class="p1">— Проводите достопочтенного Рэтара Горана под Ирнэ-Халаяс.
Феран склонил голову в поклоне, стража не решилась прикоснуться к нему. Он снял с пояса кинжал и передал его великому, так же как и принадлежащий ему триф с грактом дома на нём. Печать ферана эла забирать не стал.
— У тебя есть время подумать, друг мой, — сказал ему великий, когда Рэтар пошёл к двери. — Я всё-таки справедлив…
На слова правителя глава Горанов только ухмыльнулся, молча вышел в холодный коридор дворца. Молча прошёл в окружении трёх стражников, которые были напряжены и напуганы. И он знал, что их пугало. Они молились, чтобы феран Изарии не стал сопротивляться, а ему безумно этого хотелось.
Рэтар точно знал, что может уйти. Он знал обстановку внутри Тасцэлии очень хорошо, знал, где стоит стража, где есть порталы и он отправился бы домой. Но позволить себе уйти он не мог — за ним было слишком много дорогих людей. Роар и Элгор, его братья, верные ему люди, и Хэла… он не мог позволить себе отступить. Поэтому он смиренно примет свою участь, надеясь на то, что Роар справится, надеясь…
Они зашли за угол и Рэтар увидел, как с другой стороны коридора, оттуда, где сейчас гудело и шумело веселье разгула праздника цветения, к великому в сопровождении двух стражников шёл Роар.
Они встретились с таном взглядами, всего на мгновение и осталось только надеяться, чтобы митар не натворил ничего безрассудного сгоряча и хотя бы изобразил покорность, чтобы иметь возможность спастись.
В коридорах под Ирнэ-Халаяс было холодно и тихо. Зловещая тишина, которая резала слух.
Рэтара поместили в одну из камер, стража выдохнула только когда смогла закрыть за ним решётки. Он повел плечами и пройдя к стене сел на пол, туда, где была накидана сухая трава. Прислонился к стене и закрыл глаза.
Время потянулось медленно, стало липким. Сам того не заметил, как его утянул сон.
Рэтар видел Хэлу. Такую нервную, напряжённую, взвинченную и безумно красивую. Сон был таким отчётливым, что стало не по себе. Болезненно горящие глаза ведьмы утягивали в омут безумного желания.
Ощущения были такими яркими, что внутри выла боль от потери, он не проститься с ней, не увидит больше. Только вот это наваждение, которое может растаять в любой момент. Пальцы его впились в её тело, боясь потерять мягкость и тепло, она всхлипнула, захрипела, сжала кулаки. Рэтара стиснуло горем, он сильнее прижал к себе ведьму, ускорился, стискивая до боли и…
Это был не он, не Рэтар. Он видел свои руки, но на них не было нити, что Хэла завязала на его запястье. Сейчас нить была под всегда надеваемой им лёгкой части защиты рук, он чувствовал её натяжение под кожей. Во сне он глянул на себя, отчаянно пытаясь понять, что происходит.
— Хэла, — позвал он… позвал голосом Тёрка.
Ведьма открыла глаза и Рэтара выдернуло из сна.
Он с болью втянул воздух, очнувшись в неизмеримом отчаянии. А в камере напротив избитый, весь в крови на полу лежал его тан.
— Роар, — прошептал Рэтар с надломом, — что же ты натворил, парень?
Роар с трудом открыл глаза. Попытался пошевелиться. По ощущениям было понятно, что ребро, если не сломано, но основательно треснуло. Били его очень добротно, со знанием дела и от души. Потому что боялись, несмотря на то, что не было у него возможности сопротивляться.
Сколько стражников было? Восемь, может десять… когда зарычал на великого его сразу ударили сзади по голове, ударили со всей силы, которая свалила бы кого угодно, но не его.
Рука потянулась к ране на затылке.
— Очнулся? — хриплый голос Рэтара прогромыхал по голове с силой, потому что отразился от пустых коридоров судебного двора.
Неужели тан тоже тут?
Ещё когда Роара вели к великому, он видел своего ферана, идущего в сопровождении трёх стражников, но почуяв неладное, а потом, услышав от правителя, что феран Изарии теперь он, Роар, подумал, что такого как Рэтар запрут не в камеры под домом суда Ирнэ-Халаяс, а закроют в покоях, оставят под стражей.
Хотя, дурак, конечно — феран Изарии был слишком опасен, такого как он необходимо было запереть под замок, и камера с решёткой самое то. Как и для самого Роара.
— Сколько я тут? — как только понимание произошедшего снова его заполнило, скрутило животным страхом, ужас проник в кровь причиняя боль.
— Праздник был вчера, точнее сейчас темень, — отозвался Рэтар с сожалением. — Как тебя… боги… Роар! Я же попросил быть благоразумным, парень!
Благоразумие… чтоб им всем провалиться со всеми этими поучениями, со всеми этими — держи себя в руках, Роар!
Он был зол. Он был в отчаянии. Ему хотелось выть, хотелось ковырять камни, разбирая стены или пол камеры. Он был готов рвать и метать, неистово и беспощадно, несмотря на боль. Но он заперт и его ждёт смерть. Теперь уже точно. Смерть, как успокоение. Но покоя не будет, потому что там была его Милена, его маленькая, светлая девочка и его выворачивало наизнанку от понимания, что прийти на помощь ей он не может.
Когда пришло это проклятое приглашение, которое было как приказ, Роара почти вывернуло.
Накануне он взвился, потому что Милена попала во двор, где был мёртвый Шерга, была эта отвратительная баба, его мать. Она стенала и выла, надев не положенный ей траур, даже ятсай сплела, и все они ждали от неё чего-то подобного, но вот яд, да ещё такой сильный!
Эта тварь чуть не погубила дом вместе с собой.
Когда митар увидел смерть Дэшаи и услышал в подтверждении догадки название яда, внутри всё заледенело. Взгляд метнулся к Милене и стало совсем плохо. Она могла погибнуть, в отличии от него, которого скорее всего спасли бы.
Очередное осознание возможной потери взвило его до безумия. Он налетел на неё, налетел на Брока, рядом с которым она стояла, и который должен был её увести, который обязан был не допустить её присутствия при этой скверной сцене, не только выступления матери Шерга, но и её последующей смерти.
И Милена разозлилась на Роара, попыталась накричать, хотя у бедняжки всё ещё не было голоса. И понятно, что он был не прав, но как обычно осознание приходит уже после того, как натворил дел. И тогда она ушла, а Роар выпустил гнев на Брока, но сына Рэтара не так просто было прижать.
Из всех равных, кто был в ближайшем окружении Горанов, Брока митар
