– А то я сам не понял… Фогарта? Хм? Эх, ты…
Всё следующее утро Иаллам провёл с ней. Во время завтрака он испросил позволения «вести речи от имени ясноокой госпожи» и долго что-то внушал Абир-Шалиму. Старик тряс татуированной головой и с сожалением причмокивал губами. Фог улыбалась, точно идол, и наслаждалась горячим травяным чаем со специями, остро сожалея, что нельзя прихватить сосуд с напитком в зал для приёмов.
В конце концов Абир-Шалим сдался. Иаллам довольно ухмыльнулся и тут же исчез, точно призрак, так и не рассказав, о чём, собственно, был спор.
Больных в этот день пришло даже больше, чем накануне – по городу разнеслись благие вести о чудесной целительнице-киморте. Но и умирающих среди них оказалось куда меньше. На сей раз Фогарта не стала себя загонять. Она работала неторопливо и тщательно, за день приняла едва сотню, однако сумела вернуть некоторым из пострадавших зрение. Радости исцелённых не было предела; многие возвращались к ней с богатыми дарами, а кое-кто даже начинал распевать хвалебные песни. Когда она впервые услышала пение, то немного растерялась – благо поблизости оказался тот самый лекарь, осуждённый за долги. Кое-как, на ломанном торговом наречии он объяснил Фогарте значение песен и дальше уже до самого заката сидел у её ног и помогал управляться с посетителями, вежливо отваживая самых настойчивых почитателей.
К вечеру она чувствовала к нему уже самую искреннюю благодарность. И даже кривой его нос перестал казаться ей зловещим.
Когда наступила ночь, вернулся Иаллам, с хищной улыбкой приказал всех выгнать и утащил «беспримерно уставшую ясноокую госпожу вкушать ночной отдых». Фог даже не сопротивлялась – поняла сразу, что это бесполезно.
– Дай-ка угадаю – хорошие новости? – поинтересовалась она, когда полог морт над покоями сомкнулся.
– Как посмотреть, – хищно оскалился рыжий, перекидывая из руки в руку спелую ригму. – Для Абир-Шалима – плохие. Да и тебя они, наверное, не обрадуют… Габри-Алир арх Салам казнён, вместе со всей семьёй.
Фог не сразу поняла, о ком речь, а когда осознала – горло у неё точно железная рука стиснула.
– Казнён?
– За измену. Якобы, – уточнил Иаллам. – Понятно, что не в измене дело. Почтенный арх Салам, оказывается, скрывал кое-что очень важное. Надёжные люди мне поведали, что в Шуду некий контрабандист передал ему груз для доставки в Дабур. Большую шкатулку. И эту шкатулку наш купец-хитрец вручил Абир-Шалиму в первый же день, после чего оказался в темнице, а затем и на плахе. И семью за собой утянул, к сожалению. Но я записал свидетельства весьма почтенных людей, и если эти бумаги попадут в конклав, то Абир-Шалима ждут весёлые времена.
– Но жён и детей Габри-Алира это не воскресит.
– Зато новых жертв не будет. Ты себя винишь, что ли, киморт? – подозрительно сощурился Иаллам. – Брось. Вот тут уж точно твоей вины нет. Никто не знал, что за посылку везёт этот хитрец. Если бы я знал, то заглянул бы внутрь, и сейчас бы мы с тобой не гадали, что может стоить шести человеческих жизней.
– Это все новости? – холодно поинтересовалась Фогарта, заставляя себя дышать размеренно. Терять лицо перед Иалламом не хотелось. – Если да, то я лучше отправлюсь спать.
– Почти, – уже совсем другим тоном ответил рыжий, уловив перемену в настроении. – Я узнал ещё кое-что… Два года назад в город вошли два северянина, юноша и девушка. С ними был переводчик и проводник. Говорят, что эти северяне были странными, могли творить чудеса, но вскоре они исчезли. А проводник оказался – вот совпадение, да? – братом Хелмар-Левина арх Тонто.
– Торгового советника, чей дом потом спалил киморт? – мгновенно вспомнила Фогарта. Душевные терзания у неё как рукой сняло.
– Хорошая у тебя память, – хмыкнул Иаллам. – Да, именно. И я, кажется, нащупал ниточку, которая приведёт нас к разгадке. В храме Пяти Ветров есть жрица, которая встречалась и с северянами, и с кимортом. Она живёт в затворничестве. Однако ради тебя может прервать своё уединение, потому что кимортов считает посланцами богов. Сегодня утром я уговорил почтенного Абир-Шалима уступить чаяниям горожан и воздвигнуть в храме особую чашу для омовения – якобы твой дар Благодатному Ветру Дождей, которому поклоняются здесь врачеватели и аптекари. Чашу сделают из золота, и оно пойдёт в часть твоей оплаты за исцеление горожан, – совершенно серьёзно добавил Иаллам.
Взгляд у него при этом был такой плутовской, что Фог даже рассердиться не смогла. Только улыбнулась:
– Горазд ты распоряжаться чужими деньгами, я смотрю.
– Так своих нет, – развёл руками Иаллам и засмеялся. – Чашу установят через дюжину дней. Тогда мы и поговорим со жрицей. Раньше нельзя, Абир-Шалим может заподозрить неладное. И если он отважится убить жрицу, то оборвётся последняя наша ниточка.
– Понимаю, – кивнула Фог. – Я буду осторожна.
Иаллам сказал, что пройдёт дюжина дней, но их миновало тринадцать, прежде чем поток страждущих превратился сначала в жидкий ручеёк, а затем иссяк. К концу десятидневья Фогарта могла не глядя уничтожать «зёрна» и почти не уставала к вечеру. С обезвоживанием она теперь справлялась так же легко, как с мелкими царапинами. С лечением глаз дело обстояло хуже, но ослепление наступало только на самых поздних стадиях, а таких больных, к счастью, в последние дни почти не бывало. Один день она целиком посвятила проверке своей теории о «целительном источнике» – встроила мирцитовую капсулу и крупный аметист-фокус в глиняный сосуд с водой и заключила в камне морт с нужным стремлением. Должнику-аптекарю Фог сказала, что это новый способ лечения, а в кувшине – «чудесный эликсир». Лекарь
