а то там Лорана плачет и никак успокоится не может.
— Чего это она? — всплеснула руками Мита, но подошла к кувшину и стала делать отвар.
— Из-за девочек, из-за чего же ещё? — отозвалась из-за спины Милены Эка.
Милена обернулась и встретилась с грустью экономки Зарны.
— Ну-да, ну-да, — всхлипнула кухарка.
Но Эка покачала головой и, полным печали взглядом, дала понять, что большего Мите знать ничего не надо.
— Я сама отнесу отвар, детка, — отозвалась экономка. — Иди, попробуй отдохнуть. И завтра из дома не выходи.
Милена кивнула и пошла обратно. В главной зале, на лестнице, она нашла Элгора. Он поднимался наверх и когда увидел девушку замер:
— Ты чего бродишь в ночи? — спросил он раздражённо. — То, спасите её среди бела дня, то, вот тебе — ничего она уже не боится, по темени ходит, где хочется.
— Я у Миты была, просила отвар, — прошептала ведьма.
Она постояла неуверенно в проходе. Бронар глянул куда-то за её спину и зло рыкнул:
— Спать иди, отвары она просит. И завтра из дома не выходить. Увижу — прибью тебя.
С этими словами он стал подниматься по лестнице, а Милена хотела побежать скорее обратно к себе. Но потом куча вопросов, которые её раздирали, победили, и она рванула к лестнице:
— Почему ты против казни? — выпалила девушка ему в спину.
— Что? — бронар повернулся и взгляд его не сулил ей ничего хорошего. Он посмотрел на Милену, как на ничтожество, которое посмело посчитать, что имеет право голоса.
— Почему… ты против казни, — повторила она уже совсем неуверенно.
— Какое тебе дело, а, девочка? — спросил он зло.
— Не называй меня так, — отозвалась ведьма.
“И что ты вообще творишь, Милена, а?” — сама не поверила, что так осмелела, в панике захотелось сбежать подальше.
— Чего? — рыкнул парень и в одно мгновение оказался к ней нос к носу.
Он слетел с лестницы? Спрыгнул?
— Ты не многим старше меня, — совершенно потеряв чувство самосохранения, прошептала она едва слышно.
Голос пропал, потому что она впитала его эмоции. И это было очень плохим решением — внутри Элгора был такой клубок всего, что невозможно было определиться, что к чему.
Ведьма задрожала. Бешенство — необузданное, зубастое… тревога — пугающая, обречённая… печаль — необъятная, тягучая… а ещё отчаяние, страх, страсть, вина… и любовь…
Милена сама не поняла, как протянула руку и положила ладонь на грудь Элгора. Ей так безумно сильно, непреодолимо хотелось прикоснуться к этой любви, запутанной, завёрнутой, закиданной всеми вот этими остальными чувствами. Она была там такая одинокая, такая несчастная, что стало не по себе, но бронар терпеть жест Милены не стал. Он схватил её руку и с силой рванул от себя.
В следующий момент ведьма была впечатана в стену и спастись кажется уже не было возможности, потому что бешенства, отчаяния, страха, жгучей страсти было больше, чем этой самой несчастной горемычной любви.
— Ты что творишь вообще? — прохрипел он ей в лицо. — Чего ты добиваешься?
— Просто тебе плохо… и я спросила… — захлебнулась ведьма.
“Господи, Милена, остановись, что ты несёшь, совсем с ума сошла?” — взмолилась она, обращаясь к себе.
— Я по-вашему такая же тварь, как он? — прорычал Элгор. — Я может в восторге от того, что он натворил? Во мне же ничего человеческого нет, да?
— Элгор, — и тут она… чтоб тебе, Милена, идиотка… заплакала. — Я так не…
— Я бы его голыми руками разорвал, понимаешь? — и она почувствовала эту жажду крови, от которой ей стало физически плохо. — Разорвал и даже глазом не повёл. Но есть закон. Закон. Простой, понятный. Закон, который работает сейчас не в нашу пользу и мне тошно от этого, но я не могу ничего с этим поделать. Ни-че-го! И ты… ты…
Она не могла оторвать взгляд от его полного ярости лица.
— Ты… — Элгор рыкнул, прижал её к себе второй рукой, вдохнул её запах.
Милена задрожала, предательски, воспоминания о его тоскливом взгляде в Трите, потому что… что? Правда не успел к ней? Он действительно шёл за ней, но Роар его опередил.
“Вылези из его головы!” — приказало нутро белой ведьмы, в который раз голосом Хэлы, на этот раз злым, жёстким и отрезвляющим.
Элгор выдохнул. Наверху послышались чьи-то шаги и бронар отпустил её, отскочив на добрых пару метров. Она с трудом подняла взгляд на лестницу. Там стоял Брок, нахмуренный, такой же уставший, каким она его видела, когда шла на кухню.
Элгор ничего не сказал, лишь глянул на неё так, что рвануло с силой и захотелось умереть, потом он вернулся к себе прежнему и понятному ей, просто фыркнул и отправился наверх. Разминулся на лестнице с Броком.
И как только бронар скрылся комната ожила. Появилась Эка с отваром, она столкнулась в дверях с Мирганом, чуть не уронила кувшин, а командир придержал её и не дал упасть кувшину. Милена почувствовала в Эке и Миргана тягу друг к другу, но она была такой невообразимо запрещённой ими обоими, тоскливой, грустной.
Брат ферана глянул на его сына, они кивнули друг другу. Мирган поднялся наверх, там же исчез Брок.
Милена осталась одна.
И снова её скрутило стыдом. Что видел Брок? Заметил ли её Мирган? И если да… Почему-то показалось, что он точно знает, почему белая ведьма стоит прижимаясь к стене в углу.
Что она, дура, вообще творит? Почему, боже, почему так беспощадно тянет к Элгору? Ну, зачем было спрашивать у него про казнь, зачем вообще было в это всё лезть? Что за мазохизм такой?
Милена сжалась от осознания своей слабости, своей пустоголовости, потом с трудом заставила себя дышать спокойно и поплелась за Экой. Хотя хотелось куда-то забиться в уголок и побыть одной, но куда? Вот бы быть смелой, как Хэла…
— Ну-ну, вот выпей, станет легче, — Эка сидела на кровати возле Лораны и поила её отваром.
Мила зашла в комнату и прижалась к стене.
— Не переживай так, девочка, не надо, — говорила экономка, — Гент мальчик взрослый, он сам может решить свою судьбу и сделает правильный выбор, а достопочтенный феран не хочет его казнить, уж поверь мне. Он человек справедливый. Не отпустит он эту тварь, не сомневайся, тем более взамен на жизнь Гента.
— А что такое вообще “суд Хэнгу”? — тихо спросила Карлина.
— Это в древние времена так было, — вздохнула Эка и снова налила Лоране отвара. — Суд был божий. Когда судили и приговаривали кого, то палач богов был слепой Эйнотар и конечно люди приметили, что ему всё равно какую душу отдавать Хэнгу. И
