скорее интерес патологоанатома, обнаружившего, что считавшееся мёртвым таковым не является.
— Извини, — на всякий случай произносит Ксавье, которому становится неуютно под ее тяжелым взором.
— Почему ты остановился?
Уже который раз за этот бесконечный день у него вышибает воздух из лёгких.
— Я… думал… Ну я решил, что тебе не очень понравилось.
— Это оказалось чуть лучше, чем я ожидала.
На этот раз склоняться в три погибели не приходится — они тянутся друг к другу одновременно, Уэнсдэй приподнимается на цыпочки, и их губы вновь встречаются. Она все также не целует Ксавье в ответ, но предоставляет относительную свободу действий, немного приоткрывая рот. Желание обладания накрывает его с головой, он больше не может быть нежным — прикусывает ее нижнюю губу, сильнее стискивает тонкую талию, опускается поцелуями на шею, оставляя дорожку из мелких укусов от ключиц до мочки уха. Вжимает в стену с таким рвением, что ей наверняка становится больно. Руки Ксавье скользят выше, но коснуться груди даже через ткань платья он не осмеливается, зато с удовольствием чувствует, как ускоряется ее сердцебиение. У неё обычное живое сердце, оно качает обычную теплую кровь, и оно остро реагирует на его близость, а значит и ей не чуждо ничто человеческое.
Ксавье почти готов рискнуть и двинуться дальше, но тут сквозь дурман возбуждения доносятся крики и топот. Титаническим усилием воли он заставляет себя отстраниться от Уэнсдэй и повернуть голову в сторону приоткрытых дверей.
Буйства белого цвета там больше не существует, лишь только кроваво-алая вакханалия.
— Что за чертовщина? — Ксавье прищуривается, искренне не понимая, что происходит.
— Небеса разверзнутся, грянет страшный гром, и кровавый град устелит землю, — мрачно цитирует Аддамс. Ксавье не знает, откуда это, но готов биться об заклад, что подобную жуть ей читали в детстве вместо сказок. Она высвобождается из объятий и быстрым шагом направляется в некогда белый зал. — Идём, я хочу взглянуть.
— Что? Тебе не кажется, что это не лучшее решение? — ему совсем не хочется пачкаться в свиной крови, но Уэнсдэй даже не оборачивается, и Ксавье ничего не остаётся, кроме как покорно последовать за ней.
Можно не сомневаться — однажды таким образом она затащит его прямиком в Ад.
Комментарий к Часть 3
Кстати, парфюм, о котором говорится в фике, существует на самом деле — Byredo Tobacco Mandarin. Если вдруг кому любопытно)
Как всегда с нетерпением жду вашего мнения!)
========== Часть 4 ==========
Комментарий к Часть 4
Писалось под Muse — Resistance, оттуда и эпиграф.
Прежние части описывали события канона, теперь настало время разбавить это так называемой пропущенной сценой. Приятного чтения!
I could be wrong, could be wrong
To let our hearts ignite
It could be wrong, could be wrong
Are we digging a hole?
©
Следующие несколько дней Ксавье терзается неизвестностью. Тогда, на балу, он теряет Уэнсдэй из виду почти сразу, как только они выходят в общий зал — перепуганная толпа изгоев подхватывает его и уносит за собой.
На следующее утро, проснувшись с мучительным похмельем, он узнаёт, что прошлой ночью монстр едва не убил Юджина Отингера. Вроде бы они с Аддамс были дружны, если к ней вообще применимо такое понятие. Весь день Ксавье думает о том, что неплохо бы выразить сочувствие, но сомневается, что ей это нужно. На самом деле он просто боится — придавший смелости алкоголь давно выветрился, оставив во рту сухость Сахары, а в висках саднящую боль, и теперь Ксавье уже не так уверен в правильности собственных действий. Вдруг он все испортил? Вдруг она теперь презирает его за слабость? Выяснить это можно лишь одним способом — спросить напрямую, но уместно ли сейчас лезть к ней с выяснением отношений? Ксавье плохо понимает мышление Уэнсдэй, и оттого машинально проецирует ситуацию на себя… И делает вывод, что если бы в коме был его друг, ему было бы не до любовных историй.
Затем наступают родительские выходные. Отец Ксавье как обычно не удостаивает сына своим визитом, но тому в общем-то совершенно плевать. Подступиться к Аддамс тоже не представляется возможным, почти все время она проводит в окружении своей семьи. Зато становится понятно, откуда у неё любовь к черно-белой гамме.
Во вторник они наконец вновь сидят рядом на уроке у мисс Торнхилл, но сосредоточиться на рассказе той о свойствах аконита Ксавье решительно не способен. Уже по неизменной традиции он украдкой наблюдает за Аддамс — она как всегда безупречна, ни единой погрешности в идеальном образе, ни единого признака, что она испытывает какие-либо переживания касаемо судьбы Юджина. Или касаемо недавнего поцелуя.
Их руки лежат на столе совсем рядом, всего лишь каких-то сантиметров десять, стоит только немного двинуть кистью вправо, и он сможет коснуться изящного пальца. Десять сантиметров. Так мало и так много одновременно. Что же, в случае чего он может соврать, что это вышло случайно. Очень медленно, по миллиметру в минуту он пододвигает свою ладонь к ее тонкой руке. До конца урока остаётся совсем немного, есть риск не успеть. Наконец их мизинцы соприкасаются. Лёд ее кожи обжигает, Уэнсдэй впервые за несколько дней обращает взгляд в его сторону, но ее глаза остаются непроницаемо холодными. Спустя тридцать секунд она отодвигает свою руку, перелистывая тетрадь, и снова погружается в конспект. Целых тридцать секунд. Возможно, ему все-таки удалось дотронуться до каких-то струн ее души.
— Мы можем поговорить после уроков? — шёпотом спрашивает Ксавье, испытывая небольшой душевный подъем.
— Зачем? — она бросает этот вопрос небрежно, не отрываясь от аккуратных строчек.
— Думаю, нам есть что обсудить.
— Ты думаешь неправильно.
— Я не согласен. Уэнсдэй… Пожалуйста, мне это важно, — в очередной раз она всего четырьмя словами принуждает его унизиться до мольбы. — Всего один разговор и после этого, если ты не захочешь, я больше не потревожу тебя.
Разумеется, он блефует.
Вряд ли в мире существует сила, способная заставить его оторваться от Уэнсдэй. Только не теперь, когда он так отчетливо помнит вкус ее губ.
Аддамс отвечает не сразу, очевидно, раздумывая о пользе открывшейся перспективы.
— Если после этого ты перестанешь смотреть на меня с надеждой… Хорошо. В склепе Крэкстоуна в половину девятого. Не вздумай опоздать, в девять у меня писательский час.
Назначить свидание в склепе.
Он даже не удивлён.
Впрочем, для неё это точно не свидание.
Вероятнее всего, она надеется, что после разговора Ксавье и впрямь прекратит неотрывно пялиться в ее сторону.
Как бы не так.
Минутная стрелка ползёт катастрофически медленно, всего лишь без четверти восемь. Ксавье меряет шагами комнату, то
