ГЛАВА 5
Алексиос стучал молотом по металлу. Снова и снова, ощущая себя Гефестом. Бог кузнецов будто влил свою энергию в Алексиоса в этот день.
Обычно жар огня звал его, только когда была работа. Многие приходили к его отцу, надеясь, что он починит подкову или плуг. У кузнеца было всегда много дел, и работа редко была скучной.
Но это творение было для него. Не для жителя деревни, не по заказу. Металл под его молотом был из его коллекции, так что значил больше обычной подковы.
Это был металл его матери. Золото передавали от поколения к поколению. Оно сотни лет было в его семье. Хотя его мать давно переплавила его, золотые слитки стали чем-то поражающим куда больше.
Алексиос часами выливал золото в заготовку, которая была толщиной с его мизинец. А потом он сделал его еще тоньше, загибал и поворачивал изделие, пока не заплел металл. Поражающая текстура была редкостью в этих краях, но и женщина, для которой он это делал, была редкой.
Наконец, он остановился и поднял щипцы рядом с собой. Он сжал ими раскаленный металл и опустил в ведро холодной воды рядом с собой. Жал зашипел, ледяная вода тут же закипела, но металл застыл. Он знал, что получилось идеально. Но Алексиос, скорее всего, еще пару часов будет полировать его до идеала, пока будет ждать визит Медузы.
Он поднял браслет к свету и посмотрел на сложное плетение. Он загнул концы завитками, похожими на вершины колонн храма. Она любила храмы богов, и он хотел дать ей что-то, что всегда напоминало бы о них.
И о нем.
Его отец прошел в открытую дверь и прислонился к стене.
— Выглядит неплохо. Думаешь, ей понравится?
Он мог лишь надеяться. Это могло стать причиной, по которой она выберет его среди других. Сегодня он сделает Медузе предложение, покажет ей, что он не шутит.
Он уже отрепетировал речь больше раз, чем мог сосчитать. Она увидит, что он был хорошей парой. И даже если она не поверит сейчас, он сделает ее жизнь мечтой, чтобы она поняла, как ей повезло с ним. Чтобы поняла, как громко пело его сердце из-за нее, и как сильно он хотел, чтобы и ее сердце пело.
Алексиос знал в сердце, что никто из мужчин не будет восхищаться ею так, как он. И не из-за ее красоты, о которой знали во всех городах вокруг Афин. Не из-за ее доброты, потому что, конечно, она была доброй. Он восхищался ею, потому что она была его лучшей подругой, ее душа пела ту же песню, что и его. И он не мог упустить это.
— Сойдет, — буркнул он. Он вытер пятна грязи с браслета краем фартука. — Как думаешь?
Отец протянул руку и взял браслет.
— Все хорошо. Похоже на то, что я сделал бы твоей матери, когда она была еще жива. Но тебе не удастся его отполировать, мой мальчик.
Он сделал что-то не так? Алексиос еще не создавал такое, его не удивило бы, если бы он где-то не так повернул край, и ему придется начинать заново.
Он забрал браслет и покрутил.
— Все хорошо?
— Да. Но Медуза уже в городе, и она просила увидеться с тобой, — глаза отца сверкали, как солнце. — Я думал, что тебе стоит поговорить с ней сейчас, и я сказал ей ждать тебя у дерева инжира.
Она была тут? Уже? Его желудок полетел к ногам.
Алексиос еще не был готов произнести речь. Он не помылся, пот от тяжелого дня работы был на его коже как слой масла. Она посмотрит на него и рассмеется, если он сделает ей предложение в таком виде.
— Я не могу говорить с ней! — пролепетал он. — Посмотри на меня!
— Я вижу юношу, который трудился весь день, чтобы создать то, что понравится девушке, которую он обожает. Она будет носить этот браслет с гордостью, а все мужчины в деревне будут знать, что его создали твои руки, — отец хлопнул его по спине так, что Алексиос отшатнулся к двери. — Поговори со своей женщиной, сынок. Она послушает.
Он не был в этом уверен. Медуза плохо слушала кого-то, кроме себя. Это его тоже восхищало в ней, но это и раздражало в ней.
Вздохнув, он сжал браслет.
— Медуза, — прошептал он, обходя дом. — Мы долго дружили, и я подумал… Нет, не так. Я знаю, мы будем хорошей парой. Да, сойдет.
Она стояла у дерева, красивая, как всегда, слишком хороша для него. Солнце играло на ее золотых волосах. Они не уступали самой Афродите, хотя он не произнес бы такое вслух. Он не хотел навлекать гнев богов на свою голову, даже если отец говорил, что она уже была ими брошена.
Алексиос покрутил браслет и спрятал в карман на поясе. Он спросит у нее. Конечно. Но не сразу. Они расскажут друг другу, как прошел их день, и тогда он это сделает. Она вспомнит, почему ей нравилось быть рядом с ним. И он задаст важный вопрос.
Да, план был хорошим.
Может, он медлил, но он не хотел заглядывать слишком далеко.
— Медуза! — позвал он. Алексиос провел ладонью по потному лбу, пытаясь скрыть блеск пальцев. — Я не ожидал увидеть тебя сегодня.
Она повернулась, сияя улыбкой, и это чуть не сбило его на колени. Боги, как он ее любил. Бледно-желтый хитон и гиматий на ней сочетались с цветом ее волос и яркостью солнца. Коричневые сандалии были зашнурованы на ногах, обвивая ее мускулистые голени. Она была милой, всегда была рада его видеть. Кто еще был так ему рад, кроме его отца?
Алексиос был крупным сыном кузнеца. Его сравнивали с самым уродливым из олимпийцев. Он знал, что они были правы. Он был страшным. Но эта хрупкая девушка считала его своим лучшим другом.
Чего еще он мог просить?
— Алексиос! — она подбежала к нему и протянула руки.
Он позволил ей обнять его за пояс, стараясь не прижимать ее слишком сильно к сердцу. Ему нужно было дать ей возможность дышать. Не сдавливать ее. Не сводить все к себе, когда она была рада чему-то.
Его предательские руки окружили ее, и он опустил подбородок на ее макушку, вздохнув. От нее пахло солнцем и лимонами.
— Ты рада меня видеть сегодня.
— Я только что вернулась из Афин. Поездка была поразительной. Ты не поверишь, что произошло!
Афины редко поражали. Он считал город грязным и отвратительным. Люди были там наглыми, а если у кого-то не хватало денег, от него отворачивались. Словно бедные люди были недостойны называться людьми.
Но если она была счастлива в Афинах, он хотел знать, почему.
— Что случилось в Афинах? — он отпустил ее и сделал большой шаг назад. — Сама Афина поговорила с тобой?
Он знал, как она поклонялась богине войны, хотя не понимал, почему. Как дочь ткача, она должна была поклоняться Гере или Деметре. Но Медуза редко следовала правилам, куда бы ни шла.
— Отчасти, — она указала на дерево и одеяло, которое она расстелила под ним. — Присядем ненадолго? Я все расскажу. Если есть время.
