будет особенно счастлив, если в ее одежде будут присутствовать элементы моды тех далеких столетий.
— Добрый день, моя дорогая Софи, как же рад я обнять тебя. Мамы сегодня не будет, она концертирует, ну а я, в полном твоем распоряжении. (Мама Софи была замечательной пианисткой и разъезжала с концертами по всему миру, она разделяла страсть к той древней эпохе и их дом часто наполнялся звуками не цифрового рояля Steinway.)
— Папа, ты, как всегда, в отличной форме.
Отцу Софи, его звали Антуан, было немногим больше 350 лет, по меркам 71 столетия, он был еще совсем молодым человеком в расцвете его физических и интеллектуальных способностей.
— Да что я? Моя дорогая, ты взгляни на себя, — говорил отец — Ты восхитительно выглядишь в этом превосходном наряде. Пойдем же скорее в библиотеку, там и побеседуем о том, о сем. А потом, — продолжал он уже в роскошной библиотеке, — Франсуаза приготовит нам изумительные блинчики. Рецепт я нашел у самого Анри-Мари Карэм, взгляни-ка сюда, — указывал он на печатную копию древней книги, которую он взял со стола, — «Ле Гид Гастрономик» рецепт французских блинчиков с клубничным джемом.
Франсуаза — это семейный домашний робот, специально созданный для того, чтобы великолепно готовить и заботиться о быте. И Софи с детства любила ее кухню.
— Ах эти восхитительные печатные книги, — говорил отец Софи, приближая книгу к своему носу. — Ты только вдохни их аромат, милая. Какое блаженство уютно устроиться в этом кресле и перелистывать страницы, слушая лишь треск угольков в камине и размеренное тиканье аналоговых часов.
— Однако, что с тобой, моя дорогая? Не в самом радостном настроении ты сегодня, — произнес он, глядя на нее с вниманием и заботой.
— Да, мне грустно, папа. И есть на то причины.
— Если не желаешь, раскрывать свои чувства, дорогая моя, я не настаиваю. Но, если на сердце у тебя печаль, знай, что я всегда готов выслушать и поддержать тебя в любой момент.
Софи помолчала, по какой-то причине ей не совсем хотелось рассказывать отцу о своих отношениях с Бодхи, хотя она знала, что ее папа — умнейший человек, умеющий своим особым взглядом на вещи и доброй шуткой свести на нет любую проблему.
Борясь со смущением она произнесла:
Ну, если сказать коротко, один мой друг, он…, он застрял в своей матрице, и он похоже вообще не собирается ее покидать.
— Искренне жаль, Софи, искренне. Да, какой век наступил, — воскликнул Антуан, — люди все более погружаются в мир искусственного, утрачивая способность наслаждаться истинным.
— Папа, но ведь и ты и мама, и я тоже живем немного искусственной жизнью, — заметила Софи. — Взгляни на этот дом, на эти книги, ведь они — всего лишь попытка вернуть прошлое, которого уже нет.
— Да, нет, доченька, ты к нам несправедлива. К счастью, я учитель, и моя повседневная жизнь связана с моими интересами, которые по большей мере сосредоточены в известной тебе эпохе. Именно поэтому — мой кабинет и мой обычный облик — олицетворяют то знаменательное время. Но даже несмотря на это, и я тоже могу надеть мои потрепанные джинсы и отправиться с твоим маленьким братом на велосипедную прогулку, порой.
— Но Папа, твои раритетные джинсы и велосипед — это та же глубокая древность? Разве не так?
— Ты права, права, дочь, — спохватился тот, — наш дом и образ жизни, который мы вместе с твоей мамой ведем, можно действительно назвать попыткой возродить культуру прошлого.
— "Мы все живем воображаемой реальности; но тот, кто понимает смысл в словах 'воображаемая реальность', шагнул за грани фантазии в мир настоящего волшебства." — Антуан не без удовольствия привел цитату из произведения Сэмюэля Тейлора Кольриджа, английского поэта 19 века.
— Однако, по моему мнению, — продолжал Антуан, — любая культура, в конечном счете, несет в себе элемент искусственности. И, возможно, твоему другу следует попробовать усвоить у нас некоторые уроки о том, как воплотить свою страсть в повседневную реальность. А как ты думаешь, дорогая, это было бы хорошей идеей? Приглашай его к нам в тот редкий момент, когда он выберется из виртуального мира и окажется среди нас — обычных смертных. Франсуаза с удовольствием приготовит нам великолепный ужин, а мы сможем поговорить об искусстве, почитать стихи, а потом наш дом обязательно наполнится музыкой — звуками Шопена и Дебюсси. Когда ты и мама, сядете за рояль вдвоем, и порадуете нас своей игрой в четыре руки, это будет настоящим наслаждением.
Ясно вообразив эту картину, Софи расплылась в улыбке, но потом опять помрачнела.
— Боюсь, как бы мой друг не остался там навечно. — прошептала она, как будто размышляя вслух.
— Конечно же, моя дорогая дочь влюблена, — заключил Антуан. — Понимаю, что сердце твое страдает, милая моя, но любовь всегда прекрасна. И даже самые мучительные страсти — это высшее переживание — сказал он с нежностью.
А горе мимолетной утраты часто становилось источником вдохновения для создания вечного. Только послушай:
"…Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою…"
Прочитал он строчки древнего русского поэта на языке оригинала, замечая, что Софи остается равнодушной к его попыткам обратить свое внимание на светлые стороны происходящего с ней.
— Однако, Софи ни я, ни сам великий Пушкин не можем убедить тебя. Что ж, в таком случае, доченька, предлагаю сыграть в нашу с тобой любимую игру под названием: "Сюжет какой книги схож с моей ситуацией?"
— Хм, — Софи кивком одобрила идею, и после небольших раздумий с улыбкой произнесла, — ну, может быть, "Сказка о мертвой царевне", например?
Антуан зачитал несколько строк из «Сказки о мертвой царевне и о семи богатырях» наизусть:
“Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумленными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
Софи рассмеялась. Ужасно комично рисовало ее живое воображение Бодхи в роли спящей царевны.
— Кстати, Софи, — продолжал отец, — а ведь ты, наверное, и не знаешь, что в этой сказке был использован мотив фольклорного сюжета о Белоснежке и о семи гномах, превращенных ловко в семь богатырей. И с твоим другом мне
