На меня немедленно обрушился холодный пронизывающий ветер. Бросилась в глаза сизая полоска сонного рассвета на дальнем горизонте плоской равнины. Ч-что происходит?
— Питер, перенеси багаж леди в мою карету.
— Э-э-э-э… простите, Ваше сиятельство, но у леди нет никакого багажа!
Крепкие руки на моём теле сжались сильнее.
— Сумасшедшая… — пробормотал он. — Хотя и я не лучше. Отправить бы тебя обратно…
— Н-не надо! — пискнула я полузадушенной мышью, с трудом попадая зубом на зуб.
Очередной его тяжёлый вздох.
В несколько широких шагов Дорн донёс меня до стоявшего дальше по дороге чёрного экипажа, до боли знакомого. Распахнул дверцу и сгрузил меня на сиденье, которые здесь были шире и обиты мягким бордовым плюшем. Но самое главное… Самое главное, каким-то чудом здесь было невероятно тепло! Полное блаженство, от которого меня немедленно стало клонить в крепкий сон. Ещё бы, после такой-то ночки…
Муж, оставшись стоять на дороге, раздавал короткие резкие приказания. Соскальзывая в сонное оцепенение, я с трудом разобрала, что вроде Питеру велено немедленно возвращаться в особняк Морриганов и передать моей камеристке приказ собрать госпоже одежды и других необходимых вещей… на какой срок, я не уловила, к сожалению. И отправить всё это в Тедервин с первой же оказией. Я так поняла, был ещё кто-то из старших кучеров особняка, кто знал дорогу в секретное фамильное поместье. Питер в круг доверенных лиц, естественно, не входил.
Мой сиятельный супруг напоследок сказал незадачливому конюху пару ласковых, на предмет того, что с ним сделает, если он вздумает ещё когда-нибудь пособничать герцогине в сумасбродных выходках. Тот вяло мямлил оправдания. Я невольно улыбнулась, сворачиваясь в клубок поудобнее в углу и устраивая голову на стеночке. Глаза слипались сами собой.
Наконец хлопнула дверца. Тронулся экипаж. Снова тряска, и неизвестность впереди, и я по-прежнему полураздета, да к тому же ещё и обувь забыла на полу той кареты… но почему же так уютно и спокойно стало на душе?
— Здесь так тепло… — пробормотала я, не открывая глаз, просто чтобы что-то сказать и заполнить тишину.
— Походная жаровня. Для дальних путешествий — незаменимая вещь, — сухо ответил Дорн. Сердится на меня. Ещё бы! Конечно, сердится. Но не попрекнул и словом.
Как же сильно, как же невыносимо я его люблю!
Я приоткрыла один глаз. Муж сидел в самом дальнем от меня углу противоположного сиденья. Так, чтобы между нами оставалось как можно больше расстояния.
— Но всё-таки я не согрелась. Совсем-совсем замёрзла, — шепнула я. Решила, что одной сумасбродной выходкой больше, одной меньше… хуже точно уже не сделаю, ибо некуда.
И, подобрав плащ, лисой метнулась на другое сидение. Юркнула под бочок Дорну. Прежде, чем успел сказать и слово, положила голову на плечо, наслаждаясь его твёрдостью и теплом, наслаждаясь любимым запахом и силой, которую излучал мой мужчина. Обняла его руку повыше локтя, прижалась крепко-крепко. Подвернула под себя ледяные ноги. Закрыла глаза.
Хорошо… боги, как же хорошо!
Счастье есть, оказывается.
Дорн напрягся, стал каменным. Но никакая сила на свете сейчас не заставила бы меня оторваться от него. Я вмёрзла, прилипла, проросла.
И кажется, он это понял. Потому что снова промолчал. И мы какое-то время ехали так. Он не расслаблялся ни на секунду, рельефные мышцы под моими ладонями были всё таким же живым гранитом.
А потом я чуть не взвизгнула, когда моих голых замёрзших пяток коснулась горячая ладонь и крепко сжала.
— Какого… — он прокашлялся. — Элис! Как ты умудрилась уехать босиком?!
— Это ты ещё под плащ не заглядывал… — промурлыкала я, уже слабо представляя, что говорю. Хотелось только одного — спать. Желательно, все долгие десять дней предстоящего путешествия.
Зря я это сказала. Недооценила решимость супруга в его стремлении выяснить истину.
Указательным пальцем он подцепил ворот моего плаща с наскоро напутанными завязками, и оттянул его. В этот раз поток ругательств сквозь зубы сдержать ему не удалось. Я хихикнула, не открывая глаз. Нет, ну а что? Нечего было пытаться сбежать от дочки Уильяма Бульдога Шеппарда! У нас порода такая. Из-под земли достанем, на краю света найдём. А ещё лучше, вцепимся и вовсе не отпустим.
— Ты сам виноват. Надо было сразу меня с собой брать, — проворчала я. Каким-то странным, слишком счастливым тоном. Да что со мной творится-то… Коварный внутренний голос тут же подсказал, что. Именно так и положено разговаривать молодым жёнам в медовый месяц. Влюблённым по уши жёнам, если уж начистоту.
— Элис… в Тедервин тебе не место! — а вот у молодожёна голос был какой-то севший и очень-очень грустный. Как же мне хочется это изменить!
— Ты — мой муж. Моё место там, где ты, — возразила я, прижимаясь теснее.
Он вздохнул. Подоткнул плащ, укрыл им мои ноги.
— Могу разрешить побыть там со мной неделю, не больше. Потом возвращаешься обратно. И не спорь.
Я возмущённо засопела.
— Элис!
— Ну ладно, ладно… неделю, так неделю.
— И второе условие — слушаешься беспрекословно. Всё, что я говорю, исполняешь тут же, не рассуждая и без пререканий. Только так я разрешу тебе остаться в Тедервин. На эту неделю.
Я задумалась. Это что же там такое-то, в этом поместье? И… украдкой скрестила пальцы.
Только потом кивнула.
А то мало ли… может, он мне прикажет снова в одной комнате торчать и никуда не выходить. Я же была твёрдо намерена перебрать весь этот злосчастный Тедервин по камушку за отпущенную мне неделю! Единственная ниточка к пропавшему брату ведёт в поместье. Если там хоть что-то есть, я непременно отыщу. А дальше — пойду по следу, как охотничий пёс.
Нет, больше я не допускала мысли, что мой муж как-то виновен в пропаже Олава. В конце концов, будь это так — что бы помешало ему сейчас отправить меня восвояси? А он взял с собой. Всё-таки взял… Пусть и всего на одну-единственную неделю.
Что будет, когда неделя истечёт, я старалась не задумываться. Внутри всё сжималось при этой мысли. И осколок льда там, глубоко, казалось, никогда не растает. И никакие походные жаровни не помогут. Потому что это другой холод. Холод одиночества.
А тем временем напряжённая рука моего мужа, к которой я прижималась, понемногу расслабилась. Кажется, этот разговор Дорна удовлетворил. Жаль, обо мне нельзя было сказать того же.
Неужели… неужели наш брак так и останется фиктивным? И муж просто отправит меня с глаз долой, чтобы мы жили сами по себе, как и договаривались?..
Как много вопросов, которые я не вправе произносить вслух. Как мало ответов. Как страшно думать о том, что ждёт нас впереди.
Мы ехали молча, и бледное рассветное марево медленно разгоралось за окном. Глухой цокот копыт по мёрзлой дороге. Уже не осень, ещё не зима. Уже не чужие, ещё не… кто?
На мою ладонь, смирно лежащую на коленках, опустилась широкая мужская.
Дорн крепко сжал мои пальцы, переплетя их со своими. И этим простым, но удивительным жестом словно что-то сказал. Что-то, что не мог произнести словами.
Меня обожгло предчувствием.
Тедервин.
Так или иначе.
Всё решится там.
Конец первого тома дилогии.
Конец
