Ее сестрица может быть безрассудной и в известной степени распутной, но Элоди верила, что кровные узы для нее кое-что значат. Да и приглашать человека, с которым ее связывает настолько скандальный секрет было бы слишком глупо даже для Оливии.
В любом случае, кто бы его не пригласил, Джеймс не должен был приезжать. И всё же он это сделал. Это он виноват. Как жестоко с его стороны!
Он хотел извиниться? Сейчас? Он что, сумасшедший? С чего он взял, что Элоди станет его слушать?
Но он так изменился в лице, когда она сказал, что видела их с Оливией… Это выражение боли и страха чуть не разрушило весь ее фасад самообладания. Джеймс выглядел так, будто ему действительно было жаль.
Хотя тихий голос в голове Элоди шептал, что виконт не был подлецом, а скорее глупцом… Но это неважно. Он предал ее наихудшим образом. Пора избавляться от привычки видеть в людях хорошее, особенно в тех, кто этого не заслуживает.
Девушки поднялись на третий этаж, где располагались покои отца. Оставалось немного. Но туфелька Элоди зацепилась за ковер, и она оступилась, чуть не подвернув при этом ногу. К счастью, сестры ничего не заметили, иначе пришлось бы придумывать причину, почему она вот-вот свалится на пол.
Правда не годилась, а она заключалась в том, что Элоди пришла в голову глупая мысль, что Джеймс… Ох, он остался всё таким же красивым.
Она ни за что и никогда не признается сестрам, что ее сердце предательски подпрыгнуло, когда она увидела виконта. И когда их взгляды встретились. И когда он подошел к ней так близко, что она смогла почувствовать его запах… Такой терпкий, опьяняющий, уютный.
Совершенно неуместно было жалеть о том, что она не надела своё лучшее платье, но Элоди жалела. Ей хотелось, чтобы Джеймс увидел и осознал, что именно он потерял. А еще ей хотелось верить, что к ней эти три года были так же добры, как и к нему.
Джеймс был таким несправедливо красивым мужчиной! Совершенно байроновский герой. С добрым лицом, отмеченным юмором и горечью жизни, он всегда умел расположить к себе. А его глаза… И его губы. Его волосы, его руки. О, Элоди ничего не забыла.
Было бы намного легче ненавидеть его, если бы он не был так красив! Однако судьба ее не щадила. И всё же она должна найти в себе мужество начать презирать виконта с утроенной силой.
Потому что, если Элоди откажется от своей ненависти, она пропала. Какая-то часть ее уже знала, что если она даст слабину, то Джеймс снова появится в ее жизни. Снова одурачит ее. Напьется, причинит боль.
Но это не произойдет. Она не позволит этому случиться. Виконт Рочфорд покинет ее дом. Сегодня. Сейчас. И на этот раз навсегда.
С этими мыслями Элоди сделала глубокий вдох и постучала в дверь отца. Изнутри раздался слабый возглас:
— Войдите!
Элоди повернула дверную ручку без промедления.
Роберт Буршье, граф Дорсет, полулежал на кровати среди огромной горы подушек. Ему было почти семьдесят, и его волосы давно уже стали седыми. Осталась лишь пара темных прядей у висков, которая напоминала о том, каким статным и молодым мужчиной он когда-то был.
Однако в его голубых глазах по-прежнему было так много жизни, что невозможно было поверить, будто он подвержен глупостям вроде смерти.
Сердце Элоди сжалось. Отец был ей необходим. Сама мысль о том, что скоро его не станет, приводила ее в ужас.
Старый граф посмотрел на дочерей с веселым прищуром и хрипло усмехнулся.
— Боже правый, — пробормотал он. — Только одна вещь может заставить вас ворваться сюда с такими кислыми лицами. Я должен быть мертв, не меньше.
Элоди посмеялась бы над ледяным остроумием отца, если бы не всё безумие этого утра. Но она не позволила себе забыть о том, зачем сюда пришла.
— Только что прибыл гость, которому не место в нашем доме, — сообщила она ему.
— Ох, неужели? И кто же это может быть?
Ей не понравилось, как это прозвучало. В его тоне не было ни капли удивления. Отец как будто бы уже понял, о ком она говорит.
— Виконт Рочфорд, — отчеканила Элоди. — Он прямо сейчас находится в гостиной.
На несколько секунд в спальне воцарилась тишина, от которой Элоди стало дурно. Она заглянула в глаза отца и всё поняла. И ей захотелось вопить досады.
Потому что это был он, а не Оливия.
Хорошая новость в том, что и для Лив приезд Джеймса тоже станет неожиданностью. Элоди испугалась вспышке злорадства, но ничего не могла с собой поделать. Ей уже хотелось увидеть, как сестра будет выкручиваться.
Однако была и плохая новость — болезнь отца, очевидно, сказалась на его разуме. Иначе как объяснить то, что позвал Джеймса в их дом?
Элоди почти пожалела о том, что Оливия тут не при чем. На нее злиться было бы проще, чем на больного отца.
— Почему? — прошептала Элоди.
Это прозвучало так тихо, что она сомневалась, услышал ли ее отец? Но либо сделал это, либо прочитал ее вопрос по губам. И сразу понял, о чем она спрашивала.
— Отец мальчика был моим добрым другом. Нужно хранить верность таким связям до самого конца.
Какая чушь! А как насчет верности своей семье?
Граф тепло улыбнулся.
— Не волнуйся так, Эли. Всё будет хорошо…
— Я хочу, чтобы ты попросил его уйти.
Это была не просьба, а требование, но отец лишь пожал плечами.
— Я не могу.
Почему бы и нет? Случай вовсе не тот, когда стоит соблюдать приличия.
— Ты можешь, папа, — настаивала Элоди. — Если ты его пригласил, то ты же и в праве отозвать приглашение.
Это очень просто. Графу всего лишь нужно позвать Джеймса к себе и сказать что-то в духе: «Катитесь отсюда ко всем чертям, милорд Рочфорд».
— Всё не так просто, дорогая, — ответил отец, будто прочитав ее мысли. — Кроме того, я не вижу причин выставлять мальчика за порог.
Хорош же тот «мальчик», который вверг Элоди в смятение одним своим присутствием.
Сзади откашлялась Изабель.
— Отец, — начала она спокойным тоном. — Виконт и Элоди… плохо расстались в прошлый раз. Разве это не самая веская причина, чтобы не приветствовать его в нашем доме?
Элоди довольно кивнула. Она и сама не смогла бы выразиться лучше.
Но отец отклонил это заявление взмахом руки.
— Это было давно.
— Папа!
Что значит: «Это было давно»? Для нее всё это было как будто бы вчера!
Вообще-то Элоди была не из тех, кто открыто спорит с родителями. Но сейчас ей пришлось постараться, чтобы не топнуть ногой, как ребенок. Или хуже того — броситься на пол и забиться в истерике.
Проницательный взгляд отца изучал ее лицо.
— Что такое, дорогая? Ты боишься, что виконт возобновит свои ухаживания? Или того, что он не станет этого делать?
Щеки Элоди вспыхнули. Она пылала от стыда, а еще от того, что отец, кажется, слишком много про нее понимал.
— Я не боюсь ни того, ни другого, — холодно ответила она. — Папа, я просто беспокоюсь, что пагубные пристрастия виконта доставят тебе слишком много хлопот.
Он снова отмахнулся.
— Чушь. Я не слышал, чтобы Джеймс хоть раз напился после смерти своего отца, да упокой Господь его душу. Виконт явно начал новую жизнь.
— Но…
Отец ее прервал.
— Эли, разве не ты говорила мне на днях, когда я хотел гнать доктора Кэри в шею, что каждый заслуживает второй шанса?
Элоди закусила губу от неловкости.
— Д-да-а… — протянула она.
Но как она могла знать, что эти слова будут использованы против нее?
Отец разгладил простыню рядом с собой, а потом посмотрел на старшую дочь своим самым пристальным взглядом. В нем больше не было веселья — только проницательность и нежность.
— Тогда разве Джеймс не заслуживает второго шанса? — спросил он. — И, самое главное, разве его не заслуживаешь ты?
Она⁈ Элоди задохнулась от возмущения.
— Я не сделала ничего такого, что виконт давал мне шанс!
Отец покачал головой.
— Это не он должен давать тебе шанс, а ты сама себе, дорогая. Ты бегаешь от виконта уже три года. Думаешь, я ничего не вижу? Дай себе шанс разобраться с этим.
