И лишь там, под укрытием укреплённых стен, я позволяю себе уменьшить купол обратно. Слишком много сил он тянет.
− Моя императрица, вы целы! Слава Абсолюту, — неожиданно бросается ко мне невесть откуда взявшаяся рия Иошши. — Я так испугалась за вас.
Щит для неё не преграда, поскольку я сама дала своей соратнице право находиться рядом, и ашара уже почти хватает меня за плечи. Но передо мной вдруг вырастает худощавая фигурка паренька из приютских. Закрывая собой. Даже прежде чем это успевает сделать Чотжар, мрачной тенью метнувшийся вперёд.
− У неё под ногтями сонный яд. Я чую запах, − рычит мой неожиданный юный защитник подобно зверёнышу, угрожающе смотря на испуганно шарахнувшуюся от него Иошши. Сжимает кулаки, подаваясь вперёд, будто прыгнет сейчас.
− Что? Да как ты смеешь? — бледнеет рия.
Но повинуясь злому шипению Чотжара, её уже хватают под руки мои телохранители.
− Отпустите! Вы не имеете права! − пытается она вырваться, но эти вопли тонут в шуме и грохоте перестрелки на улице.
Кажется, там идёт настоящий бой.
Но меня это сейчас мало волнует. Я медленно оседаю на пол, чувствуя, что сил сегодня потратила слишком много.
Глава 38
В какой-то миг я, кажется, даже теряю сознание ненадолго. Потому что совершенно не могу вспомнить, откуда рядом со мной взялся Сэтору, разъярённо распекающий мою охрану и всех вокруг. Когда он успел сгрести меня в свои объятия и почему сейчас держит на руках, так крепко прижимая к своей груди, что рёбра трещат?
− Ты должен был её отговорить. И проследить, чтобы она не тратила свой резерв ни на чьё спасение, − буквально рычит жрец кому-то, куда-то поспешно шагая вместе со мной.
− А вам с-с-следовало задержать Норихнара раньш-ш-ше, а не ждать, что он выкинет в этот раз, − не менее зло шипит Чотжар. — Она не спраш-ш-шивала меня, когда тратила с-с-свой резерв. Инстинкты у неё материнские, это бес-с-сполезно контролировать.
− Очень удобное оправдание, − ядовито роняет удерживающий меня мужчина.
− Сэтору, − зову я сипло. Пальцы судорожно сжимаются, комкая ткань его одежды. — Что происходит?
Кое-как разлепив пудовые веки, обвожу мутным взглядом окружающих меня хмурых мужчин. Даже успеваю понять, что мы по-прежнему находимся в здании приюта. И идём, кажется, на выход.
− Как ты? — тут же переключает жрец всё своё внимание на меня. Заглядывает обеспокоенно в глаза.
− Всё нормально, кажется, − шепчу, облизнув пересохшие губы. − Только… устала немного. Отпусти… те меня, пожалуйста. Поставьте на ноги. Я смогу и сама идти.
− Не вижу ни одной причины, чтобы это делать, − упрямо сжимает губы мой советник.
− А я вижу, − нахожу в себе силы возразить. − Во-первых, это не прилично. То, что вы держите меня вот так, будто имеете на это право. При всех. А во-вторых, никому не надо видеть мою слабость.
Теперь я отчётливо слышу, как жрец скрипит зубами.
− Ты самое упрямое создание, которое я когда-либо встречал в своей жизни, − рычит он, склонившись к моему лицу.
− Сочту это за комплимент, − улыбаюсь, стараясь продемонстрировать ту уверенность в себе, которую совсем не чувствую.
И не выдать, как сильно рада, что он сейчас снова рядом. Что я могу на него опереться.
Наверное, на минуту мы так и застываем, меряясь взглядами. Но, как ни странно, в этом поединке всё-таки побеждаю я. Точнее, мне разрешают победить. Шумно выдохнув, Сэтору с демонстративной учтивостью ставит меня на усыпанный мусором и мелкой крошкой пол. Ухватив за талию, помогает устоять на подкосившихся ногах, но вместо того, чтобы отпустить, неожиданно притягивает к себе и целует, не обращая ни малейшего внимания на то, что вокруг нас полно народу.
Краем сознания я ещё слышу чьи-то удивлённые возгласы, во мне вскипает злость и досада на такую беспардонную наглость, я упираюсь в каменные плечи, буквально царапая их, пытаясь отбиться… Но вскоре всё теряет значение, кроме жёстких мужских губ на моих губах и живительной силы, огненным потоком наполняющей мои лёгкие, мою кровь. Кажется, будто жрец насильно вдыхает в меня жидкое пламя, наполняя чуждой мне, но энергией. Это больно, почти невыносимо, но так необходимо. Я словно заново возрождаюсь. По крайней мере, меня перестаёт шатать, как лист на ветру.
− Отпустите, − всё же вырываюсь из его рук. — Не смейте так делать.
− Как ты себя сейчас чувствуешь? — игнорирует он моё возмущение.
− Что? — теряюсь я невольно.
− Я спросил, как ты себя чувствуешь. Легче?
− Да, − признаюсь неохотно, прислушавшись к себе.
В багряной тьме мужских глаз вспыхивает что-то очень похожее на торжество. Будто он нашёл то, что долго и настойчиво искал.
− Тогда пошли. Преступники, совершившие это нападение, ждут твоего приговора, − подхватив меня под локоть, Сэтору красноречиво тянет меня на выход.
− Что? Моего приговора? — теперь я по-настоящему теряюсь. Оглядываюсь на не менее мрачного и решительного Чотжара, что скользит теперь по другую руку от меня, Тэ-атсура и его подчинённых, следующих позади.
Даже успеваю взглядом выхватить детишек, что провожают меня встревоженными, но благоговейными взглядами, так отличающимися от тех, что я видела в начале дня. Самые старшие явно собираются последовать за нами, когда мы выйдем.
− Именно. Приговора, − кивает Сэтору. − Раз ты не желаешь изобразить потерявшую сознание императрицу, придётся изображать императрицу строгую, суровую и справедливую. Которой не свойственна слабость. Твои и мои джа-аны отбили нападение и задержали его зачинщиков. Тех, кто повинен в смертях простых горожан, чуть не угробил столь важных для тебя отказников и едва не разрушил их новенький приют. Вина этих ашаров неоспорима. Твои подданные желают справедливости.
− А-а-а Иошши? У неё действительно был яд под ногтями? — вспоминаю я задержание моей соратницы.
− Да.
− Она хотела меня убить?
− Я с-с-склоняюсь к мыс-с-сли, что в её планы, с-с-скорее всего, входило взять тебя в заложницы и вывес-с-сти к своим соучас-с-стникам, − встревает в наш разговор Чотжар.
− Тогда, может, стоит допросить задержанных, прежде чем казнить? Я не хочу выносить смертный приговор на ступеньках приюта, который открыла для детей.
А в том, что от меня ждут приговора именно смертного, я даже не сомневаюсь. Покушение на жизнь и безопасность кого-либо из императорской семьи карается только так. Если вина действительно неоспорима и не требуется суд, чтобы её доказать, как было с Менетнашем.
Остановившись перед дверями, я заглядываю в лицо Сэтору, смотрю вопросительно на Чотжара. Но мужчины лишь ещё больше мрачнеют.
− Они сознались, Лина, − хмуро произносит Сэтору. − Мой дядя пытался тебя выкрасть, чтобы помешать тебе вернуть императоров и чтобы заполучить в свои руки наследников, как только они родятся. Это слышало множество свидетелей. Твой народ ждёт справедливого приговора. Если преступникам дать сейчас поблажку, все воспримут это как слабость не только твою, но и Правящего Дома, даже как мою, поскольку я твой приближённый советник, а преступники принадлежат к моему Дому. Но ты можешь сейчас позволить мне вынести тебя якобы бесчувственную на руках и принять это решение вместо тебя. Никто не осудит в такой ситуации. Если желаешь выйти сама, решение тоже придётся принимать самой.
О небо, как же мне хочется согласиться, позволить ему действовать сейчас от моего имени, спрятаться на могучей груди от ужасающей реальности. Но я императрица, и мне не годится перекладывать ответственность за такие решения на мужские плечи только потому, что я ещё ни разу не судила преступников и никого не приговаривала к смерти.
− Нет, я… я сама должна справиться с этим, − произношу со вздохом. И шагаю к массивной двери, собирая все внутренние силы, чтобы подготовиться к тому, что увижу.
Городская площадь теперь очень отличается от той, на которую я прибыла всего час, или пару часов назад. Одно из воздушных белоснежных зданий разрушено, стены из белого композита оплавлены, везде валяются обломки. Видны горящие шаттлы. В воздухе ощущается запах гари и крови. А толпа горожан, которая ранее приветствовала меня с радостными лицами, теперь напирает на цепь из вооружённых джа-анов с яростными криками и требованиями расправы.
