Поспешно отвожу глаза. Даже знать не хочу, что или кто там на самом деле.
– Ты гнев свой поумерь, селянка! Тебе оказана великая честь! – хмурит брови балахон.
Снова кидаю взгляд на полотно. Там тоже тот, кому честь оказали?
– Оружие свое отдай! Живо! – приказывает.
Вскидываю удивленный взгляд на балахон. Какое оружие?
– Глухая? Я сказал, доставай оружие из ножен! – начинает гневаться мужчина. – Иначе…
Фразу он не заканчивает. Но это и не нужно. И так все понятно без слов. Просто поверить своим глазам мне трудно. И я моргаю несколько раз, чтобы убедиться, что в руках у балахона действительно горит круглый магический пульсар. Самый настоящий. Всамделишный. И направленный в мою сторону.
– У меня нет оружия… – испуганно лепечу.
Я-то им, судя по всему, нужна. Но откуда мне знать. Вдруг они еще с десяток двойников этой самой Ноэль раздобыть где-то могут. Может, один из них уже упокоился рядышком.
– А это что? – указывает пальцем на торчащий из-за моей спины гриф бандуры, переложив в левую руку магический шарик.
– Бандура…
– Пандора?
Качаю головой.
– Бандура. Инструмент такой.
Тянусь к лямкам на плечах и аккуратно, не спеша, чтобы не провоцировать нервного балахона, снимаю чехол и извлекаю свою бандуру.
– А, бандорина? – кивает балахон.
Пожимаю плечами. Бандорина, так бандорина. Наверное тут так его называют. Я не раз встречала в исторических описаниях различные родственные названия своего любимого инструмента. Там были и мандоры, и мандолины, и пандоры…
– Ты менестрель?
Медленно киваю. Что еще могу ответить этим странным людям? Наверно, в их понятии я менестрель.
В голове сплошная каша. Мне не желают ничего объяснять, а самой разобраться трудно. Отрицать очевидное глупо, как бы невероятно оно не выглядело на первый взгляд. Но огненные пульсары – это… это что-то из ряда вон выходящее. Это приводит меня в замешательство. В ужас. И напрочь сносит крышу. Такое я видела только в фильмах. Но ведь я ни разу не киношный герой… Это не съемочная площадка. А вокруг меня совсем не актеры.
Бесшумно открываются двери, и в комнату заходит женщина. Высокая. Красивая. В длинном старинном платье. Такие я тоже видела в фильмах.
– Мадам Кану, – склоняется в поклоне балахон и целует руку вошедшей.
Та благосклонно принимает приветствие, лишь слегка склонив голову и улыбнувшись одними уголками губ.
– Месье Коломб…
– Ритуал удался, мадам Кану. Замена Ноэль найдена, – машет в мою сторону балахон.
Я нервно сжимаю в руках гриф бандуры.
Два пристальных взгляда скрещиваются на мне.
Мадам Кану кривится точно так же как и “черный человек”.
– Да-да… Работы много, – оправдывается этот Коломб. – Но вы же профессионал, милая мадам. Да и выхода у нас нет.
В душе начинает подниматься удушающая волна гнева. Меня уже не пугают пульсары и “черные человеки”. Эти странные люди обращаются со мной как с вещью. Они решили, что могут меня использовать, как им вздумается, делать со мной, что захотят. Они похитили меня. Заперли в каком-то странном месте. И с чего-то решили, что я должна заменить их Ноэль.
Медленно спускаю ноги с алтаря, по-прежнему сжимая в руках бандуру, глубоко вдыхаю воздух, набираясь смелости, и выдаю:
– Никакую Ноэль я заменять не буду. Верните меня обратно. Мой брат заявит скоро в полицию. По мобильному меня легко отследят. А похищение людей у нас, между прочим, карается законом.
Эти двое синхронно склоняют голову набок, словно услышали что-то весьма любопытное.
– Она странно разговаривает, – задумчиво произносит мадам. – С этим явно нужно что-то делать. Похоже кортеж придется все-таки на день задержать. Работы много, месье Коломб. Даже для меня.
– Вы правы, мадам Кану. А пока дадим этой особе подумать. Его величество против не будет?
– После Ноэль? – мадам Кану кидает осторожный взгляд на алтарь с полотном. – Думаю, нет…
Я тоже невольно поворачиваю голову к своему “соседу” и нервно сглатываю.
Двери снова отворяются, и в этот раз в комнату заходит парочка стражников в блестящих кованых доспехах.
– Уведите нашу “гостью” подумать, – приказывает балахон.
Глава 4
Спрыгиваю с алтаря и оббегаю его, словно это может мне помочь спрятаться от рыцарей. Те даже ухом не ведут. Огибают с двух сторон преграду, отрезая пути к отступлению. Заставляют пятиться назад, пока не упираюсь спиной в шершавую стену.
Выставляю вперед руки, прикрываясь бандурой, как щитом.
– Не трогайте меня! Что вы делаете? – отчаянно кричу.
Мне так страшно, что темнеет в глазах. Дружки Санька по сравнению с ними безобидные котята.
Один выхватывает бандуру и с размаху швыряет ее об стену, я тут же кидаюсь за ней, но меня перехватывает второй, впиваясь крепкими пальцами в плечо.
– Нет! Что вы наделали?– всхлипываю.
Сердце сжимается, рвется напополам. Жалобный стон любимого инструмента болью отдается в душе. Мне кажется, она плачет, как живая плачет. И я плачу тоже. Не могу остановиться. Слезы льются из глаз, оставляя на щеках мокрые жгучие следы.
– На твоем месте, я бы о себе думал, а не о бандорине, – тихо говорит второй.
По-моему, я слышу в его голосе сочувствие. Вскидываю голову. Заглядываю в жесткое бесстрастное лицо… Но он поспешно отводит глаза.
Подходит первый. Бесцеремонно сдергивает сумку с плеча, выворачивает ее содержимое на землю. Даже не пытаюсь воспротивиться. Все равно бесполезно. Опускаю голову и безучастно наблюдаю, как балахон, мадам Кану и стражник с любопытством рассматривают мои вещи.
Пирожки сразу же откладывают в сторону. А вот пакет и конфеты наоборот долго изучают, как и книги, тетради, ручки…
– Бут, уводи ее, – приказывает месье Колумб, даже не отрывая взгляд от моего пенала. Уж очень любопытной показалась ему молния на нем.
Стражник, держащий меня за плечо, кивает и резко дергает в сторону дверей.
Вот тут я начинаю сопротивляться. Хватаюсь руками за алтарь, упираюсь ногами в каменный пол. Вырываюсь и царапаюсь. Знаю – мне против этого Бута не выстоять, но сдаться просто так, без боя, не могу. Не могу опустить руки, и как покорная овечка, поскакать на заклание. Ведут меня явно не в благоприятное место, так пускай видят, какой ценой им достанется отправка меня в это самое “подумать”! И настолько я ценю оказанную ими честь быть принцессой Ноэль!
В конце концов, Буту мои протесты надоедают, и он попросту перекидывает меня через плечо. Острые края наплечника тут же впиваются в живот. Больше я биться не могу. Руки нужны для того, чтобы упираться в спину стражника и хоть чуть-чуть уменьшить давление.
Сил не осталось. Голос охрип. Это перед ними я такая смелая и стойкая. А на самом деле, вовсе не так уж уверена, что Никита заявит в полицию, что будет меня искать. Что вообще заметит мое отсутствие. Разве, когда проголодается. Ну денег не будет. Но… искать меня... Не знаю… С ментами связываться... Ради какой-то там сестры. Он слишком увяз в компании Санька, и светиться перед законом сомневаюсь, что рискнет.
Заносят меня в какую-то комнатушку. Маленькую. С крошечным решетчатым окошком под самым потолком.
– Думать будешь тут, – говорит Бут и сбрасывает на тюфяк у стены.
Тихо охаю, больно приложившись попой и лопатками. Моментально сажусь и подтягиваю ноги к груди, обхватываю их руками. Поднимаю голову и настороженно смотрю на стражника. Он не спешит уходить. Словно хочет еще что-то сказать. Я вижу нерешительность в его глазах… Но, спустя мгновенье, мужчина все же разворачивается на пятках и выходит за дверь.
Гулко лязгает засов. Щелкает навесной замок. Я остаюсь совершенно одна. Почти в кромешной темноте. Сквозь то самое окошко пробиваются лишь скудные желтоватые отблески фонарей. Неужели так быстро наступила ночь? Ведь совсем недавно было раннее утро.
Едва слышно вздыхаю и еще крепче обнимаю колени. Сквозь джинсы покалывает солома, которой набит матрас. Курточка совершенно не спасает от холода. Кажется, что в этом каменном мешке даже холоднее, чем на улице. Сырость пробирается под одежду, заставляя ежиться от неприятных ощущений и еще плотнее скукожиться, чтобы сохранить остатки тепла.
