, если твои вещи немного поворошат? Мне бы Марка Аврелия выпустить: он чем дольше в клетке сидит, тем разрушительнее на выходе. И ему нужна вода. Лоток. Орехи, семечки, фрукты, грибы, червяки или гусеницы.
Из переноски раздаётся странный чихательный фырк.
– Выпускай! – Оглянувшись, Ника, утирает слёзы и вымученно улыбается. – Но только без червяков. Еда тут… где-то. Воды в чашку нальём. Лоток… э-э, можно будет у мисс Глории заказать, а пока магией прибрать, если что. Я помогу.
Зажав замок, я раскрываю переноску. Марк Аврелий высовывает любопытный носик. Смешно им дёргает, принюхиваясь.
– Гуляй, – я спускаю переноску на шёлковое с бисерным драконом покрывало.
Изучающая территорию смелая белка – это оружие милоты, поражающее до полной отключки, поэтому даю Нике время пережить няшную атаку, а сама слезаю с кровати, обхожу расположенную по центру софу. Между обеденным столом и вторым письменным пробираюсь к окну и столешнице с тонкой плитой, на которой с тихим шипением закипает чайник. Очень-очень золотой на вид. А на подоконнике за ним лежат кульки с пирогами и пирожными.
За окном ничего особо примечательного и волшебного: дорожка парковая, деревья, здания в отдалении. Драконы не летают, оборотни в звериной форме не бродят, на газонах маги с палочками дуэли не устраивают.
– Какая прелесть! – Ника во все просохшие глаза смотрит на Марка Аврелия: он по-пластунски перебирается по бисерному узору и трясёт хвостом. – Ути какой лапочка! Иди ко мне…
Клиент готов.
Открываю дверцы под столиком для готовки: мука в плотной бумажной коробке, блюдо с яйцами. Кувшин молока. Пирожки. Печенье. Пирожные… Конфеты. Снова пирожки. Весьма странный набор для диетящейся, да и для вампира тоже. Или для неё меня приготовили, а это всё – мне? В меня столько не влезет, испортится же.
– Ника, ты людьми питаешься?
– Нет, конечно! Я законопослушный вампир! – она резко выпрямляет спину, но тут же расслабляется. – Ой! Ты смотри, смотри как он ушками шевелит!
Значит, продукты на двоих. Это хорошо. Надеюсь, вместо холодильника они какие-нибудь чары хранения изобрели, иначе будет совсем грустно…
***
К счастью пирожки разнообразные, находится и ягодный, из которого Марку Аврелию начинку выковыриваю. Только он слишком занят изучением обстановки. И в таком пищащем восторге от балдахинов, что даже на перья не реагирует. Ника влюблённо за ним наблюдает, охает, ахает и восхищается.
– Ой, какой милашка!
– Ой, как он смешно лапками перебирает!
– А он всегда так забавно двигается?
– А он на руках сидеть любит?
И это может продолжаться долго, очень долго. Поэтому, покончив с пирожками, громко спрашиваю:
– И что мне теперь делать?
Ника осознаёт вопрос с третьего раза:
– Так в административный корпус к господину Алоизу идти. – Она делает жалобные-жалобные глаза. – А давай, пока ты ходишь, я за Марком Аврелием присмотрю?
Марк Аврелий и без присмотра вполне обойдётся, но эти жалобные глаза с красными бликами, эти молитвенно сложенные руки…
– Ты белок ешь?
Ника отчаянно мотает головой:
– Я пирожки люблю. И печеньки.
– Ладно. Только объясни, куда идти, – соглашаюсь я.
