— Я соскучился, — признаваться в этом легко.
— Когда успел?
— Вот только что.
Она смеется, тихо и от этого смеха кровь закипает, а глаза становятся еще более желтыми.
Золото.
У него сокровище, такое, которое Чарльз никому не отдаст.
— Идем, — его тянут за руку.
— Куда?
— Куда-нибудь. Отсюда.
Да.
Отсюда.
Прочь от двери, только запереть на ключ. Совесть? Молчит, проклятая. Или нашептывает, что Чарльз имеет право отдохнуть, что за Августой присмотрят. Что с сиделкой ей даже лучше…
— Идем.
Эхо собственного голоса тонет в коридоре. Шаг переходит на бег. Главное, руки не выпустить. И пусть сердце обрывается, а в висках стучит кровь, но главное — не выпустить её руки. И Чарльз справляется.
Перед дверью он задерживается.
— Ты… — в золотых глазах переливается пламя. — Будешь моей женой? По-настоящему?
— Ох ты и бестолочь…
Пламя того и гляди выплеснется, и тогда Чарльз сгорит. От любви и страсти, и может, еще от чего-нибудь. Он не слишком-то разбирался в переполнявших его чувствах. Главное, что сгорит.
— Будешь?
— Буду. Куда я денусь. И… кажется, я тебя люблю.
Она произносит это так тихо.
И Чарльз повторяет эхом:
— Люблю.
И снова смеется. Точно, бестолочь. Разве так себя ведут? Не так. Главное… главное, что огня становится вдруг так много, что Чарльз понимает: он не справится с ним один.
Но оказывается, огонь прекрасно можно разделить на двоих.
* * *
Что сказать?
В книгах, оно как-то иначе все было. Даже не могу сказать, в чем иначе, но точно не так. И это вот странное чувство, когда вроде и все хорошо, но страсть до чего стыдно, как от него избавиться?
И вообще… что надо делать?
Ну, дальше?
Лежать? Вставать? Говорить чего? А чего? Поэтому и лежу тихо-тихо. И он лежит. Муж, стало быть. Теперь-то нас ни один суд не разведет, а я не могу понять, хорошо это или нет. И потому гляжу.
Разглядываю.
Пятна поблекли чутка и вообще уже не выглядит он таким потрепанным, как прежде. Волосы вот отросли и торчат иголочками. Я не удержалась и потрогала.
— Ты как? — тихий такой вопрос.
Пожимаю плечами.
Обыкновенно.
Или нет?
— Не поняла еще, — подумав, добавила. — Повторить надо. Ну… потом.
— Потом повторим.
Серьезный опять.
…сиу дала мне шкатулку. Длинненькую, вроде той, которую я храню, но еще не нашла, как открыть. Теперь вот буду две хранить. Только та, что от сиу, легко открывается. Внутри — крохотные склянки числом дюжина.
На всякий случай.
— Я не знаю, дозволено ли мне будет вернуться, — сказала она.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты умерла.
Я ответила совершенно искренне, а сиу склонила голову.
…Дэн обещал поднять документы, те, что сохранились, потому как и вправду с работорговлей в городе все строго было. И стало быть, записи должны остаться.
А по записям и человека найти можно.
…если будет кому искать.
— Если ты не вернешься, — я коснулась её руки. — Пусть вернется твоя сестра. Если захочет. Пусть найдет меня. И я помогу. Чем смогу.
…Дэн сказал, что местные не стали бы рисковать, покупая сиу. И скорее всего, искать мальчишку нужно там, на Востоке.
Вот и поищу.
Или попрошу Чарльза.
— А если нет, то… я постараюсь перевезти твоего сына сюда. Если он захочет.
Сиу умели улыбаться так, что не создавалось ощущение, будто тебе вот-вот горло перережут.
— Спасибо.
— Не за что.
— Это сок темной травы, — она коснулась первого флакона. — Она растет в Мертвом городе, и брать её можно лишь при свете луны. Тогда она сохранит силу. Капли будет довольно, чтобы подарить безумие. А две дадут покой.
— Вечный?
Она слегка кивнула. И коснулась второго флакона.
— Вытяжка из костей мертвеца…
…двенадцать флаконов. Две дюжины ядов. И надо бы сказать о таком подарке Чарльзу, а я вот молчу. Лежу, разглядываю его.
И думаю.
Что могу убить человека двенадцатью способами. И никто ничего не поймет. Скорее всего. Пара капель… и самой становится жутко.
Я же не всерьез?
Или…
— Сиу кое-что дала мне, — я давлю в себе саму эту мысль, до того пугающую, что пальцы холодеют.
…семейная жизнь может быть слишком сложной.
Так она сказала.
И еще, что мне нужно будет что-то, чтобы защитить себя.
И…
— Не хочу говорить о сиу, — Чарльз протягивает руку и наматывает на палец тонкую прядь. — И думать тоже. Ни о сиу. Ни об орках. Ни о некромантах… ни о ком. Только ты и я, ладно?
— Ладно.
Я потом скажу.
Обязательно.
И… и не собираюсь я никого убивать! Ядом так точно. Понадобится, просто пристрелю. Так оно как-то честнее, что ли.
— Расскажи… — просит Чарльз.
— О чем?
— Какой бы ты дом хотела?
Я? Не знаю. Наверное… наверное, все равно. Или…
— Счастливый?
Почти эпилог
Причальные мачты поднимались над округлым, похожим на огромную раковину, зданием вокзала. На поле за ним медленно виднелись огромные туши дирижаблей, уже опустившихся или готовых подняться. Чем-то они китов напоминали, тех, с картинок.
Я смотрела.
На дирижабли. На суету внизу. Люди крохотные, что муравьи. Смешные. Только не до смеха. Во рту пересохла, сердце колотится.
И…
И позади осталась мертвая пустыня, как и городок, в котором нам не слишком обрадовались. Но, главное, с матушкой все в порядке было.
Доусон только женился.
На вдовушке, которая с Востока приехала. За вдовушкой приехали сундуки и стадо тонкорунных овец. Он честно и признался, что давно уж с ней в переписке состоял, а матушку обхаживал, стало быть, чтобы землю она продала. Земли-то у нас еще осталось, а не пользуемся. Эдди, тот, конечно, обиделся и морду ему набил. За матушкины порушенные надежды. Но потом договорились, не без Чарли, сказавшего, что вот так землю продавать не стоит, как знать, чем оно обернется, а вот аренда — дело другое.
Ну и заключили договор.
Матушка же вещи собрала. Правда, собирать было немного и… не обрадовалась она возвращению. А от Эдди отмахнулась, мол, еще не время рассказывать.
Что?
Понятия не имею.
Эдди настаивать не настаивал, матушку он всегда уважал безмерно. Вот мы и погрузились на дирижабль опять. И полетели… и летели, летели… тоска смертная, если честно. Мамаша Мо и та со мною согласилась, что тоска и есть.
Так вот, летели и прилетели, стало быть.
— Волнуешься? — Чарльз подал руку.
— Волнуюсь.
Узкая лесенка протянулась к башне. Я ступила и замерла, оглядываясь. Все то же поле. Туши дирижаблей вверху, и там, ниже, тоже. Узкая полоска залива. Вода издали кажется серой и злой, не таким я представляла море.
А город?
Город где?
— Дальше, — Чарльз указал куда-то в сторону, где небо сливалось с землей, растворяясь сизым туманом. — Пристань сделали в стороне. На всякий случай. Ничего, скоро прибудем. Тут своя железная дорога.
И зачем-то добавил:
— Нормальная.
Наверное, это хорошо. Но… я все равно волнуюсь!
Порыв ветра сорвал мою шляпу, потянул, закрутил и выкинул куда-то в зеленые гривы кустов. Почему-то в этом увиделся дурной знак.
Хотя…
Я же дракон.
Справлюсь. И с ветром. И с городом. И с остальным тоже.
А внизу нас ждали.
— Чарли! — женщина в изысканном черном платье протянула руки. — Господи, Чарли! Ты вернулся!
Чарльз же вдруг споткнулся и… смутился?
— Мама? — он потянул меня, пряча за спину. — Что ты здесь делаешь?!
А я подумала, что, если разобраться, то потерянная шляпа — это так, мелочи. Из всех примет наихудшая — мама твоего мужа, готовая удушить тебя в крепких любящих объятьях.
Конец второй части
